***
Грегори с нетерпением ждал Рождество, и не только потому, что это будет первый праздник, который они проведут вдвоем с Майкрофтом. Просто Холмс обещал подарить ему не абы что, а самый настоящий портрет самого инспектора! Для Грега не было секретом, что Майкрофт любит искусство и сам частенько берет в руки кисти. Вот только показывал он свои работы не всем, и Лестрейд очень гордился, что попал в группу людей, которым Майк доверяет. Впрочем, это и группой то назвать нельзя – по пальцам можно пересчитать тех, кто пользуется доверием Холмса, но и это не гарантирует, что он рассказывает им о личном. Но, несмотря на это, политик упрямо не желал представлять «несерьезные» работы даже своему любовнику. Неизменно из мастерской он выносил огромные полотнища, на которых маслом были написаны пейзажи. Безусловно, красивые, словно живые, но настолько идеальные, что становилось ясно – Майкрофт работал над ними не одну неделю а, возможно, и не один месяц. Иногда Холмс брался за противоположный, по сути, материал – акварель. Ей политик писал менее сложные работы – этюды, изображая исключительно архитектуру. Готические соборы получались очень красивыми, детально прописанными, но интересными только поначалу. Когда Майкрофт демонстрировал Лестрейду свои работы, тот неизменно спрашивал: а людей ты рисовал? И всегда в ответ получал незаинтересованный взмах рукой, мол: «Мне и в жизни этих золотых рыбок достаточно…». И вот однажды в поисках места, куда запрятать подарок Майкрофту, Грег наткнулся на стопку папок и блокнотов. Открывая, как он понял позже, книги для набросков самого Холмса, Грег никак не ожидал, что наткнется на зарисовки и даже законченные изображения себя самого! Он около часа разглядывал милые наброски в блокноте: вот нарисованный Грег протягивает Майкрофту пончик; вот две динамичные фигуры, в которых без труда можно узнать самих любовников, кружатся в вальсе; вот Лестрейд со спины обнимает сидящего в кресле политика, и они оба улыбаются, словно позируют для домашней фотографии. А потом умиленный инспектор, уже убирая все бумажки, блокноты и папочки на место - под кровать, наткнулся на совсем тоненький кусочек картона, который, впрочем, оказался папкой с всего лишь семью работами. И на каждом листе небольшого формата был изображен обнаженный Грегори. Лестрейд застыл, как изваяние. Он не помнил, чтобы Майкрофт просил его позировать. Подкарауливать спящего любовника Холмс тоже не мог, не его стиль. И если другие зарисовки можно было принять за наброски по памяти, то эти детально проработанные акварельные работы… Нет, никак нельзя. Минут через двадцать инспектор – то краснея, то бледнея, пересмотрел их все. На особо проработанных участках кожи нарисованного Грега даже родинки совпадали – точь-в-точь, как под копирку! Глупо, конечно, но инспектора такое проявление чувств даже немного испугало – уж слишком на характер поведения маньяка похоже. Но потом он вспомнил, что встречается с самым главным снобом Англии, который, наверняка, просто стыдится показать ему, Грегу, эти замечательные работы. Недолго думая, Лестрейд прихватил с собой один набросок, что был на отельном листе – спящие Майк и он сам, и работу из серии «18+», как инспектор называл ее про себя, где, опять же, сам Грег лежал на животе, читая какую-то книгу. А Лестрейд и не знал, что у него на спине и на, кхм… пятой точке так много родинок… Но, учитывая особое внимание Майкрофта к деталям, инспектор не сомневался, что если изловчится с зеркалами и взглянет, откровенно говоря, на свой зад – увидит ту же картину. Стоит ли пояснять, что столь приятный сюрприз Лестрейд нашел аккурат утром двадцать пятого декабря. Потому ждать Рождество оставалось не так долго. Весь день он провел в подготовке к вечеру – Майкрофту не удалось выкроить себе полноценный выходной, потому все заботы об ужине, развлечениях легли на могучие плечи Грега. Впрочем, тот и не возражал, тем более по поводу «развлечений» и думать не пришлось. Любовник заявился домой в десятом часу, уставший и недовольный. Ничего не поделаешь, в Рождество Англия не прекращает свое существование, а потому работу «скромного служащего Британского правительства» никто не отменял. Грегори часто любил повторять – пока Англия не падет, Майкрофт будет работать, не покладая рук. Мужчины поужинали штамповыми рождественскими блюдами, правда Холмс старался особо не налегать на "ужасно калорийную", но такую вкусную – особенно после трудного рабочего дня – фаршированную индейку; а потом перебрались на диван – поближе к камину, прихватив с собой рождественский чай со всеми прилагающимися вкусностями, который так и не смогли вместе выпить в традиционные шесть часов вечера. Майкрофт ненадолго вышел из гостиной, вскоре вернувшись с большим холстом в руках. Лестрейд, который как раз макал ломтик морковки в соус, так и не донес еду до рта: это же каких размеров должен быть его портрет?! Должно быть он очень красивый, раз те работы, что Грег нашел под кроватью, были для Майкрофта мелким развлечением – так, руки занять. А может, на этом холсте было изображено выражение отдыхающего после жаркой ночи Лестрейда? Конечно, Грег бы покраснел, как помидор, увидь реалистичную капельку пота, стекающую по его лбу… Интересно, он хоть привлекательно выглядит по окончании марафона, который ему устраивает после командировок изголодавшийся по любовнику политик? Лестрейд сдержал вздох разочарования, когда увидел безумно красивый, но самый обычный портрет. Он был уверен – с точки зрения искусства эта работа прекрасна. Но Грег бы не отказался и от маленького набросочка – главное милого, со смыслом. - Что-то не так? – взволнованно спросил Холмс, присаживаясь рядом с инспектором на диван. Блюда с лакомствами и чашки были поставлены на журнальный столик неподалеку, портрет стоял на соседнем кресле. - Нет-нет, - поспешил ответить Грег. Он недолго колебался, решаясь рассказать Майкрофту о своей находке. Потому уже через пару минут инспектор вернулся в комнату, держа в руках те самые две работы политика, что забрал из маленького тайничка под кроватью супругов. (Кстати, как он раньше не нашел эту кипу бумажек и блокнотов?) - Майк, - начал инспектор, коснувшись руки Холмса и смотря тому в глаза. – Спасибо, правда, портрет шикарен, но я бы предпочел, если бы ты дарил мне другие свои рисунки… Грег терпеливо ждал, пока Холмс оправится от шока – политик не любил, когда кто-то узнавал его тайные слабости. В конце концов, он просто вздохнул, невидяще смотря на собственные работы в руках инспектора. - Эй, ну, Майк! Зачем прятать их, м? – улыбнулся Лестрейд, притягивая к себе это чудо. – Я и не знал, что ты можешь рисовать такие милые почти картины…, - выдохнул инспектор в макушку политику. Он чувствовал горячее дыхание Майкрофта у себя на груди. Изящные руки скользнули по могучей спине Грега, поводили вверх-вниз. Кажется, Холмс расслабился. - Ну? – добро усмехнулся инспектор, чуть отстраняясь от любовника. Тот протестующе замычал, сильнее прижимаясь к футболке Грегори и пряча лицо. Но Лестрейд и так прекрасно знал, что Майкрофт очаровательно покраснел, а теперь просто стесняется. - А у тебя есть еще тайники, м? Может особо пикантные работы ты прячешь под унитазом? – тихо засмеялся инспектор. Знал бы он, что в данный момент все вибрации от его приятного, с хрипотцой голоса проходят, словно сквозь Майкрофта. Политик, ощущая себя пьяной, но ужасно счастливой рыбкой, пробубнил куда-то Грегу в футболку: - Заткнись. Иначе я понижу тебя до уборщика. - У-у-у, молчу-молчу! – звонко чмокнув любовника в лоб, ответил Лестрейд.***
- Слушай, а как ты так детально прорабатываешь свои работы? - Не понимаю сути вопроса, Грегори. Тебе рассказать о художественных приемах? - Нет-нет, просто… Я был очень внимателен и заметил, что даже родинки совпадают с… «оригиналом». - Ты же знаешь, что у меня хорошая память, Грег. - Так вот почему ты всегда так медлишь, прежде чем… - Заткнитесь, констебль Лестрейд! - О, боже… Так ты разглядываешь меня во время секса, чтобы потом рисовать… - Уборщик Лестрейд, вы рискуете остаться без завтрака!