Sulle ali di un drago impennata (На крыле парящего дракона)

В коридоре раздался шум открываемого замка. Девушка поспешно накрыла холст и замерла. — Вы уже пришли? – обрадованный хозяин мастерской появился в комнате. Стараясь не терять самообладания, девушка неуверенно кивнула. — Джиба Мамору, — представляясь, протянул руку японец, чем сгладил неловкую ситуацию, возникшую между ними, — друг Ами. Не смотря на возникшее теперь уже по неизвестной причине напряжение между парнями, художник пожал руку стоящего напротив вполне симпатичного брюнета. — Зойсайт Тавровски. Ужинали они втроем. Мамору крайне деликатно расспрашивал Зойсайта о его жизни, о том, как он стал художником и почему выбрал скромную Ами в качестве натурщицы. Юное дарование показал себя с лучшей стороны, отвечая откровенно и без лукавства, после чего сам предложил японцу просмотреть его работы. Мамору внимательно вглядывался в каждые эскиз и полотно, а Ами старалась не впадать в легкий шок, слушая Зойсайта. Девушка и представить себе не могла, что за мысли крутятся в голове художника, как рождаются образы и что же он хочет получить в конечном итоге. А тянули его мысли на несколько сценариев и вполне так увесистых книг, сборников рассказов и стихов, если бы за них взялся не менее талантливый писатель. — А вот здесь, — Тавровски наконец дошел в своем рассказе до холста, что совсем недавно они удивленно разглядывали без хозяина. – Изображена храбрая воительница, что ради своего долга в борьбе за мир предала свои чувства к демону, который хоть и не хотел ее убивать, но тоже всего лишь исполнял долг. В общем, такая страшная история запретной любви между противоборствующими сторонами, где долг называет свою нескромную цену. Цену обречения на страдания от потери важнейшей части жизни. — Проще говоря, убивая свою пассию, демон в тот момент понимает, что все убеждения мелочны и никчемны, по сравнению с любовью к своему заклятому врагу. — Можно и так сказать… — ответив Мамору, Зойсайт замолчал и отвернулся. Повисла гнетущая тишина. Ами Мицуно всячески выбрасывала из головы всплывающие воспоминания всех своих прошлых жизней, хоть как-то связанные с Зойсайтом, стараясь не подавать вида, какую боль ей причиняют эти образы. Мамору в этот момент внутри себя принимал решение забрать подругу обратно в Японию и навсегда оградить от художника или же позволить ей самой разобраться в этом деле, а заодно стоит ли вообще доверять Зойсайту. Сам же художник, прикрыв глаза, молился всем известным богам, чтобы его муза оценила его творческие потуги, осознала всю глубину и значимость этих полотен для него. — Уже поздно, я, пожалуй, пойду, — первым заговорил Мамору, — Вы действительно очень талантливы, Зойсайт. Надеюсь, когда-нибудь ваши картины доедут и до Японии. — Я тоже на это надеюсь, Мамору… — Тебя проводить? – не дав возможности продолжить Тавровски обмен любезностями, Ами обеспокоено посмотрела на друга. Мамору слабо улыбнулся и отрицательно покачал головой. — Нет. Думаю я найду дорогу до гостиницы. Всего доброго. – Бросил он, покидая мастерскую мистера Тавровски. Спустя неделю поздним вечером Ами провожала Мамору в аэропорту. — Думаешь, мне стоит все бросить? – наконец, смогла она задать животрепещущий вопрос, ведь в кое-то веке Зойсайт не следовал по пятам, а спокойненько остался ждать в машине. — Нет. Зойсайт не представляет опасности. Он просто человек. И если он пишет свои сны, значит, воспоминания прошлого тревожат его подсознание, но самое логическое объяснение для человека этим картинкам – сон. Его сущность не может принять то, что это было на самом деле. Кроме того, не скрывай того факта, что тебе это не безразлично. По крайней мере один из вас справится с этим гнетом. — Возможно, ты прав… — И не беспокойся, я поговорю с девочками. Ладно, до встречи в Токио, — улыбнувшись, брюнет прошел на посадку. — До встречи… — пробормотала девушка себе под нос, что-то внутри говорило ей, что больше они никогда не встретятся. Зойсайт ждал ее возле входа в здание аэропорта, не выдержав ожидания. — Ну что? Все нормально? Ами кивнула, улыбнувшись. Юноша распахнул ей двери машины и, занимая водительское место, затараторил: — Эту неделю мы хорошо поработали, наверно стоит немного отдохнуть. Я забронировал столик в ресторане… — Зой… — Не переживай, я в состоянии сводить тебя в приличное заведение… — Зой… — После этого я отвезу тебя домой… — Зой! – немного выйдя из себя, повысила голос девушка. – Не надо ресторана, не надо ничего. Я просто хочу домой, просто отдохнуть. Вопреки своим желаниям юноша послушался и повез девушку в свою мастерскую, что стала ей домом. Зайдя в квартиру, Ами торопилась расстаться с верхней одеждой. Небрежно сбросив сапоги, быстрыми нервными движениями девушка расстегивала на ходу пальто, проходя прямо в комнату, не включая свет. Единственным желанием для нее было добраться до кровати и рухнуть без сил. — Солнышко, с тобой все нормально? – Зойсайт перехватил сброшенное пальто и обеспокоено последовал за японкой. — Все хорошо, — тяжело дыша, отозвалась она, легким движением сбросила плед, застилавший постель и опустилась на кровать. — Ты какая-то бледная. – Включив ночник на тумбе, юноша присел рядом и протянул руку, чтобы убедится в своих подозрениях: лоб ее был горячим, — да у тебя температура. — Все хорошо, завтра мне будет лучше… — Я схожу за лекарствами, — словно не слыша ее слов, художник отправился в аптеку. Вернувшись обратно с медикаментами и фруктами, он обнаружил девушку спящей в одежде. Зойсайт осторожно, стараясь не сильно тревожить свою музу, вытянул из-под нее одеяло и, борясь с соблазном самостоятельно ее раздеть, накрыл сверху им и ранее сброшенным пледом. — Как же тебя угораздило? – проведя по ее волосам ладонью, тихо задал он вопрос пространству. Признаки ее недомогания он заметил еще пару дней назад, но на все его вопросы мисс Мицуно отвечала, что все нормально. Он обратил внимание на неестественную бледность, легкую рассеянность, вызванную слабостью, иногда слезящиеся глаза, которые она списывала на чтение при плохом освещении. Но Ами упорно отрицала то, что не слишком хорошо себя чувствует, и стойко держалась на ногах. Ближе к середине ночи девушка проснулась от сильного кашля. Зойсайт тут же появился в ее комнате с чашкой чего-то горячего в руках. Запаха она не чувствовала. — Вот, выпей. — Что это? – спросила девушка, глядя на юношу. — Подогретое вино с перцем. Должно хоть немного помочь. — Я не буду это пить, заниматься самолечением это… — Да-да-да, как будущий медик, ты не принимаешь средства народной медицины и предпочитаешь лечиться, как советуют учебники. Пей. – Он присел на край кровати и, взяв чашку в свои руки, уже намеривался напоить ее силой, но Ами сама сделала несколько первых глотков. – Вот умница. Эй, нечего такое лицо делать, не так уж это и противно, я же не рыбий жир тебя пить заставляю. — Горько. – Все еще скривившись, девушка вновь сделала несколько глотков. — Оно все горько. Вот если бы ты сразу приняла меры… — Зой, — она положила свою ладонь поверх его пальцев, сжимавших чашку. – Прекрати меня нравоучать, ты как мама. Он мягко улыбнулся, притянул девушку к себе и легко коснулся губами виска. — Отдыхай, — тихо прошептал он, вместо истинно желаемых слов. Ему хотелось сказать, как она важна для него, но страх, что она исчезнет, пересилил. — Ты уедешь? – Почему-то просила она, прижимаясь ближе. Зойсайт перебирал короткие волосы девушки и слушал ее дыхание. Ему хотелось окончательно переселиться сюда с самого того дня, как он впустил ее в свою мастерскую. Ами стала для него приятной собеседницей, подругой. С ней было легко и просто общаться, даже спорить. Хотя чаще в спорах выигрывала она, ведь в большинстве их дискуссий Зойсайт не очень хорошо разбирался. Но он упорно продолжал делать вид, что ему зачем-то надо ехать домой. Но ночи, проведенные в мастерской на неудобной кушетке, приносили ему больше радости. — Спи, — аккуратно уложив девушку обратно на подушки, художник покинул ее комнату. Мастерская заметно преобразилась с ее появлением. Бардака стало меньше, а приятных бытовых мелочей больше. Юноша накинул пальто и вышел на балкон. Полная луна освещала улицы Берлина. Ее круглый белый диск был так близко и так далеко. «Совсем как Ами. Такая близкая, такая далекая, такая родная и чужая одновременно. Десять месяцев до отъезда… Я должен любой ценой уехать вместе с ней в Японию. Я не хочу терять тебя». После выздоровления японки, он все же решился спросить Ами о возможности жить в мастерской вместе с ней. Девушка неуверенно согласилась и две недели они потратили на то, чтобы перевезти все необходимые вещи и часть мебели в студию, свободного пространства в которой стало многим меньше. — Может, твою кровать поставим в мою комнату? – Ами критически осматривала обстановку, и ей она не нравилась. От этого вопроса японской студентки у художника откровенно упала на пол челюсть. Он не мог поверить своим ушам. — А тебя это не стеснит? – плохо скрывая радость в своем голосе, спросил он. — Отгорожусь ширмой… — Ами! – окрыленный таким везением Зойсайт подхватил свою музу на руки и закружил по комнате. — При условии не приставать, не рисовать при свете, когда я сплю, и вообще производить поменьше шума пока я сплю. Но главное не приставать. — От ее строгого голоса юноша помрачнел и вернул девушку на твердый пол. – Зой, — она не смогла сдержать легкого смеха, глядя на него в таком состоянии. Привставая на цыпочки, девушка сама его поцеловала. Оторопевший Зойсайт и в это сначала не смог поверить, но просто не мог упустить возможности сжать ее сильнее в своих руках. Ее робкий невесомый поцелуй, перерос в страстный. Ами готова была с головой окунуться в его объятия хоть прямо сейчас, но Зой сам остановился и, прижимая ее голову к своей груди, заговорил: — Не отпущу. И никому тебя не отдам. Никогда. Ни за что. Я так долго ждал этого, ждал что ты сможешь поверить в искренность моих чувств. Ждал твоего ответа… На этом месте их прервал звонок в дверь. Ами готова была поклясться, что это очередная бывшая натурщица и оказалась совершенно права. — Зой! Ты не поверишь! Но в Турции так хорошо и тепло! – звонкий женский голос раздался в коридоре, а следом его обладательница стремительно влетела в студию, — А это кто? Еще одна девица модельной внешности недоуменно хлопала ресничками, глядя на японку, что уже из последних сил сдерживала слезы. — Лил, знакомься, — Зойсайт встал у Ами за спиной и, обхватив руками ее плечи, поцеловал макушку, — это моя девушка – Ами Мицуно. — Девушка? – уточнила девица, теперь уже глядя на Зойсайта заметно округлившимися глазами. – То есть ты хочешь сказать, что в этот раз все серьезно? – юноша в ответ лишь улыбался. – Ну, слава богу! Остепенился! Наконец-то, я могу похвастать маме об этом! — Э, нет! – в момент встрепенулся Зой, — не надо пока мамы, она же в миг прилетит сюда! — Замолчи! – оборвала его девица. – Я – Лилианна, сводная сестрица этого оболтуса. – Сестра художника внимательно рассматривала пару, ходя вокруг них, — не знаю, кто ты, но если смогла окрутить Зойсайта, либо очень расчетливая, либо очень хорошая девушка. — Лил! — Что? — Пожалуй, я пойду, заварю чай, — Ами быстро скрылась в кухне, дабы не мешать разговору брата с сестрой. Она прекрасно помнила, что видела Лил на том самом сюжете, но так же и помнила биографию Зойсайта, которую отыскала прежде чем пойти с ним на встречу. Лилианна, действительно его сводная младшая сестра. У японки отлегло от сердца. Сколько за эти почти три месяца она выслушала от других натурщиц о Зойсайте невозможно описать приличными словами. — Каким ветром тебя занесло в Берлин? — Я отдыхала в Турции, а потом, думаю, дай наведаюсь к братцу. — А почему не домой?! – разговор шел на повышенных тонах и походил на искренний семейный скандал. – Ты опять смылась от родителей? — Ну… — Тысяча проклятий! Лил! За какие такие прегрешения ты свалилась мне на голову? — Ну, папа хочет, чтобы я стала юристом, а я не хочу! Я хочу как ты, только стать писателем. — Я – другое дело! На этом моменте Ами зашла в комнату с разносом. — Ну почему же другое, — начала японка, сервируя небольшой журнальный столик, который именно сегодня они привезли из старой квартиры художника. — Вот видишь! Даже Ами это понимает! — Если у Лилианны… — У Лил, — поправила сестрица, а японка тут же продолжила: — Если у Лил есть талант, то почему бы не попробовать. Поступить куда-нибудь в гуманитар… — Нет у нее таланта! Всему надо учиться, а учиться она не любит! — Тавровски рвал и метал измеряя шагами комнату. Лил тем временем изобразила жестами «бла-бла-бла» и улыбалась. – Чем она только не занималась! И музыкой, и рисованием, и языками… — Между прочим, мне это помогло. – Сестрица бесцеремонно схватила пирожное из вазочки. — Может ей стоит попробовать… — Тысячу чертей в эту комнату! Ами, но хоть ты меня послушай! Лил, прекрати так есть, ты располнеешь! — Зой! – попыталась возмутиться японка. — Да не обращай на него внимания, он просто боится, что я напишу его биографию… — Лил! – Зойсайт кипел от гнева. — Зой? – удивленно повела бровью Лилианна с самым невинным выражением лица. Ами тихонько хихикнула, хотя уже еле сдерживала смех. — Прости душу мою грешную, за… — Бог простит, — оборвала несостоявшуюся молитву художника его младшая сестра. Это стало последней каплей для Ами. Девушка смеялась от всей души настолько заразительно, что даже Зой, наконец, заулыбался. Компания расположилась на диване и, счастливо разговаривая обо всем на свете, пила чай, до тех пор, пока не зазвонил телефон. Зойсайт и Лил тут же напряглись, что сидящая между ними Ами не могла этого не почувствовать. Три звонка прошло, и японка уже собиралась ответить, но Зойсайт встал раньше. — Я сам отвечу. — Если мама, меня – нет. – Прошептала побледневшая Лилианна. — Если мама, то и меня нет, — усмехнулся Зой, все еще не снимая трубку с телефона. — Так давай я отвечу… — Еще чего! – в голос возмутились брат и сестра. — Художественная мастерская Зойсайта Тавровски. Ой, привет, мам… — Зойсайт все-таки ответил, а Лили, чьи опасения подтвердились, заглушила нечеловеческий стон подушкой, — Да, мам, Лил у меня. – Юноша спиной чувствовал гневный взгляд сестры. – Да не надо приезжать. Поживет у меня пару дней, а там я ее домой отправлю. Да, мам. Да все нормально. Не беспокойся, отправлю. Приедешь на Рождество?! Нет! В смысле, я сам планировал приехать, если не уеду никуда. Мам, я тебе перезвоню, просто я тут работой занят. Нет, я точно перезвоню. Пока. — Тавровски, ты предатель! — Скорее спасатель и своей, и твоей шкуры. Она бы первым рейсом вылетела сюда организовывать твои поиски. А так у тебя есть пару дней. — Эгоист, — буркнула в сторону Лил, заметно обидевшись. — Так уже поздно, пора спать. Ами завтра на учебу. — Зой, но… — Ами, не стоит из-за непредвиденных обстоятельств нарушать режим дня. – Настойчиво требовал Зойсайт. — Да правда! – поддакнула Лил, — я тоже сильно устала, я здесь лягу… — Сначала тараторившая девушка осеклась на последнем слове, смотря на вытянутые лица влюбленных. – Вы что, еще не спали вместе? – она глядела на сильно покрасневшую Ами. — Лил! – взвыл Зойсайт, хватая Ами за руку. – Все что нужно, найдешь в шкафу, и не вздумай ночью смыться гулять. Ами, пошли спать, — он втолкнул свою девушку в ее комнату и погрозил сестре кулаком. — Три месяца живете и ни разу… — Лилианна подперла ладонью подбородок и смотрела на брата так, словно ей только что сказали, будто перед ней непорочное дитя. – Ну, ты герой, Зойсайт, я бы на твоем… — Спокойной ночи! – отрезал Зойсайт и захлопнул дверь комнаты, где им с японкой предстояло провести эту ночь. – Извини, Лил видела практически всех моих натурщиц… — Да ничего, — смущенно улыбаясь, все еще красная, как рак, студентка смотрела в пол, опустившись на кровать. – Я прекрасно понимаю… — Как только она уснет, я возьму еще один плед и лягу на пол. — Зой, а от тебя можно позвонить? – раздалось за дверью. — Да, — еле справившись с зубным скрежетом, откликнулся художник. – Она не уснет. – Подвел печальный итог он. Ами не отзывалась, уйдя в свои мысли. — Ты можешь лечь со мной… — робко проговорила она, мечтая уменьшиться в размерах. – Пол слишком холодный. — Господи! Спасибо тебе, что в награду за сестру монстра, ты послал мне девушку ангела! — Я все слышу! – опять донеслось из-за двери. — А если я дверь открою?! — А если я маме про Ами расскажу? — Лил, ты – не монстр. — Так-то лучше. — Ты – чудовище! В этот словесной перепалке выиграл Зойсайт. Сестра обиделась и, судя по звукам, уже кому-то жаловалась по телефону на злостного брата-демона. Художник же, наконец-то, вернулся к своему сокровищу. Усадив девушку к себе на колени, он целовал ее лицо и шею. Ами легко отвечала на его прикосновения и поцелуи, пока не поняла, что ее блузка уже расстегнута. Чуть вздрогнув, она отстранилась. Зойсайт добродушно улыбался, глядя ей в глаза. — Не бойся, я закончу по одному твоему слову. Ты мне веришь? Девушка кивнула и немного осмелела, коснувшись своими устами губ художника. Юноша больше не предпринимал попыток раздеть свою музу, даже когда она сняла с него футболку. Тепло ее тела сводило с ума, губы оставляли невидимые ожоги на теле, он из всех сил боролся с желанием. Балансируя на грани между тем, чтобы нарушить свое слово и повалить девушку на кровать, и тем, чтобы сорваться с места и подставить голову под холодную воду, художник немного отстранился. Во взгляде Ами читался не поддельный интерес к происходящему. — Все, — немного переведя дыхание, шепотом произнес он. – Ложимся спать, тебе правда завтра рано вставать. Эй! – юноша приподнял подбородок девушки, которая смущенно отводила глаза. – Ты расстроена? — Нет… — Тогда все хорошо, Солнышко, мы не торопим события. Зойсайт решился снять с девушки блузку и старался не смотреть на нее, чтобы не смущать, после чего встал и подошел к окну, давая японке возможность раздеться спокойно. Но он никак не ожидал того, что она подойдет и обнимет. — Спасибо, Лисенок. — Солнышко, не искушай меня, — чуть не взвыл художник, чувствуя, что девушка не надела пижаму. – Пожалуйста, ложись. — Ты не против, если я немного почитаю? – спросила она, когда Зой оказался рядом с ней под одеялом. — Нет, читай. – Рывком он придвинул девушку к себе. – А ты не против? — Вот же лис, — наигранно возмутилась она. Читала девушка не долго, так и заснув с учебником. Все еще не спящий Зойсайт, стараясь ее не тревожить, погасил ночник и убрал учебник на тумбу. Лил было разрешено пожить у Зойсайта недельку при условии, что про Ами она дома не скажет и слова. Японку поначалу несколько удивлял сей факт, но послушав рассказы брата и сестры о родителях, решила для себя, что не стоит с ними рано знакомиться. Сестрица художника разнообразила жизнь влюбленных каверзными вопросами и новыми выходками, но Ами плотно взялась за проверку знаний «вредины-сестры», что та быстро успокоилась. Спустя неделю, в их квартирке стало тихо.