***
После недолгого визита к сыну, Гонсалес вернулся домой, снова погружаясь в работу и собственные мысли. Он сделал себе кофе и присел за рабочий стол, оставляя включенным лишь небольшой настольный светильник. Кругом лежала куча бумаг, разложенных в хаотичном порядке, но только он знал, что и где найти. Время близилось к десяти часам. После нескольких утомительных часов работы над бумагами мужчина тяжело выдохнул и откинулся на спинку стула, чтобы перевести дух. Недопитый в его чашке кофе давно остыл, а стопка бумаг будто не уменьшилась в размерах. Вся ночь впереди. Для работы и для собственных мыслей. Мужчина невольно задумался о том, что случилось за последнее время. Видимо, одиночество на него так влияет. Уж слишком велик этот огромный дом, где нет Федерико, для него одного, оттого и посторонние мысли безустанно тревожат его покой. А ведь он чуть не потерял своего единственного сына. Единственного человека, которого по-настоящему ценил и любил в этом мире. Единственного человека, который понимал его и находился рядом, несмотря на дурной характер. Он ведь с самого детства не переставая твердил ему, что все люди вокруг — зло. Он научил сына быть черствым, злым, эгоистичным. Научил его ненавидеть, доказательствами упираясь в то, что в этом мире никому нельзя верить и что даже самые близкие рано или поздно воткнут острый клинок в спину, когда этого не ждешь. Федерико, будучи слишком наивным мальчишкой в то время, безоговорочно верил каждому его слову, считая, что отец знает жизнь и знает, как будет лучше. Но только мужчина отказывался признаться даже себе, что причина его ненависти — давняя и очень сильная обида, с годами превратившаяся в ненависть, а вовсе не окружающие люди, которые вовсе не обязательно должны повести себя так, как кто-то того ожидает, не обязательно должны предать или бросить. Именно эта обида стала виной долгих лет жизни, прожитых в надежде на отмщение и восстановление справедливости, как его самого, так и ни в чем не повинного сына, который по его вине теперь вынужден бороться с собой, пытаясь преодолеть последствия отцовских желаний. Старший Гонсалес только сейчас осознал, что сам стал таким, каких осуждал всю жизнь, на каких обижался с детства и каким мстил. И стал теперь не он один.***
Лоренцо Гонсалес был сыном, которого вряд ли родители ждали со всем нетерпением и трепетом, как обычно бывает у молодых неопытных парочек. Когда каждый шажок любимого ребенка становится грандиозным событием, а день его появления на свет — незабываемой и до слез счастливой датой. Здесь все было совершенно иначе. Его мать — Луиза — приехала в Италию погостить на летние каникулы, будучи на тот момент ветреной второкурсницей университета в Буэнос-Айресе. За хорошие отметки родители решились отправить ее к бабушке почти на другой конец Земли, а все ради того, чтобы утолить желание податливой дочки в познании мира. Она до ужаса любила путешествовать, любила настолько, что абсолютно любую поездку воспринимала как подарок судьбы. Так вышло и на этот раз. Быстро заведя себе подружек, с которыми можно было бы посещать местные вечеринки, Луиза так же быстро познакомилась и с горячим итальянцем, который привлек ее внимание с самого первого взгляда. Говорят, что пламенная любовь бывает только у французов — ложь. Луиза настолько влюбилась в этого молодого, но такого прекрасного парнишу, что отдалась ему, наверно, слишком быстро и слишком неосторожно, в тот момент напрочь позабыв о тех вещах, которым их учили еще в старших классах. Узнав, что ждет ребенка, девушка пришла в дикий ужас, понимая, каких же дров наломала за свою поездку, подходящую к концу. Говорить родителям было нельзя — они разочаруются в ней раз и навсегда и больше никогда не выразят такого доверия, отправляя в дальние путешествия за свой счет. Она уже взрослая, верно, но, являясь студенткой, не располагает достаточными средствами, чтобы позволить дорогие поездки самостоятельно, а благодарные за успеваемость родители же запросто готовы выполнить каждую ее прихоть. Нужно максимально долго задержаться здесь, чтобы воззвать настоящего отца этого ребенка к ответственности и свалить малыша на него, чтобы со спокойной душой вернуться в родную Аргентину. Луиза еще слишком молода, чтобы заводить детей, и эта мысль делает и так накаленную до предела обстановку еще более невыносимой. Вскоре узнала бабушка, и прятать уже слегка заметный живот было не нужно. Разумеется, она не удержалась от высказывания массы нотаций и нравоучений, слушать которые было настолько тошно, что девушка просто молча закрывалась в своей комнате и до позднего вечера не высовывала оттуда и носа. Рано или поздно она все равно смирится, а ничего не знающие родители послушно прикрыли ее в университете, чтобы избежать отчисления по вине затянувшейся летней поездки дочери. Через пару дней бабушка пришла в себя и опомнилась, теперь всячески помогая внучке, ухаживая за ней и её будущим малышом. Его отец же тоже не терял с ними связь, в силу своего безмерного достатка то и дело снабжал их продуктами и деньгами на медицинские обследования. Живот рос, прибавляя с каждым днем все больше страхов: скоро намечались роды, и это было меньшее, что пугало молодую Луизу. Она боялась, что родители узнают, боялась и того, что отец ребенка откажется его принять. Он старше, живет в большем достатке и, в отличие от самой девушки-студентки, уже имеет престижную работу, а значит маленький ребенок не будет для него обузой, как для неё самой. Время пришло. Ребенок родился семимесячным, но это никак не пошло в ущерб его здоровью: он был красивым, крепким и вполне здоровым, разве что врачи отмечали слегка ослабленный иммунитет, но это не создавало больших проблем. Отец с радостью принял его, в то время как Луиза облегченно выдохнула, наконец имея возможность уехать домой и забыть обо всем, как о страшном сне. Она ничуть не пожалела о том, что встретила этого итальянца, не пожалела и о том, что провела в этой стране так много времени, успев рассмотреть её и максимально познать всю красоту итальянских достопримечательностей. Единственное, о чем она сожалела — это о ни в чем не повинном ребенке, которого вообще не должно было быть. Но теперь это не её забота. Она слишком молода, чтобы ставить крест на своей карьере и жизни в целом в столь юном возрасте. Отец ни в чем не отказывал растущему малышу и всем сердцем любил его, но с возрастом тот стал понимать, что был нежеланным ребенком в семье и что мать вовсе от него отказалась: по слухам, ходящим в городе, и по разговорам за спиной, которые так или иначе доходили до его ушей. Это давило на его детскую психику нереально сильно, и тогда маленький, но уже такой смышленый Лоренцо стал замыкаться в себе, а как подрос — стал следить. Спустя долгие месяцы расспросов у всех, кто мог бы знать; поисков в архивах больницы и города Лоренцо вышел на свою настоящую мать, время от времени узнавая, как она живет. И новость, которую он узнал спустя пару лет — она вышла замуж и родила ребенка — повергла его в шок. Письма, до сих пор приходящие на адрес её умершей бабушки, были просто переполнены снимками счастливой семьи: мама, папа и маленький ребенок, которого на самом деле ждали. Мальчик, доселе не знающий толком, что такое боль, впервые почувствовал, как внутри что-то неприятно закололо. Это был сильный удар по самооценке подростка, который с тех пор окончательно погряз в этой обиде, злости на мать и ненависти к их сыну, который получил всё, в отличие от него самого. Лоренцо был просто переполнен этими чувствами, которые с каждым годом делали его жестче, черствее и эгоистичнее. Он не переставал следить за их жизнью, узнавать о них, и, переполненный ненавистью и обидой, дал себе слово, что найдёт способ отомстить ему и превратить жизнь в ад.***
Уснувший в своем кресле Лоренцо резко вздрогнул, едва услышав стук в дверь. На часах было почти одиннадцать, но в такое позднее время гостей он точно не ждал. Отложив в сторону бумаги, разобрать которые сегодня не удалось, мужчина двинулся к двери, широко распахивая глаза при виде Леона. В любой другой момент он бы послал его к черту и закрыл перед носом дверь, а судя по последней их встрече, он бы вообще спустил его с лестницы. Ничего подобного. Сейчас было ясно видно, насколько Гонсалес изменился, поэтому добрый взгляд давал шатену понять, что эта встреча определенно принесет результат. — Вот это сюрприз, — заметная усмешка озарила лицо мужчины, еле проглядываемое сквозь ночную темноту, но отдаленной свет от уличных фонарей позволял Леону ее увидеть. Он улыбнулся и прошел в дом, закрывая за собой дверь. — Чем обязан? — Честно говоря, сам не ожидал, что приду в этот дом, — начал Варгас, замечая, как мужчина кивком зазывает его в свой кабинет. Парень неторопливо двинулся следом и разместился в удобном кресле, стоящим прямо перед рабочим столом Лоренцо, — и больше никакой анонимности, — невольно вспомнив, как тот писал ему анонимные сообщения, не раскрывая свою личность, шатен усмехнулся, чувствуя некую комичность данной ситуации. Он сидит в доме того самого сумасшедшего из казино, того самого анонима, того самого человека, с которым они чуть не поубивали друг друга у каньона. Забавно, не правда ли? Мужчина сухо усмехнулся, хотя сам находил сложившуюся ситуацию весьма забавной. Сейчас совершенно не хотелось убивать Леона — сейчас все злостные планы отошли на второй план. — Вам ведь больше не нужно это все. Вам и тогда это было не нужно, так может стоит все исправить? — Леон, сам на досуге думавший о том, как исправить то, что натворил, решил натолкнуть и Лоренцо на этот поступок. Он знал раньше и видел сейчас, как тот изменился, более того, он даже знал причину, по которой все так. Любой человек имеет право на прощение, если действительно этого хочет. И ему есть перед кем его попросить. Так почему бы не сделать этого? Шатен был уверен, что жить станет проще. Пусть он не знал подробностей, согласно которым Гонсалес решил перевести все деньги со счет Кастильо себе, не знал истинных мотивов этого поступка, но он знал то, что сейчас Лоренцо изменился. — Не знаю, почему Вы пошли на это, но уверен, что попросить прощение Вам есть у кого. Зачем держать за спиной такой камень? Любой человек заслуживает быть прощенным, подумайте об этом. — Спасибо. И прости за Виолетту, это я рассказал ей все.***
Гонсалес долго думал о том, что сказал ему Леон. После его ухода он за ночь не сомкнул глаз даже на минутку, все думал, как поступить. После того, как Федерико чуть не умер, Лоренцо понял, насколько хрупкой является человеческая жизнь и как же все-таки легко ее разрушить. Он всю жизнь ненавидел людей, которых видел лишь на фотографиях, портил им жизнь, даже не зная, какие они внутри. Научил ненавидеть и своего сына, которого теперь разрушает это непобедимое чувство, но ведь если он поборет свою гордость, отпустит этот тяжелый груз, который годами тащит на своих плечах, ему и Федерико станет легче? Он сильно изменился, чуть не потеряв единственного сына и осознал, насколько его жизнь была пропитана необоснованной злобой и жестокостью к людям, которые по сути ничем не заслужили такого к себе отношения. Они ведь не виноваты в том, что мать бросила маленького Лоренцо в Италии, а сама спустя несколько лет вышла замуж и родила теперь уже желанного ребенка. Ребенок ведь не виноват в этом, так почему вынужден страдать? Мужчина понял это и, вернув деньги на счет Германа, поспешил к нему домой, зная, что они нашли выход, как оставить на первое время дом за собой, поэтому и думать не стал, где их искать. Мужчину окутывало легкое волнение по дороге, но он по-прежнему выдавливал педаль газа и резко затормозил у нужного дома. Сердце бешено заколотилось в груди, а ушедшая в пятки смелость громко вопила над ухом: «езжай домой и не чуди!». Бесполезная попытка уехать обратно, которую собравшийся с силами и мыслями Гонсалес в миг предотвратил. Он сможет. Тихий стук. Быстрые шаги, приближающиеся к двери, уже через пару секунд оказались стоящим перед Лоренцо Германом, не понимающим, кто этот мужчина. Нет, он где-то видел его однажды, но это скорее всего по работе. — Если Вы по поводу сделки, то у меня пока нечем погасить долг, простите, — с порога напавший Герман нахмурился, внимательно разглядывая мужчину. Лучшая защита — это нападение. Так ведь говорят? Только здесь это было совсем не нужно, поскольку по незаинтересованному в этой теме лицу незнакомца было видно, что он пришел не за этим, и тогда агрессивное выражение лица Кастильо сменилось непониманием. — Нет, я пришел не за этим. Можете проверить свой счет — там все Ваши деньги, — начал мужчина, в этот момент чувствуя себя так неловко и растерянно, что каждое слово будто застревало в горле. Он выдохнул, не давая Герману возможности что-то сказать, поскольку хотел сказать главное, на что все это время не хватало смелости, — и здравствуй, брат…