Габриэль

Сердце спокойно стучало весь день и ни разу, сука, ни разу ничего не подсказало. Даже не дрогнуло. Запах тревоги, запах опасности, а точнее, запах крови — он почувствовал его, как только вошел в квартиру. — Марк?! Ты дома? В прихожей наткнулся на кеды, в которых Габи ушел утром в салон, решив, наконец, подстричься по-человечески, и от этих воспоминаний лишь сильнее закружилась голова. Свет не горел нигде, кроме ванной, а еще оттуда доносился шум воды и музыка — какая-то попса, что обычно звучит по радио. Не разуваясь, он медленно пошел вдоль коридора, с каждым шагом приближаясь к опасной двери, высвеченной прямоугольником яркого, белого света в темной глубине квартиры. Задержался на минуту, чтобы перевести дыхание, нервно подрагивающие пальцы легли на ручку, сжали и через секунду резко распахнули деревянную створку. Сложно было верить в то, что видели глаза, но отказывалось воспринимать сознание: Габи сидел в пустой ванне, позволяя струям горячей воды бить себе в спину. Белоснежное покрытие на бортах и кафель на стенах были перепачканы ярко-красными отпечатками рук, ладоней, пальцев. Марат стоял, так и не закрыв за собой дверь. И только когда он выключил разрывающую перепонки музыку на таком же перепачканном кровью смартфоне, Марк оторвался от бутылки бренди, которую все это время прижимал к разбитым и распухшим (то ли счесанным, то ли порезанным) губам и посмотрел на него. Марат видел слезы в его глазах, бесконечные потоки прозрачных слез, смешивающихся с водой и красным цветом, но продолжал молчать, чувствуя, как заполняется и переполняется ужасом, отвращением и болью сердце. В голове уже выстраивалась приблизительная картина и пришла мысль, что все это очень даже ожидаемо и где-то предсказуемо, но предсказать почему-то ума не хватило. Он никак не попытался его защитить, не принял меры. Марат все понимал, но боялся слышать ответы, да что там боялся, он все еще надеялся, что увиденное окажется просто ночным кошмаром, от которого он вот-вот очнется. Но сон не прекращался, как ни пытался Рунаев проснуться, все оставалось реальностью: следы крови, синяки на его теле, огромные фиолетовые кольца на запястьях выделялись ярче всех других следов, разбитые губы, счесанная, наливающаяся синевой скула, плотно сжатые бедра, с которых вода смывала и уводила следом за собой в водосток самую настоящую алую кровь. Дрожащей рукой Марк подносил к губам бутылку и, зажмурившись, делал короткие, горькие глотки. Марат чувствовал, как на глаза наворачиваются, но пока еще не проливаются неизбежные слезы. Он продолжал молчать, остолбенело всматриваясь в самый страшный сон своей жизни. — Кто? — было первым вымученным словом. Он был бы рад ошибиться, но чем дольше прокручивал в голове факты, тем меньше оставалось сомнений. — Не думаю, что это были именно твои друзья, скорее, Глеба. В подъезде ждали. Знаешь, у нас плохой дом, плохие соседи, никто не вышел, а я так орал… Они просили тебе привет передать от него. Вот я передаю: «Привет», — делая очередной обжигающий глоток, Габи вытер лицо рукой и, все же не выдержав, уперся лбом в тесно сдвинутые колени и разрыдался. — Хорошую же ты мне протекцию устроил, ничего не скажешь. Он рыдал все громче, а Марат понимал, что медленно начинает сходить с ума. Стало противно от своей беспомощности и непростительных заблуждений. — Не понимаю… — душно и плохо, и поплыли стены, начал затираться образ Марка. На ватных ногах он подошел и сел на край ванны, только сейчас понимая, что на самом деле поза у Марка вынужденная, что ноги болезненно сведены и прижаты к животу, потому что иначе он просто не может держаться. — У тебя кровотечение? — Марат попытался помочь ему встать, но Марк шипя от боли, отбил его руки. — Нужно ехать в больницу, у тебя кровотечение, даже губы уже белее бумаги. — Катящиеся по лицу слезы не делали его требования менее внушительными. Борясь с внутренней паникой, стараясь здраво оценить ситуацию, он повторил еще раз: — Так нельзя, нужно ехать. — Я не поеду в больницу, дай мне просто… Я хочу покоя. Что тут не понятно?! — Марк, нужно… нам нужно… срочно… — Что? Сделать тщательный осмотр моих повреждений? — губы искривились в злой ухмылке, а из глаз выступила новая порция слез. — Да не смотри ты так, не выебали меня, не получилось. Это не так просто, знаешь ли, изнасиловать человека, даже вдвоем. Они, очевидно, тоже не знали, очень злились… Наверное, расчет был именно на это. — Лицо снова искривилось болью, было очевидно — он сам не верит в то, что говорит, но слова с поразительной легкостью вылетали из разбитых губ, Марат просто не мог это слушать. — Но кровь… — он посмотрел на розовую воду, уходящую в сток, на его окровавленные живот и бедра. — Откуда столько? Марк медленно начал убирать руку, которой все это время держался за бок. И чем слабее становился нажим, тем интенсивнее из-под ладони начинала сочиться кровь. Марат не выдержал, все понимая, отдернул его пальцы. Марк зашипел от боли и едва не упал на спину, но было уже не важно: все внимание приковал широкий порез чуть выше костяшки правого бедра, и становилось понятно, что проникающее, ножевое и, судя по тому, как сильно расходятся края раны — глубокое. Холодный озноб начал охватывать тело, но Марат лишь отмахнулся от накатывающей паники. Больше ничего не объясняя и не слушая, он попытался взять его на руки, но Габи только разразился новой истерикой: — Не хочу, не хочу, не поеду! Хочу сдохнуть, хочу туда, к нему! И почему только ты так рано пришел сегодня?! — Прошу тебя, прошу… хватит. — Почему ты не дал мне уехать?! Почему?! — всплеск продолжался недолго, Марк начал терять сознание, когда Рунаев попытался поставить его на ноги. И тут услышал, как сам тихо воет, будто со стороны услышал свой голос, будто откуда-то извне, но не остановился перевести дыхание, хоть и понимал, что руки слабеют, что ни черта не разглядеть из-за слез, но иного выбора как действовать, просто не было - действовать быстро и… очень быстро. Обрывая душевую шторку, он схватил с вешалки белый халат и, насильно заворачивая в него изувеченное тело, не обращая внимания на протесты и всхлипы, вытащил Марка из ванной. Тот уже не сопротивлялся, а просто обмяк. — Рукой держи, зажимай рукой! — но ответа не последовало. Холод лестничной клетки, лифт, ветер, снова холод. Ощущение запредельной скорости, запах приемного отделения, страх, яркий свет и потеря сознания. Он видел Тео, находясь под наркозом. Брат снова говорил с ним. Брат, как всегда, успокаивал и убеждал, что к нему еще рано, что время не пришло, но Марку было сложно что-то объяснить, он не хотел больше возвращаться обратно, в ту «настоящую» жизнь. — Забери меня. — Я не могу. — Забери, пожалуйста. — Все наладится. — Я не хочу так. — Ты нужен ему. — Плевать. — Он не виноват. — Тогда кто? — Никто. — В чем смысл? Что я должен понять? — Несмотря ни на что, нужно жить дальше. Все наладится. — Не верю. — Верь. Ты больше никогда не будешь один. — Мне только ты нужен. — Ты знаешь, что это неправда. Хватит. Пока шла операция, оглушенный Марат, сжимая в руках мокрый, окровавленный халат, давал показания двум полицейским, с трудом восстанавливая цепочку событий. Он жалел только о том, что полиция доберется до Глеба раньше, чем он сам с ним поговорит. А он бы очень хотел увидеться с лучшим другом, он хотел поговорить о вещах, о которых они раньше не разговаривали. Закончив заполнять протокол, следователи халат изъяли и, оставив Марата гореть в плену собственного отчаяния, уехали. Не находя себе места, он метался по коридору от автомата к автомату, не зная, как переключиться, не понимая, как такое вообще могло произойти. Что было бы, если бы он приехал позже? Рунаев в тысячный раз поблагодарил свое, уже ставшее постоянным, желание видеть Габи каждую свободную минуту. Если бы он не сразу поехал домой… если бы задержался… Марк бы никогда сам не поехал в больницу, не вызвал бы скорую, он бы просто умер от потери крови, вырубившись прямо в ванной… Да еще такое количества спиртного… «Псих ненормальный! Сука, захотел уйти, все решил за нас, за меня!» — и тут же себя осекая, тут же ругая за малодушие и эгоизм, понимая, что все сложнее, все куда дальше, чем пределы их отношений. «Наркоз… наркоз может не подействовать, но Габи пьет редко и мало, может, пронесет». В меде во время цикла по хирургии Марату довелось присутствовать на операции, где пациента не брал наркоз, и аппендицит ему удаляли фактически на живую, профессор просто развел руками, пояснив, что это алкаш, что их часто не берет анестезия. Прислушался, за дверью оперблока, куда отвезли Габи, было тихо, как-то слишком подозрительно тихо. Нехорошие мысли резанули сознание. Голова уже шла кругом, его стошнило в больничном туалете, и снова потянулись долгие часы ожидания.