***
— Эмма, — Снежка облегчённо вздыхает, когда видит, что дочь спускается по лестнице. — Слава Богу. Бланшар обнимает её, и Реджина, которая наблюдает за ними, понимает, как это должно быть больно. Женщина проводит ладонями по больной спине дочери. Эмма не подаёт вида, что ей больно. Она даже не вздрагивает. Реджина подозревает, что Эмма приобрела это умение, когда жила в приёмных семьях, и ей хочется испепелить себя, ведь принцесса оказалась там главным образом из-за неё. — Ты плакала? — первым делом спрашивает Чарминг. Он наблюдательнее жены… более приспособлен к реальности. — Нет, — отвечает Эмма, глядя на него через плечо матери. — Скорее всего, это просто осенняя аллергия. — Мы так переживали, — говорит Снежка. — Не сомневаюсь, — Эмма отстранилась. — Но зачем нужно было разбивать Реджине окно? — Она может починить его магией. — И это делает ваш поступок нормальным? — Возможно, нет, — признаёт Снежка. — Но ты не отвечала на наши звонки, и мы запаниковали, потому что… золотце, сегодня ночью случилось кое-что ужасное. — Почему бы нам не присесть? — предлагает Реджина. Выглядит так, словно падчерица собирается вывалить новости посреди чёртового коридора, и это несколько нелепо, даже для них. — Мы можем поговорить в гостиной. Они все торопятся переместиться в указанном направлении. Эмма садится на диван. Снежка устраивается рядом с ней. Так близко, что с тем же успехом могла бы забраться прямо на голову, и на одно мгновение кажется, будто Спасительница задыхается. Чарминг плюхается в кресло напротив, а Реджина остаётся стоять. Она слишком взвинчена, чтобы усидеть на месте. — И? — Эмма ёрзает на диване. — Что такого «ужасного» случилось на этот раз? У женщины измученный голос, и выглядит она так, словно по горло сыта разговором, который едва начался. — Милая, мне очень жаль сообщать это тебе, но… ночью погиб Крюк. — О. Что с ним случилось? Реджина впечатлена умением Эммы блефовать. Что ж, кажется, женщина, которая с лёгкостью распознаёт враньё, сама в совершенстве овладела этим искусством. — Ребята из его команды сказали, что он много пил. По-видимому, мы все ошибались, и он не смирился с твоим отказом. Реджине хочется хорошенько врезать Снежке. Услужливое воображение охотно вырисовывает чудесную сцену. На этот раз она замахнётся получше, чем при последней крупной стычке на «Весёлом Роджере». На этот раз она хочет выбить Белоснежке все зубы. — Ты считаешь, что это я виновата? — Нет, конечно, нет! Просто упомянула… что ж, он выпил… очевидно, перебрал… и, наверное, споткнулся, неудачно упал и… проломил голову. Сегодня рано утром его нашли в проулке. — Но вы не уверены, что всё было именно так? — спрашивает Реджина. — Очевидно, вас тревожило что-то ещё, иначе бы вы так не переживали из-за безопасности Эммы. — Ну, все записи с камер видеонаблюдения на Мэйн Стрит уничтожены, — поясняет Дэвид. — Слишком странное совпадение. Как будто кто-то не хочет, чтобы мы увидели, что там случилось. В конце концов… это Сторибрук. Реджина растеряна. Она не уничтожала записи. По правде говоря, во всей этой суматохе камеры вообще вылетели у неё из головы. Пожалуй, вчера произошло самое безрассудное убийство из всех, к которым она когда-либо была причастна. Тем не менее, если это пират заблаговременно уничтожил записи, чтобы не осталось доказательств того, что он собирался сотворить с Эммой… Что ж, Реджина не отказалась бы узнать об этом пораньше, чтобы сделать смерть Крюка ещё более мучительной. — Я понимаю, мы привыкли постоянно быть настороже в ожидании новых злодеев, — обращается Эмма к родителям. — Но у Крюка были серьёзные проблемы с алкоголем. Думаю, ваш первый вариант больше похож на правду. Ты легко мог бы закрыть дело и отправить в архив. — Мог бы, — соглашается Дэвид. — Но сначала мы хотим исключить другие возможности. Например, Румпеля. Этих двоих связывала долгая и жестокая история. Мы проведём предварительное расследование. Реджина ловит себя на том, что совершенно не переживает о перспективе быть пойманной Дэвидом. Ни капельки. — Ты в порядке, милая? Знаю, тебе непросто принять… Похоже, Снежка спит и видит, как Эмма ломается, ведь она сможет подставить плечо, чтобы дочь выплакалась. Похоже, Спасительница понимает это и не хочет оставлять матери ни единого шанса. — А почему мне не быть в порядке? — Потому что ты потеряла друга. — Не совсем. Крюк помог нам добраться до Неверлэнда, что само по себе было очень любезно с его стороны. Но я бы не сказала, что мы были друзьями. — Он спас мне жизнь, — напоминает Дэвид. — И он вернул тебя домой после проклятия Пэна. — Реджина спасла нас от проклятия Пэна, — уточняет Эмма. — Румпель помог тебе исцелиться до конца. А Нил отправил мне зелье, чтобы я могла всё вспомнить. — Да, но если бы не Крюк… ты бы до сих пор не вернулась к нам. — Реджина спасала наши жизни тысячи раз. Почему этому никогда не придавалось большого значения? Зато с Крюком вы только об этом говорите. — То, что сделала Реджина, имеет огромное значение. И если бы с ней что-то случилось, вряд ли я смогла бы встать утром, — добавляет Снежка, и Реджине тошно, потому что это действительно так. — Моя душа была бы полностью опустошена. — И что? — с вызовом спрашивает Эмма. — Ты недовольна тем, что моя душа не опустошена из-за Крюка? — Мы не недовольны. Просто обеспокоены. Не нужно сдерживать свои чувства, Эмма. Крюк любил тебя. Может быть, ты не испытывала к нему романтических чувств, но я знаю, что он не был тебе безразличен. — Крюк не любил меня. Он просто хотел… хотел… — Эмма заставляет себя замолчать и пытается собраться. Сжимает кулаки до побелевших костяшек. — Не знаю, что тебе сказать, но его смерть меня не сломила. И ты не имеешь права говорить мне, как я должна себя чувствовать. — Хорошо, — Снежка принимает её позицию, но не совсем. Потому что выглядит такой растерянной, будто общается с незнакомцем. — Мы собираемся заняться подготовкой к похоронам и надеялись, что вы нам поможете. — Не буду я помогать, — Эмма заметно раздражается. — И я не понимаю, почему вы, ребята, вообще влезаете? Он не из нашей семьи. Пусть команда занимается похоронами. Они знали его лучше, чем все мы вместе взятые. Чарминги смотрят, смотрят и снова смотрят, и это становится по-настоящему неудобно. — Я даже не уверена, что хочу идти на похороны и притворяться, будто он был хорошим человеком, — продолжает Эмма. — По непонятной мне причине, каждый раз, когда речь заходит об этом типе, вы напяливаете розовые очки. В действительности он был куском дерьма. — Эмма! — восклицает Снежка в ответ на резкие слова. — Что за демон в тебя вселился в последнее время? — Правды, — отвечает она. — А вообще… больше одного. Не сказав больше ни слова, Эмма вскакивает с дивана и отправляется на второй этаж, а Реджина остаётся наедине с бывшими смертельными врагами. — Почему она так отреагировала? — Снежка, пришедшая в ужас от поведения дочери, поворачивается к мужу. — Это было… бездушно. — Каждый скорбит по-своему, — отзывается Чарминг. — Эмма совсем недавно потеряла Нила. В последнее время вокруг неё произошло слишком много смертей. Она, наверное, пытается осознать. Реджина передёргивает плечами от их глупости. — Если хотите знать моё мнение, она просто разобралась в своих чувствах. — Что ж, мы не хотим, — огрызается Снежка. — Дэвид прав. Эмма склонна скрывать настоящие эмоции. По большей части, честное слово, она говорит совсем не то, что чувствует. — Правда? — Реджина не понимает, почему родители Эммы не в состоянии увидеть очевидных вещей, в то время как ей это по силам. — Или вы просто не вслушиваетесь в то, что она говорит?***
— Я всё ещё считаю, если бы ты рассказала им правду, они бы поняли. Реджина стоит посреди своей спальни и не сводит взгляда с Эммы, которая снова забралась под одеяло. Она терпеть не может ту часть себя, что страстно желает помочь Дэвиду и Снежке найти общий язык с дочерью, но ничего не может поделать. Как если бы земля прекратила вращаться от того, что в семействе Чармингов наметились проблемы. Их не должно там быть. От слова совсем. Истинная любовь, радуги, единороги и пушистые котятки — вот чего у Чармингов должно быть в избытке. — Да, они делают идиотские заключения, и в этом их проблема, — продолжает Реджина. — Но, будем честными, всему виной нехватка информации. Если бы они знали, что случилось на самом деле… Эмма качает головой — то ли не согласна, то ли просто не хочет говорить об этом. Реджина решает не давить. — Хочешь позавтракать? — предлагает она. — Нет, спасибо. Я всё ещё уставшая. И хотела бы поспать. — Тебе что-нибудь нужно? Обезболивающие? — А ты уставшая? — отвечает Эмма вопросом на вопрос. — Немного. — Ты тоже попробуешь ещё немного поспать? Для Реджины вопрос Эммы звучит почти просьбой остаться… похоже, женщина близка к тому, чтобы признать, что действительно нуждается в ней. — Думаю, не худшая идея. Королева забирается обратно в кровать. На этот раз Эмма не прижимается к ней. Как будто вместе со светом дня пришли смущение и нерешительность. «Это нормально», — думает Реджина. Она понимает. — Можно мне остаться здесь? — спрашивает Эмма через несколько минут. — С тобой и Генри? — Конечно. — Я имела в виду… пожить здесь, понимаешь? Временно, пока… м-да. — Я так и подумала, что ты об этом. Да. — Ты, правда, не против? Я не хочу быть нежеланной обузой. Просто не знаю, получится ли у меня выдерживать родителей весь день, а идти мне некуда… — Ты вовсе не нежеланная, — заверяет Реджина. Она вкладывает в эти слова всю душу. — И да, я больше чем уверена.***
Когда Реджина просыпается в следующий раз, на часах шесть вечера. На неё накатывает волна паники. Женщина понимает, что не разговаривала с Генри с прошлого вечера и, честно говоря, понятия не имеет, где он сейчас. А затем её нос улавливает аромат чего-то очень аппетитного. Реджина вскакивает с постели и, спустившись на кухню, обнаруживает сына, готовящего ужин. Из груди вырывается вздох облегчения, и она с любопытством оглядывает приготовления, пытаясь догадаться, что задумал мальчишка. — Что всё это значит? — Вы с Эммой спали, когда я уходил в школу, — говорит он. — И когда вернулся домой. — Мне очень жаль. Ты в порядке? — Мам, школа в двух кварталах отсюда. Я в порядке. Просто подумал, что… мог бы сделать что-нибудь полезное. Поэтому заказал пиццу. Понимаю, это нарушает наше «пицца-раз-в-месяц» правило, но… — Это замечательно, Генри. Эмма всё ещё спит, но я уверена, она скоро встанет. Я просто… возьму тарелки. Они бесшумно передвигаются по кухне, неспешно накрывают стол, но женщина знает, что Генри внимательно наблюдает за ней. — Есть что-то, что я должен знать? — спрашивает наконец он. — Что ты имеешь в виду? — Знаю, я обещал держаться подальше от ваших отношений. Но вы в одной постели? Весь день? Разве это не значит, что… Реджина уверена, что её лицо вспыхивает ярко-красным. Это слишком смущающе. — Мы спали в одной кровати, да. Но мы просто спали. Мы не… Неужели это происходит на самом деле? Она, правда, обсуждает с Генри, случился у неё секс с его биологической матерью или нет? — Понял, — быстро отвечает Генри. — Прости, что спросил. Я просто хочу, чтобы вы, понимаешь, держали меня в курсе дел… если можно. — Не извиняйся. Ты всегда можешь спросить меня, о чём угодно. Надеюсь, ты помнишь об этом. С одной стороны, немного больно вести подобные разговоры с Генри, с другой — ей нравятся доверительные отношения с сыном. Реджина о таком даже не мечтала. Но это прекрасно. — Я чувствую запах пиццы? — в дверном проёме появляется Эмма. — Да, — Реджина кивает. Генри во все глаза смотрит на Свон. Наверное, из-за того, что она до сих пор сама на себя не похожа. — Наш сын, очевидно, превращается в главного добытчика в этом доме. — Добытчика, который добывает мою любимую пиццу, — Эмма приближается к ним. — Привет, пацан. — Привет. То, что Эмма делает дальше — совсем необязательно и противоречит характеру Спасительницы, но… Судя по всему, это сильнее её. Она притягивает Генри в объятие, тискает его и сжимает с такой силой, словно вообще не собирается отпускать. — Я люблю тебя, — она вдыхает аромат его шампуня, ласково взъерошивает волосы. — Очень. Когда Эмма выпускает Генри, мальчишка выглядит растерянным, совсем как Снежка несколько часов назад. Реджина единственная, кто знает историю целиком, чтобы углядеть в происходящем какой-нибудь смысл. И она делает первое, что приходит в голову — меняет тему разговора: — Итак, начнём ужинать? Её семья — сама мысль об этом приятно греет душу — отвечает восторженными кивками.***
Ужин становится приятным отвлечением, ровно до того момента, пока Генри буднично не затрагивает тему, которую Реджине отчаянно не хотелось поднимать. — Как продвигается расследование убийства Крюка? — Ты слышал об этом? — спрашивает Реджина. — Ещё бы. Новости разлетаются быстро. Да и дедушка посвятил меня… — Не знаю я, как продвигается, — говорит Эмма. — Я не помогаю в этом расследовании. — Почему нет? — У Дэвида всё под контролем. — Но шериф — ты. — Да, но я беру небольшой тайм-аут. — В работе шерифа? — Да. — И насколько? — Пока не знаю. Эмма явно не собирается ничего объяснять. Но Реджина понимает, что их сына неопределённость не устроит. Никогда не устраивала. — Мы с Эммой пережили несколько неприятных стычек с Крюком, — осторожно произносит бывшая королева. — Мы понимаем, твоим бабушке и дедушке нужно время, чтобы разобраться в произошедшем, но не можем разыгрывать сочувствие, зная, что пират получил по заслугам. Думаю, будет лучше, если Эмма останется в стороне. Генри кивает. Кажется, он ничего не имеет против довольно резких объяснений. — Значит ли это, что мне необязательно идти на его похороны? Потому что я, правда, не хочу. Эмма усмехается. — Ты точно наш сын. — Нет, Генри, тебе необязательно идти на похороны Крюка. — Хорошо. И на этой ноте разговор сходит на нет.***
Когда Реджина заходит, чтобы пожелать Генри спокойной ночи, он в ту же секунду захлопывает крышку ноутбука. Выходка цепляет за живое, потому что возвращает в прошлое, когда сын старательно и весьма успешно отталкивал её. — Что ты там прячешь? — Ничего. — Рассказывай. — Ничего… правда. — Прости, но я не верю. В последний раз, когда ты рыскал в компьютере, это закончилось побегом из дома. Я повторю только один раз: либо ты рассказываешь, что скрываешь, либо я силой забираю у тебя девайс. По-видимому, её слов оказывается достаточно, чтобы мальчишка вспомнил, что они давно переросли это. Он открывает ноутбук, и на экране высвечивается: «симптомы депрессии». Сердце Реджины пропускает удар. Генри кажется таким счастливым, и бывшая королева не видит никаких причин для депрессии, но если всё же упустила… Нет, этого она себе никогда не простит. — Генри, — она наклоняется, чтобы встретиться с ним взглядом, и хватает за подбородок. — Ты чувствуешь… — Не я, — перебивает он. — Эмма. — О, — Реджина понимает. Естественно. Они не могут одурачить сына. Им просто не по зубам. Не стоило даже пытаться. — Эмма. — Я знаю, Крюк вроде бы преследовал её, но разве не странно, что она больше не хочет работать? Ей нравится быть шерифом. И один из симптомов депрессии — потеря интереса к социальным активностям. — Дорогой… — А ещё она ужасно выглядит. Разве не так? Она, правда, надеется, что я поверю в аллергию? Она продолжает говорить, что болеет, что ей нехорошо, но ведь она никогда не болеет. Ты видела, как она меня обняла? Тоже странно, правда? Кроме того, она ходит за тобой хвостиком, как потерявшийся щенок. Понимаю, Эмма влюблена в тебя, но не первый же день… и раньше она никогда себя так не вела. Ещё один сложный момент. Реджина не знает, что ответить. Эмма заслуживает немного личного пространства, даже от собственного сына. Но и Генри не должен переживать настолько сильное волнение, пусть даже речь идёт о любимой маме. — Ты самый милый, самый замечательный сын в мире, — заверяет она. — Но это не твоя ответственность. — Больше, чем твоя! Она не из твоей семьи. Она из моей. Она моя мама. Реджина понимает, что Генри — взволнованный маленький мальчик, который огрызается из-за страха. Она понимает, что он не хочет сделать ей больно. Тем не менее, его слова цепляют. — То обстоятельство, что Эмма — твоя мать, делает её частью и моей семьи тоже. Спокойная интонация возвращает Генри в реальность. — Знаю. Знаю. Прости. Просто она меня здорово пугает. — Послушай меня внимательно. Совершенно нормально, что ты переживаешь. Я тоже переживаю. Но лучшее, что мы сейчас можем сделать для Эммы — напоминать, что она любима. Всю свою жизнь она слонялась неприкаянной душой, ей неведомо чувство принадлежности к чему-то. Прямо сейчас Эмма нуждается в стабильности и безопасном окружении. — И всё это здесь? — Да, — отвечает Реджина. Она всё это устроит. Сделает особняк безопасным местом, предоставит Спасительнице всё, чего та была лишена в жизни. — Пока что Эмма останется здесь, с нами, и мы покажем, что она — любима. — Ладно, — Генри соглашается с планом. Это не операция, не нечто захватывающее или новаторское, но необходимое, чтобы двигаться дальше. — Нереально странно видеть, как она рассыпается на части. — Ох, солнышко, все люди время от времени рассыпаются. Даже герои. Суровый жизненный урок. И больше всего на свете Реджина хочет, чтобы Генри не пришлось усвоить его.