Двойственный инстинкт

      Зевая и сонно потягиваясь, Реджина спускается по лестнице и обнаруживает сына сидящим за кухонной стойкой. Мальчишка аккуратно запихивает в рот полную ложку хлопьев, но взгляд его прикован к учебнику по алгебре. Сцена сама по себе настолько домашняя, настолько обычная, что заставляет сердце Реджины наполняться радостью. Сам факт, что они обрели кусочек покоя среди царящего вокруг хаоса, кажется прекрасным сном, и королева в ужасе от мысли, что всё это скоротечно, и ей придётся просыпаться.       — Доброе утро, милый, — Реджина решительно направляется к кофейнику. Ночной разговор с Эммой не прошёл даром. Женщина чувствует себя более уставшей, чем обычно, и у неё болит шея. Настолько сильно, что кажется, будто нет никакой возможности избавиться от проклятой боли. Хотя Реджина никогда раньше не испытывала ничего подобного, она не зацикливается на ощущениях. Скорее всего, всё из-за того, что заснула буквально в обнимку с телефоном.       — Утро, — чуть слышно ворчит в ответ Генри.       Реджина с любопытством разглядывает сына, размышляя, что именно ему известно о предполагаемых чувствах Эммы, о которых он якобы рассказал пирату. Она хочет поговорить с Генри, но в то же самое время немного побаивается затрагивать тему. Путём проб и ошибок Реджина выяснила, что искренность — лучшая политика в общении с мальчиком, а всё остальное неизбежно оборачивается против неё. С другой стороны, избегать непростых разговоров тоже не выход, ведь Генри, как и Эмма, видит её насквозь.       — Можно задать тебе вопрос? — слова вырываются раньше, чем женщина успевает их осознать. Она наливает себе чашку кофе и садится рядом с сыном.       — Конечно, — отвечает тот, не отрываясь от книги. — Что случилось?       — Почему ты сказал Крюку, что у Эммы ко мне есть чувства?       Необычный вопрос, но куда необычнее слышать, как собственный голос произносит его вслух. У Реджины сразу появляется ощущение, будто наблюдает за происходящим со стороны. А сама возможность, что она может нравиться Эмме в том самом смысле, всё ещё кажется ей абсурдной.       — Что? — выдавливает Генри. На лице мелькает тень паники, и даже невооружённым глазом видно, как его шокировал вопрос. — О чём ты?       — Ты не говорил? — Реджина не знает, какой ответ хочет услышать, потому что не готова ни к одному из возможных. Что бы ни сказал Генри, это неизбежно усложнит ситуацию ещё больше.       — Ну… — мальчишка замолкает, и Реджина отчётливо представляет, как вертятся у него в мозгу шестерёнки. — Кто тебе сказал?       — Крюк.       — Правда?! — Генри стонет и закатывает глаза. — Он мне вообще не нравится.       — Как и мне, — замечает Реджина. — Именно поэтому я не понимаю, почему ты с ним разговаривал, да ещё про Эмму.       — Вот сейчас как-то неловко, — при упоминании второй матери Генри внезапно весь сжимается. — Не знаю, что ответить. И вообще не хочу быть в эпицентре всего этого.       — Хм, хорошо.       Реджина не знает, почему сказала «хорошо», ведь это даже не близко к правде. Во-первых, смущает сама ситуация. Во-вторых, она понятия не имеет, что за «это», и почему Генри находится в эпицентре.       — Генри, я не просто так спрашиваю. Мне кажется, у Эммы сейчас не самый простой период в жизни, и я пытаюсь ей помочь.       Нервозность Эммы становится всё более очевидной, и Реджине интересно, заметил ли Генри. Впрочем, Спасительница ни за что на свете не захотела бы, чтобы их сын увидел, что она недостаточно сильная, чтобы справиться со всем миром. Кто знает, возможно, ей удаётся держать мальчика в неведении.       — Разве? — хмурится Генри. — Что случилось?       — Думаю, она пытается свыкнуться с мыслью, что Сторибрук — её постоянный дом, испытывает некоторые сложности в отношениях со своими родителями. В конце концов, многие события, произошедшие за этот год, просто доконали её.       — О, — вздыхает Генри с таким видом, словно сам должен был догадаться. — Думаешь, она снова захочет сбежать?       — Я знаю, что она не сбежит, даже если захочет, — с непонятной для себя уверенностью говорит Реджина. — Ты никуда не поедешь. И она тоже.       На какое-то время воцаряется тишина. Затем Генри закрывает учебник, а на лице у него появляется виноватое выражение, как и всякий раз, когда он чувствует приближающееся наказание.       — Я ляпнул глупость, — признаётся он нехотя. — С этого всё началось.       — Что за глупость?       И без того румяные щёки Генри становятся пунцовыми.       — О ней, ну… О взглядах, которые она бросала на тебя, когда мы ходили на пляж.       «Чёртов пляж», — думает Реджина. Они не должны были туда ходить. Дорого бы она дала, чтобы стереть этот день из жизни.       — Вообще, я думал, что вы с ней флиртуете, и только из-за этого так сказал, — с неожиданным жаром продолжает Генри. — Я переживал, что вы притворяетесь из-за меня, а на самом деле не ладите. Ты казалась такой счастливой, а она смотрела на тебя так, как будто хотела тебе что-то сказать, но не решалась.       «По крайней мере», — мысленно заключает Реджина. — «Я ничего не придумала».       Генри тоже это заметил. Их славный, внимательный сын обратил внимание на поведение Эммы, и оно его смутило. Эта солидарность странным образом успокаивает.       — В общем, я вскользь упомянул её пристальные взгляды, а она здорово перепугалась и потребовала замолчать. Когда я спросил, чего она так разошлась, она сказала, что я «слишком маленький, чтобы понять».       — Понятно… — бормочет Реджина, пытаясь осознать услышанное и в то же время представить описываемый сыном разговор.       — Я не тупой, мам. Я понимаю, что означает это ваше «слишком маленький, чтобы понять». Взрослые всегда так говорят, когда не хотят объяснять детям романтическую фигню.       — Но…       — А Крюк её буквально преследует! — перебивает Генри. — Это становится уже просто смешным, и я чувствовал, что должен был ему что-то сказать. Ну и сказал, что Эмма не заинтересована, а когда он мне не поверил, я добавил, что ей нравишься ты.       Реджина всё ещё не уверена, что подросток сделал правильные выводы. Психи Эммы, когда сын спросил про пристальные взгляды, могут быть обусловлены чем угодно. Но тут в памяти всплывают слова Крюка. Он ведь спрашивал у Эммы о теории Генри, и та не опровергла. Рассказ пирата подтверждается, и пока что у Реджины нет оснований не верить ему.       — Спасибо, что всё честно рассказал.       — Пожалуйста.       Раздаётся звонок в дверь, и Реджина едва сдерживается, чтобы не рассмеяться над тем, как удачно совпало. Время никогда не было на её стороне, и сейчас королева больше чем рада «спасительному звонку». Она почти срывается с места, спеша открыть дверь, ведь это лучше, чем отвечать на вопросы Генри о том, чем вся эта ситуация может обернуться для их и без того непростой семьи.       На крыльце оказывается Белоснежка с малышом Нилом на руках. Вид у неё тот ещё, как будто не спала годами. Если совсем честно, Реджина не может вспомнить, когда в последний раз Снежка выглядела настолько плохо. Пожалуй, никогда.       — Здравствуй, — бывший смертельный враг отрывисто вздыхает. — Эмма у тебя?       Судя по всему, пока что Реджине не светит перерыв в обсуждении Спасительницы.       — Нет.       — Я не знаю, где она. Дэвид сказал, она не появлялась в участке.       Реджина уверена, что Эмма в безопасности, ведь она её чувствует, но объяснить этого стоящей напротив женщине не может. Поэтому говорит первое и единственное, что приходит на ум:       — Прекрасно. Я найду её и удостоверюсь, что с ней всё нормально.       — Как? — спрашивает Снежка, поражённая, с какой лёгкостью Реджина приняла решение. — Я с тобой.       — Нет. Эмма явно хочет побыть одна. Я проверю, не угрожает ли ей какая-нибудь опасность, и всё.       — Ох.       Снежка взволнована, расстроена и явно не настроена спорить.       — Как думаешь, сможешь проследить, чтобы Генри добрался до школы? — язвительно спрашивает Реджина, не в силах смолчать. Она изменилась, но старые привычки умирают с трудом. — Или ты и его потеряешь?

***

      Реджина находит Спасительницу в деревянном замке Генри. Она забралась под самую крышу и сидит теперь там, свесив ноги и глядя отсутствующим взглядом перед собой. Несмотря на то, что в своих поисках Реджина обратилась к помощи магии, что-то подсказывает ей, что могла прийти сюда и сама. При других обстоятельствах она бы обязательно поглумилась, что Снежка ни черта не знает о собственной дочери, но сейчас на это нет времени. Уж больно Свон грустная и потерянная.       — Эмма! — Реджина смотрит вверх, скрестив руки на груди в попытке защититься от холодного, пронизывающего ветра. Его сильные порывы путали волосы, из-за чего они лезли в глаза и очень мешали.       — Эй? — вопросительно приветствует Спасительница, встретившись с ней взглядом. — Что ты здесь делаешь?       — Твои родители волновались, ты не пришла на работу. Они подумали, что с тобой что-то случилось.       — Что ж, со мной всё отлично.       — Я вижу, — говорит Реджина невозмутимо. — И чувствую. Спасибо нашей объединённой магии.       — Тогда зачем ты здесь? — во взгляде Эммы в этот момент столько надежды, словно ответ на её вопрос может многое изменить.       — Мне стало немного любопытно, почему мой шериф не следит за порядком в моём городе.       Нелепое оправдание. Совершенное бессмысленное, как если бы Дэвид сейчас не сидел в участке и не заботился о том, чтобы в городе царила абсолютная безопасность.       — Можешь подняться? — неожиданно спрашивает Эмма. — Как-то странно разговаривать вот так.       — Ждёшь, что я полезу на деревянную конструкцию в платье и на каблуках? Почему бы тебе самой не спуститься вниз?       — Не выделывайся. Просто сними обувь или перенеси себя сюда.       Реджина вздыхает. Какая-то её часть хочет возразить, но, честно говоря, для неё сейчас важнее реальные проблемы, а не надуманные. Поэтому королева щёлкает пальцами, а через мгновение уже сидит рядом с Эммой. Она иронически выгибает бровь и буравит Свон взглядом, требуя, чтобы та ответила на вопрос, который раньше проигнорировала.       — Наверное, я сегодня просто не в настроении работать, — вот и всё объяснение. — У меня проблемы, босс?       — Если не ошибаюсь, я сама говорила вчера, что тебе нужен выходной. Никто не бросается с головой в работу, пережив нападение.       — Ну, конечно, — ухмыляется Эмма. — Сказала женщина, которая отряхнулась и пошла, когда её приложили о машины, а потом зашвырнули в часовую башню.       — У меня было много практики. Возможно, в один прекрасный день ты достигнешь моего уровня, но пока этого не случилось, выходные вполне оправданы.       Они сидят плечом к плечу, потому что в игрушечном замке не так много места. Он — единственная фальшивка, всё остальное слишком настоящее и болезненное.       Вдруг Эмма поворачивается, и Реджина замечает, что у неё слегка обветрились щёки.       — Почему ты такая милая со мной?       — А почему нет? — огрызается Миллс, но больше обороняется, чем нападает. — Потому что Злая Королева не может никому сочувствовать?       — Я говорила не об этом, — говорит Эмма. — Завязывай уже с предположениями, что я думаю о тебе только плохое, потому что это не так.       Реджина ничего не отвечает, потому что — правда. Спасительница видит в ней лучшее, когда для этого нет никаких оснований. Свон поверила в неё раньше Генри. Если так подумать, во многом заслуга Эммы, что она получила второй шанс в отношениях с сыном.       — Просто ты милая со мной, несмотря на то, что я — жалкая. На меня напали, а я даже не помню об этом. Твоими стараниями на мне нет ни одного шрама. И какого чёрта, спрашивается, я так сильно расстраиваюсь из-за этого?       — Неизвестность, — догадывается Реджина. — Иногда нет ничего хуже неизвестности.       — Наверное.       — Меня бы тоже потряхивало, если бы я не знала, кто за мной приходил и почему.       — Тем не менее, — усмехается Эмма, возвращаясь к их обычной манере общения. — Ты должна признать, что обычно действуешь по отношению ко мне жёстче. Ты склонна сбрасывать меня с мостов.       — Я пошла на это, потому что твоя неуверенность в себе не знает границ. Тебе нужно было понять, что ты сможешь победить Зелину.       — А теперь? — Эмма смотрит почти умоляюще. — Что мне нужно теперь?       «Объятие», — думает Реджина. Но она не уверена, что готова к такому шагу, а Генри уже в школе, поэтому решает, что это — не лучший ответ.       — Перестать наговаривать на себя и начать прислушиваться к своему организму, который требует отдыха.       — Может быть.       — Или ты можешь провести свой выходной, рассиживаясь на холоде. Вполне себе разумно.       — Эй! — оживляется Эмма, не обращая внимания на её сарказм. — Поиграешь со мной в прогульщиков?       — Прогульщиков?       — Ну да. Забить на работу без уважительной причины и потусоваться вместе.       У Эммы такая интонация, как если бы они всегда проворачивали подобное, хотя на самом деле это относительно недавнее достижение. Реджина не совсем понимает, что задумала Эмма, но не хочет отказываться, видя, как та взволнована открывшейся перспективой.       — Если ты согласишься отдыхать, я соглашусь «прогулять».       Эмма смеётся, и её глаза снова светятся радостью, пусть даже совсем недолго.       — Прости, но нереально смешно, когда ты не понимаешь очевидных вещей.       — Ты согласна или нет?       — Да, ладно, я согласна. Я почти не спала ночью, так что отдых — неплохая идея.       Первый раз за разговор одна из них как бы невзначай упоминает про сущую ерунду; что они проговорили по телефону несколько часов кряду.       — Во сколько я отключилась? — спрашивает Реджина. — Я не помню.       — По-моему, около половины четвёртого.       — А ты после этого так и не заснула?       — Нет, не смогла.       Реджина хочет развить этот разговор, но чувствует, что ещё не время. Да и потом, если на то пошло, им предстоит провести вместе весь день.       — Тебе повезло.       — Правда?       — Абсолютная. Если верить нашему сыну, моя кровать — самое лучшее место на свете, чтобы вздремнуть.       Слова срываются с губ неожиданно легко и поражают в самое сердце. Но тут же у Реджины мелькает мысль, что она себе кого-то напоминает — чертовски знакомого и давно исчезнувшего. Может быть, она превращается в кого-то до невозможности милого. Может, Эмма, как и Генри, пробуждает лучшее в ней.