Габриэль

— Ты плохо выглядишь, дружище. Тебе бы отдохнуть, — так поздоровался Артем, решивший провести отпуск дома. — Ты прав, из Питера надо почаще выбираться в солнечные страны, — Марат обнял младшего брата. Встреча на набережной Финского залива все-таки состоялась. — Я в городе уже неделю, и ты только сейчас нашел брешь в расписании, — как всегда, обижался на занятость брата Артем. — Для тебя все, что угодно, ты же знаешь, — не оптимистично, но все же с улыбкой ответил Марат. — Ты замученный, просто пиздец, я думал, мама преувеличивает. — Она и преувеличивает. Просто… много работы. Я сейчас мотаюсь, как челнок — Москва-Питер, Питер-Москва. Открываем новый центр в столице. Я же, кажется, говорил по телефону. — Ты всегда много работал, но никогда не выглядел так… Ты здоров? — с опаской поинтересовался младший. — Нет, только не ты. Хватит с меня и нашей матери, вечно беспокоящейся о моем состоянии. Если бы что-нибудь такое было, ты бы узнал первым, поверь. Действительно много работаю: открытие центра, сплошные разъезды, согласования, неверные финансовые планы, вот и завтра снова в Москву. Одни нервы, больше ничего. — Вот меня и волнует это «больше ничего». Ты слишком долго один. — Не всем жениться и рожать детей. — От тебя никто этого не ждет… уже давно. Ты просто должен быть счастлив так, как умеешь, как сам это видишь. — А если я не умею? — Неправда, я помню время, когда ты был счастливым. — Это был очень короткий период. — Знаю. Ненавижу Зацепина. — Да ладно, все в прошлом. — После него ты стал таким. Ненавижу его. — Ты ошибаешься. После него уже много воды утекло. — Значит, череда неблагополучных романов? — «Череда» — издеваешься? На один полноценный хоть бы наскрести. — Ты расстался недавно с кем-то? — Расстался. — И что его в тебе не устроило? — Это самое болезненное, если честно. — Ладно, не сахарный, рассказывай. Что случилось у вас? — Его во мне как раз-таки все устраивало. — Это он просто не успел тебя хорошо узнать. — В том-то и парадокс, что успел. И его ничего не оттолкнуло, даже наоборот. — Значит, ты? — Значит, я. — И что пошло не так? — Эх, — Марат как-то болезненно усмехнулся. — То, что я становлюсь слишком подозрительным, перестраховывающимся, старым чертом, вот и всё. — Я настаиваю на подробностях. — Я не принял всерьез его чувства, а потом было уже поздно, мальчик оказался не дешевкой, послал меня и, судя по всему, правильно сделал. — И с чего ты решил, что он дешевка? — Мы познакомились в приватной комнате стриптиз-клуба, он, не раздумывая, согласился со мной уехать. Что я должен был подумать? — Принял его за шлюху? — Да. — А он? — А он подыграл по началу, потом прямо сказал, что я не так все понял, даже деньги пытался вернуть. Но после истории с Даней я как-то не особо склонен доверять людям. Короче, потом все очень далеко зашло: я перегнул палку, он меня послал. — Может быть, стоит попытаться все исправить? Поговорить еще раз? Что? Не смотри так, я серьезно. — Если бы все было так просто, Тёмыч. — Усмири гордость, просто скажи ему все то же самое, что мне сказал. — Дело не в гордости, и я бы все объяснил, если бы… — Если бы что? — Я не могу его найти. Он просто исчез. Ничего не осталось: ни адреса, ни телефона, ни общих друзей, будто его вообще никогда не было. Будто я его придумал… — Призрак какой-то. — Ты даже не представляешь, насколько близок к правде. — И что думаешь делать? — Жить дальше, что еще остается? — Бля, мужик, смотри куда идешь, — ногу Артема задело колесо инвалидной коляски, и сидевший в ней человек раздраженно выругался. — Сам смотри, куда… — начал было Артем, но одернувший его Марат, заставил заткнуться. Сопровождающий инвалида, прижимая кресло к парапету, не поднимая головы буркнул: — Извините, проход узкий, — и продолжил так же медленно толкать коляску вперед. — Охренели совсем. Он сам мне на ногу наехал! Нет! Ты видел? Еще и ободрал, — сокрушался оскорбленный Артем. — Проход, и правда, узкий, — тихо отозвался Марат. Между скамейками, уныло приютившимися на набережной, было действительно мало места. — Пошли, чего завис? — Постой, подожди. Артем так и остался стоять, с недоумевающим видом уставившись в спину брату, направившемуся вслед за странной парочкой. — Денег, что ли, решил дать? — предположил Артем. *** Марат догнал быстро. Солнце клонилось к закату, и розовый весенний свет мягко очертил линии лица парня-инвалида, на которого, не веря своим глазам, сейчас смотрел Рунаев. — Тебе чего? — нервно ответил парень, созерцая снизу вверх высокую фигуру. Будто онемев, Марат не мог вымолвить и слова. — Что нужно? — большие серые глаза напуганно и тревожно изучали незнакомца из-под козырька низко натянутой бейсболки. Знакомые черты стали совсем тонкими: заострившийся нос и скулы, тонкие, потрескавшиеся губы… его губы. Только не было видно длинных, выбеленных волос, их по ходу вообще больше не было, даже под кепкой, как и бровей, и ресниц. Смерть носило лицо любимого человека, и оно было прекрасным. Габи не узнавал его, это не было притворством. В огромных как никогда глазах отчетливо читалось недоумение. — Что с тобой? — наконец смог выдавить из себя Марат. — Простуда, епта, — злобно ответил пацан и, сообразив, что вообще ничего не должен отвечать незнакомцу, тут же запротестовал: — Да какого черта?! Блядь, убери его от меня! Но ответа не последовало, онемевший сопровождающий продолжал стоять сзади, до побелевших пальцев сжимая ручки кресла. В считанные мгновения весь мир сконцентрировался на этом злобном существе, которое отказывалось его узнавать и просило у кого-то помощи и защиты. Марат присел на корточки, не обращая внимания на то, что полы дорогого кашемирового пальто облизывают мостовую. Сжав крепко тонкие запястья больного, он впился взглядом в серые льдины. Будто нащупав внутри нить, которой нужно следовать, чтобы получить жизненно необходимые ответы на жрущие вопросы, Марат произнес: — Марк, это я. Марк… Как давно? В ответ раздалось неожиданно понимающее хихиканье. — Приятно познакомиться с тобой, Марат, я Тео, кстати. Ты сто процентов никогда обо мне не слышал, хоть я знаю тебя даже лучше, чем хотелось бы. У Марата от его голоса и медленно доходящего смысла произнесенных слов нутро покрылось ледяной коркой. Жуткое отчаяние и безнадежность завладели сердцем. Он всматривался в гипнотические глаза, втайне подозревая, что видит свой самый страшный сон. От непонимания происходящего начинало мутить. — Не смотри так. Я не сумасшедший, и не пытаюсь никого свести с ума. Всего лишь не тот, кто тебе нужен, — наводящий ужас человек обернулся: — Кажется, это по твою душу, солнце, — обратился он к парню, тенью стоящему позади. Ровным счетом ничего не понимая, Марат с трудом оторвал взгляд от демонической копии Габи и проследил за жестом скульптурно изящных пальцев. За все время издевательского диалога он первый раз посмотрел на сопровождающего. Из-под низко натянутого капюшона его сверлила взглядом точно такая же пара серых льдистых глаз. Медленно встав, Марат шагнул к онемевшему, совершенно намертво вцепившемуся в ручки кресла парню, и стянул с него капюшон. Это был он, тот самый, на ком вот уже три месяца кряду сходились все сознательные и подсознательные мысли, и кого он в душе продолжал называть «Габриэль», несмотря на то, что уже, казалось, бесконечно долго знал его настоящее имя. — Марк… — почти беззвучно, чтобы не спугнуть призрак. Сомнений не оставалось — стоило единожды увидеть это лицо, чтобы понять, кто из двоих настоящий Габи. Он стоял, не шелохнувшись, лишь моргнул пару раз. Черты, будто замерзшие, такие же тонкие и болезненные, как и у пацана в коляске. А еще волосы… Тех длинных, роскошных прядей, которые Марат перебирал в своих снах, больше не было. Короткий, светло-русый ежик в три сантиметра, и видно, что уже отросли, что было в ноль. Он позволил себе провести рукой по его затылку: несмотря на короткую стрижку, волосы остались мягкими и приятно ложились в ладонь. Кулак сжался на капюшоне толстовки, Марат рывком притянул Габи к себе, сжимая, до хруста костей. — Это ты, — запах его кожи стал последним и решающим фактором, заставившим окончательно убедиться в правильности предположения. Совсем худой, почти прозрачный, с тусклыми глазами, такими же безжизненными, как у брата-близнеца. Марк не обнял в ответ, просто стоял, свесив руки вдоль тела, пряча лицо в воротник пальто забытого любовника, позволяя себя обнимать, сколько ему будет нужно. — Ты как будто из прошлой жизни, — донеслось, наконец, до Марата. — Из гребаной параллельной реальности, — голос оставался прежним, вкрадчивым и мягким. Его голос. Рунаева будто ток прошиб, по спине пробежал холод. Никакого облегчения от встречи, лишь больше вопросов, и еще зарождающаяся где-то в области солнечного сплетения паника. — Что с волосами? Почему? — Достали, — он провел рукой по затылку привычным жестом, в миллионный раз убеждаясь в их отсутствии, честно добавил: — И чтобы не отличаться. — Онкология? — Марат посмотрел в сторону Тео. Марк не ответил, только едва заметно кивнул — сил не осталось говорить о таком. — Давно? — Очень. — Ты почему не сказал? Почему ты ничего не сказал мне?! Ни разу… — сжал до боли его плечи, даже встряхнул с силой, но тут же осадив себя за грубость. Марк посмотрел с насмешкой, глаза озарились знакомой дерзостью, от таких перемен в нем на сердце, вопреки всему, потеплело. Все же, что-то никогда не меняется. — Так я ж не нужен. — Это не так… — Ты не хотел ничего слышать, не хотел ничего обо мне знать. И опровергать было глупо, но Марат попытался: —  Страшно подумать, насколько я монстр в твоих глазах. — Ты не монстр, просто решил, что я чужой и своим никогда не стану. — Так не должно быть. Я искал тебя. — Не нужно было, пустое это. Сейчас только наше с ним время. Прости, но ты лишний. — Не говори так. — Но это правда. — Я хочу помочь. — Да ничем уже не поможешь! Разве ты не видишь?! Я сделал максимум, даже больше… Все зря… — он испепелял взглядом брата, тихо наблюдающего за закатом над Финским заливом. — Я тебе хочу помочь. — Это просто смешно. — Хватит, ты понимаешь, о чем я, — он сжал до боли его запястья и дернул, привлекая к себе внимание. — Я хочу быть с тобой… Посмотри на меня, Марк!  — произносить его настоящее имя было странно, будто второе знакомство. — «Марк». Ты узнал. Думаю, это было несложно? — В клубе сказали.  — Я хотел, чтобы ты спросил однажды, как меня зовут, чтобы тебе было это важно. Но ты даже не задумывался. Я был просто мальчиком по вызову, от навязчивой привязанности которого ты откупался… — Послушай. Я был не прав. Я ошибся. Теперь все по-другому. — Я тебе тогда не был нужен, теперь зачем? Что ты кому хочешь доказать? — Ты не слышишь? Я люблю тебя. Габи отвернулся, борясь с подступившими слезами, делая вид, что смотрит на брата, но Марат все понял. —  Ты не веришь, я понимаю. Я сам себе не мог поверить, обещал больше никогда не произносить этих слов. Но я тебя люблю, да, не смотри так, это правда, — он вытер слезу с его щеки. — Я буду рядом теперь. — Нам ехать пора, становится холодно, — Марк посмотрел на старенькую «Хонду», припаркованную у тротуара. Он не хотел обещаний, не хотел новых надежд, сейчас ему нужны были все силы, а Марат делал его слабым. — Ваша машина? Марк кивнул. — Я провожу. Они шли, как в трансе, и только для Марата этот ступор был новым чувством — Марк жил так уже долго, даже слишком для одного человека. Рунаев смотрел на тонкую шею, короткие волосы, светлую, негустую щетину на остром подбородке, понимая, что без всего того антуража: пригламуренных шмоток, маникюра и бриллиантовых гвоздиков в ушах, он хочет его… любит его еще больше. Марк толкал впереди себя коляску со своей умирающей копией — Марат не верил, что такое возможно, но в глубине души испытывал малодушное облегчение, от того, что догадки оказались ложными, и смертельная болезнь скосила не его любимого человека. Постепенно приходя в себя от пережитого потрясения, он судорожно пытался найти зацепки — как теперь пробиться к нему, какую помощь предложить, лишь бы получилось задержаться в его жизни? Артем шел позади, тактично не встревая в безмолвный разговор. Отказавшись от помощи, Марк умело пересадил Тео на переднее сиденье их машины, сложив кресло в багажник, он облокотился о дверцу и, спрятав руки в карманы куртки, перевел взгляд на Марата. — Я хочу тебя увидеть снова, — попросил Рунаев, заглядывая в уставшие глаза. — Последнее время я очень занят. — Я понимаю. Дай мне свой номер и адрес. — Я скину смс. — Записывай, — Марат безапелляционно разблокировал и протянул ему телефон. Марк взял в руки гаджет и, вбив новые координаты в адресную книгу, так же безразлично отдал обратно. Теперь он ждал, пока Марат проверит информацию, оставив пропущенный на его телефоне. — Убедился? — Прости за недоверие, но я уже искал тебя по ложным данным, — встав совсем близко, он провел руками по его плечам, будто пытаясь согреть, и добавил: — Пойми, я просто не могу снова позволить тебе исчезнуть. — Мне сложно сейчас что-то ответить. — Я ничего от тебя не требую, я просто не имею на это права. Мне трудно представить, как ты устал… Я могу сказать, что понимаю, но я не хочу врать — я не представляю, как ты живешь. И очевидно, я никогда по-настоящему тебя не знал… Но ты стал для меня очень много значить, я сам не понимал, как много, пока ты не исчез. И я хочу, чтобы ты не был один сейчас, хочу разделить с тобой все это. — Не хочешь, — у Марка сдавали нервы. Марат понял это по дерганому жесту, которым парень смахнул очередную пролившуюся слезу. — Поверь, ты этого не хочешь. Такого никому не пожелаешь, и вообще, это только наша с ним жизнь, прости, но ты чужой. Марат не выдержал напряжения, прижал его крепко против воли и зашептал в макушку: — Не отказывайся от помощи, хватит усложнять себе жизнь, я просто хочу быть рядом, быть полезным. Я люблю тебя, такими словами не бросаются, — Марат отпустил. Марк поднял глаза, губы его дрогнули, рука непроизвольно сжала предплечье Рунаева, который узнал этот импульс — немая просьба считалась подсознанием ясно и просто, и в ней было настолько много от прежнего Габи, что Марат всерьез начал опасаться за свою психику. Объективная реальность дала сбой, декорации поплыли нечеткими контурами. Ясно воспринимался только этот до боли знакомый, просящий взгляд. Сердце заскрежетало, загорелось, растеклось болью в грудной клетке. Не раздумывая, он наклонился и поцеловал призывно дрогнувшие губы. Последовал ответ — робкий, но достаточный, чтобы понять — он тоже помнит, все еще живы чувства. Только Марк почти сразу разорвал невесомый поцелуй, виновато опуская ресницы, озираясь на ожидающего в машине Тео. Чувство, что все это сейчас неуместно и где-то даже жестоко, обострилось. Марат, понимая причину его замешательства, настаивать не стал. От скованности, которой сквозило каждое его движение, щемило сердце. Габриэль больше недоступен для него, Габриэль сам себя не помнит, он спрятан за семью печатями. От этих мыслей украденный поцелуй показался настоящим артефактом. И чтобы окончательно не утратить эту связь, нельзя было ослаблять хватку. — Послушай. Я завтра уезжаю. В Москву по делам. Всего три дня, и я вернусь. Я оставлю номер Артема, он мой брат. Если что-то понадобится… случится… — Марат тяжело выдохнул, когда плечи парня вздрогнули от его слов, — звони ему, он сделает все, о чем попросишь, любая помощь. И звони мне, если просто захочешь поговорить… когда станет слишком сложно. Я с тобой. Обещаю, теперь я рядом, — он поцеловал его в висок и, подняв за подбородок лицо, попросил: — Только дождись меня. — Что со мной случится за три дня?