***
Меня не особо любили в приюте. Были даже воспитательницы, что распускали руки, правда, надолго в приюте они не задерживались (что также стало причиной моей дурной славы среди взрослых представителей нашего детского дома). Но даже в этой обители негативного игнорирования был светлый лучик. Ацуко-сан, повар нашего приюта. Невысокая, полноватая женщина лет тридцати пяти была здесь столько, сколько я помню. Не так долго, если честно, ведь появился я в приюте года в полтора. Она относилась ко мне не в пример лучше, чем другие — улыбалась мне и позволяла брать добавку, есть вдоволь. Немного? Для всеми презираемого сироты — достаточно. Впервые с Ацуко я столкнулся после небольшой стычки со старшими детьми: у меня отобрали лакомство, пышную ещё горячую сахарную сдобу, что нам выдавали только по праздникам за обедом. Тогда я был сильно расстроен, ведь на эту булочку я возлагал большие надежды, плюсом ко всему мне досталась пара весьма ощутимых тычков под рёбра. В расстроенных чувствах я убрёл в ещё не изученную часть приюта, где в одном из коридоров, как мне тогда казалось, необитаемых, я и засел обдумывать сладкую, практически как украденная булочка, месть. К сожалению или к счастью, планам моим не суждено было сбыться, ведь засел я точнёхонько напротив выхода с кухни, которая была вполне себе обитаема. Стоило мне только немного расслабиться и начать обдумывать нехитрые каверзы во имя отмщения, дверь открылась, и на пороге возникла пухлая женщина и удивлённо уставилась на меня. Она явно не ожидала увидеть здесь одного из детей. Только я собирался сбежать от греха подальше, как дверь тут же захлопнулась. Я был в замешательстве — с чего бы ей захлопывать дверь, если можно просто меня прогнать? Это несколько удивило меня, и я не успел уйти подальше. Дальнейшее изрядно пошатнуло мою картину мира. Впервые в жизни меня не отчитали, не отругали, даже не злобно зыркнули, а покормили… После минутного промедления дверь снова открылась, в проеме возникла всё та же женщина и обратилась ко мне: — Есть хочешь? — вопрос был странный, но отвечать я на него не спешил. Зато мой неугомонный организм решил ответить за меня. Через несколько секунд раздался протяжный жалобный вой. Я был крайне смущён поведением своего желудка и реакцией на всё это незнакомки. Звонкий смех зазвучал по коридору, отражаясь от стен и улетая вглубь старого здания. — Так, ответ очевиден, пойдём со мной, — хитро улыбнулась женщина и провела меня на кухню, где не было ни души. Впоследствии я узнал, что больше людей и не нужно. Ведь в нашем приюте жили только сироты, обладавшие достаточным количеством чакры, чтобы в будущем стать шиноби, а их было не так много. Дальше меня накормили аж двумя булочками с сахаром и напоили горячим чаем. Так началась наша странная дружба с тётей Ацуко, время с ощущением того, что есть на свете хоть один человек, который рад моему существованию. По крайней мере, я так думал…***
Утро встретило меня хмурыми тучами и, как всегда, не в меру ранней побудкой. Совершив все необходимые мыльно-рыльные процедуры, я поспешил в столовую, мечтая о кружке горячего чая и, если повезет, долгожданной сладкой булочке, ведь вчера по приюту шли шепотки о том, что сегодня праздник день победы над каким-то демоном. А праздник — значит сладкое! Но мечтам моим не суждено было осуществиться. На выходе из комнаты меня поймала одна из воспитательниц и тут же оттеснила обратно в спальню. Я растерялся от такого напора, но всё-таки отступил, думая, что же такого случилось, что данная особа снизошла до разговора со мной. Стоит прояснить, что отношения с этой воспитательницей у меня были одними из худших. Хуже, наверное, ко мне относилась только директор, с первого взгляда меня невзлюбившая. Только это может объяснить то, что жил я не в комнате с кем-то, как все, а в маленькой «однушке», скорее, чулане для тряпок, нежели полноценной комнате. Хотя в ней и была дверь в туалет, стоило рассмотреть дверной проём, как приходила мысль, что он был пробит в неположенном месте и явно наспех. А если мы и сталкивались с ней случайно, то меня одаривали таки-и-им взглядом, будто увидели не ребёнка, а мешок с навозом, не иначе. И тут же находился повод, за который меня можно было наказать стоянием в углу или прополкой сорняков в саду. Эта воспитательница была не добрее, но трусливее. Слухи о том, что «все, кто задирал этого демоненка, в один момент пропадали и их больше никто не видел», имели своё влияние, и наказание от неё я получил лишь раз. В остальном были лишь крики и злобные взгляды. Разговор был крайне странным, общий смысл его сводился к поиску того, к чему придраться. А, как говорится, «кто ищет — тот всегда найдёт!» Так что мне было объявлено, что я наказан и под домашним, точнее комнатным, арестом. На мой закономерный, но явно не ко времени, вопрос «А как же обед?» мне высказали всё, что обо мне думают, а также, что сегодня перебьюсь, ибо и так жру за семерых. Насчёт «за семерых» она, конечно, преувеличила, максимум за троих — где в этом гадком месте взять еды на семерых, скажите? Но то, что я ел как не в себя — это факт, и он очень легко объяснялся наличием девятихвостого песца в моём животе. Под большой такой печатью, которой для стабилизации и работы была необходима куча энергии, и её она брала у меня. Наказание было объявлено и тут же приведено в исполнение. Камико-сан — так звали эту «милую» женщину — вышла из комнаты и закрыла за собой дверь на щеколду. Я остался один до самого вечера и, как я и опасался, никто не пришёл открывать дверь. Еды, как и было обещано, мне не принесли. Тем временем желудок уже скручивало от голодных спазмов. Надо было что-то делать. Пробраться на кухню было бы лучшим решением, тетя Ацуко никогда не жалела для меня еды, если я вежливо её просил. Но на моём пути было непреодолимое препятствие - закрытая дверь. В общем я вышел через окно. Не без труда, конечно, ведь окном эту форточку называть было бы глупо. Как я и говорил, раньше эта комната явно не была предназначена для проживания, так что и окно тут добавлялось позже, и не удивлюсь, если исключительно для меня любимого. Весь путь до кухни описывать не буду, скажу лишь, что вживаться в роль шиноби я начал уже в четыре года. Войдя на кухню, уже хотел позвать тетю Ацуко, когда меня что-то остановило. Осмотревшись, заметил одну странную деталь: на кухне было не прибрано. Хотя внутренние часы мне подсказывали, что времени после отбоя прошло больше чем полчаса. Из-под дальней двери, ведущей на склад, пробивался тусклый свет. Последовав к нему, я обнаружил того, кого искал. Тетя Ацуко сидела на одном из ящиков и выпивала. Как оказалось, она была не одна. Рядом сидела Камико-сан, давешняя воспитательница- запирательница. Я уже хотел быстренько сматываться, такова была моя подсознательная реакция на пьяных людей, увидел — беги, но они заговорили обо мне, и я прислушался. — …переоценила, больше так не могу… пришла сюда в надежде, что подарив этим бедным детям любовь, я смогу… что станет легче… всего полтора года, а потом появился он, этот демон… почему он вообще здесь… опасен… ещё эти шрамы, точь в точь как усы… не скрывается… о чем вообще думал Хокаге-сама, мало ли что он может натворить! — прислушиваясь к этому странному диалогу, настроение мое падало всё сильнее, а сердце молило: «Пожалуйста, пусть это не про меня, это же не про меня?» Но мозг спокойно и безжалостно бил по больному: «Да, не про тебя, ведь в приюте есть ещё один человек с шрамами-усами и кличкой демонёнок, слишком часто заменяющей имя». Я не мог сдвинуться с места и продолжал слушать. — …согласна… каждый раз на него смотрю и в дрожь бросает… бедный мой Ичиро, мы ведь только обвенчались и такое… никогда не забуду… — это была воспитательница, после данной реплики осушившая ещё рюмку. — А я надеялась, что отпущу… вроде на вид ребёнок как ребёнок… а потом увидела как то, что за ним аж трое АНБУ следило… так страшно, что же он такое, раз за ним аж троих поставили наблюдать… а потом этот случай с больницей, мало того, что сбежал от воспитательницы, так еще и к какому-то почтенному гражданину приставал… — тихий невнятный голос Ацуко доносился до меня как из-под воды. Так вот какого она обо мне мнения? — …приставал, ну ты и скажешь… напал он на него, говорят. Напал, а тот оборонялся… — воспитательница вываливала информацию всё нелепее и нелепее. Если ещё до этих слов я был подавлен и зол, то после них злость как рукой сняло. Такая нелепость просто взорвала мой мозг, прямо вижу как карапуз трёх лет со страшным рычанием набрасывается на пожилого человека, пха. Я еле сдержал смех и продолжил слушать с ещё большим недоумением. — …напал?.. говорят у него раны были, с такими не живут… думала… ещё страшнее… если выжить смог, то точно не человек… ужас… — дальнейший диалог мне стал не интересен, это уже было не важно. Та, кого я считал адекватной, оказалась очередной перепуганной дурой. Надо же, выжил — значит, не человек, и это говорит человек, проживающий в деревне волшебников-убийц, которые стреляют метровыми фаерболами и могут мёртвых воскрешать! Настроение стало хуже некуда. Я тихо развернулся и пошёл к себе в комнату, по пути не забыв цапнуть пять оставшихся булочек с противня. Назад возвращался я как ниндзя, но по коридору, открыл свою дверь снаружи и, войдя, уселся на кровать. Тщательно прожевывая булочки и запивая их водой из-под крана, я обдумывал ситуацию. С одной стороны, у меня не осталось никаких иллюзий на счёт персонала детского дома. Отныне все гвардейцы кардинала, один я мушкетер, тут всё просто. С другой стороны, было больно разочароваться в Ацуко-сан. Доев и умывшись, помолился. Молитва чем-то схожа с медитацией, очень успокаивает, так что я быстро уснул. Таким образом закончилось моё приключение в первый мною пережитый «день Песца», как я сам назвал день победы над Кьюби. С того момента «Великого разочарования» я уже не просил еду у Ацуки-сан. Я сам её добывал, как настоящий ниндзя. Тем не менее, иногда я помогал воспитателям с самыми разными поручениями. За два года мне удалось почти полностью стереть опасения воспитателей и стать этаким мальчиком-зайчиком, который всем помогает и хорошо себя ведёт. Пожалуй, на мою игру не повелась только мерзкая директриса нашего приюта. Она в целом детей ненавидела, а факт моего существования явно отравлял её жизнь. Наверное, именно поэтому в шесть лет мне придётся переехать в ту убогую развалюху, что по недоразумению будет зваться моей квартирой. Но об этом может быть как-нибудь потом…