Реквием для Праматери

«Какого черта я вообще в это все ввязался?» Эта мысль в последнее время все чаще приходила Невиллу в голову. Даже не так — она сверлила ему мозг изнутри, временами становясь просто невыносимой. За три дня, что минули с того момента, когда они с Алисой сошли с поезда, им довелось пройти уже хрен знает сколько миль по ледяной пустыне, а заветная голубая звезда все не становилась ближе. Даже наоборот — она как будто бы отдалялась и отдалялась, дразня своей недоступностью и зовя за собой. Теперь-то Невилл понимал, что это никакие не сказки, однако легче ему от этого не становилось. Временами он вспоминал рассказы Алисе о «подземном мире». Там, как говорила она, небо, а точнее, купол, его изображавший, был мерзко-голубого, неестественного цвета. Вот и голубая звезда казалась такой же фальшивой, искусственной. Это подтверждало и то, что горела она в небе вечно, и ночью, и днем, не как нормальные звезды. Вот только кто ее зажег-то? И зачем? Еще Невилл стал замечать, что с Алисой последнее время он вел себя как-то нервно, даже зло. Все чаще ныл без причины, огрызался, ссорился по пустякам. Она виду не подавала, молча терпела, но Невилл все явственнее ощущал, что причиняет девочке боль. Но ничего с собой поделать не мог — ему становилось тяжело, он уже откровенно жалел, что отправился с Алисой в это абсолютно ненужное ему путешествие. Но терпел, стиснув зубы, как настоящий мужчина. Привал им приходилось делать в открытом поле: никакого намека на человеческое жилье посреди тундры не было. На второй день, впрочем, набрели на полуразваленную избушку, хозяин которой, должно быть, то ли уехал, то ли помер. Заночевали там, в относительном тепле, а утром вновь двинулись в путь. Невилл был бы рад в этой избушке поселиться навечно, но Алиса все тянула его за собой, не терпелось ей к звезде поскорее попасть. Эх, и повезло же ей холода вообще не чувствовать! На ночь Невилл ложился спать, укутавшись сразу в две парки — свою и ее. Кое-как засыпал прямо на голом снегу, благо метели в этих местах случались нечасто. После избушки стало полегче: Невилл нашел там топор, разломал и так гнилую насквозь стенку и теперь шел дальше с вязанкой дров за спиной. Нашлась в избе еще и рабочая газовая зажигалка, и теперь стало возможно разводить костер и жарить на нем подстреленную дичь. В основном то были лемминги, крысы, пара птиц. Вервольфов ни подстрелить, ни заарканить пока не удавалось: уж больно крепкие да увертливые были. Ходили только по ночам кругами совсем близко и подвывали жалобно. После того, как Невилл пару раз палил в темноту из пистолета, вой стихал. В сон теперь Невилл проваливался даже с некоторым облегчением, не боясь, как раньше, увидеть Седрика. Но возникла другая проблема: Седрик стал приходить наяву. Никогда раньше такого не было, а тут — нате, пожалуйста. Сидит Невилл, допустим, говорит с Алисой о чем-нибудь, очищает от шкурки пойманного зверька, а тут вдруг из-за спины мертвый братец выглядывает. И хохочет так противно, зубы скалит. А чуть протянешь руку — и нет его, словно растаял. На третью ночь они остановились в странном месте. Большое круглое пространство было покрыто льдом, но при этом на нем — ни единой снежинки. Словно бы здесь раньше стоял стеклянный купол, как над нацистскими городами, только поменьше, а аккурат перед их приходом его убрали. За пределами круга снег-то лежал как обычно. Невилл на всякий случай внимательно осмотрелся вокруг и обнаружил в снегу, ярдах в двадцати левее круга, странную черную дыру в земле. Он заглянул туда, посветил даже фосфорной палочкой, но ничего серьезного не увидел. Было что-то наподобие колодца, только очень уж глубокого, дно совсем терялось во мраке. А больше ничего странного вокруг и не было. Они устроились на ночлег. Костер в таком странном месте побоялись разводить, поэтому Невилл просто разложил по периметру круга фосфорные палочки. Вервольфов и других зверей должно было отпугнуть, хотя в эту ночь они как-то не выли из темноты и не ходили вокруг. И это тоже было странно. Едва негритенок задремал, как перед глазами замелькали разные картины, словно в фильмоскопе. Точнее, не разные: все как на подбор из далекого прошлого. И все страшные. …Невиллу восемь, и вместе с пятилетним Седриком они лежат в кроватках, слушая мать. Старший брат изо всех сил размыкает глаза, стараясь не заснуть, но веки так против воли и опускаются. Мать курит глиняную трубку, и зеленый дым с приятным запахом трав окутывает комнату, навевая какую-то особую атмосферу далеких земель. — Почти сто лет тому назад с неба ударила яркая вспышка, — рассказывает мать. — Наш народ бы сказал: бог Леза разгневался на людей. Мой дед, Авраам Линкольн Игубе Третий, тогда находился в Германии в составе американской армии и видел все как есть. Небо тогда сияло, было светло как днем, земля тряслась и рокотал гром. А потом, когда начался хаос, дед бежал через Испанию, Гибралтар и земли арабов в истинно Черную Африку, на землю своих предков. Глаза Невилла слезятся от усталости и дыма, но он упорно не хочет их закрывать. Седрик давно уже мирно посапывает, но старший брат считает себя выше этого. — А шестьдесят лет спустя появилась на свет я, — продолжает мать. — Меня назвали в честь деда. Тот год был страшно неурожайным, говорили, что Леза до сих пор гневается, хотя молниями уже не бьет. Когда мне было шесть, дед перевез всю семью на север, в земли Германии, которые так понравились ему раньше и в которых он мечтал жить после конца войны… Глаза матери подергиваются туманом, изо рта выходит дым, заплетенные в косу длинные черные волосы блестят в тусклом свете лампы. Веки Невилла окончательно смыкаются, и он погружается в сон, где видит Черную Африку, далеких предков и бьющие с неба молнии… …Невиллу двенадцать, и они с девятилетним Седриком охотятся в скалах неподалеку от деревни. Наловив дичи, возвращаются домой по узкой тропинке, как внезапно Седрик, идущий впереди, резко замирает на месте, подняв руку. Невилл видит слева от них горного козла, что легко и даже как-то беззаботно перемахивает через ущелье, зависает на пару секунд на почти отвесной скале, а затем скачет дальше. — Он мой, — в азартном предвкушении произносит Седрик и бежит вперед, на ходу снимая с плеча и раскручивая аркан. Невилл понимает желание брата отличиться — тот уже в который раз наловил добычи меньше, чем он сам, — но сердце его в тревоге замирает, когда он видит, как Седрик стоит на самом краю ущелья, примериваясь кинуть аркан. Козел неподвижно застыл на другой стороне, прямо напротив Седрика. Бросок!.. Недолет! Козел даже не шевелится, зыркая круглым глазом в сторону братьев. Седрик быстро сворачивает аркан, примеривается снова. И… Бросок… Есть! Козел, запутавшись в петле, отчаянно бьется, затем вдруг с бешеной скоростью и силой прыгает прочь. Седрик, вцепившись в веревку, едва держится на краю пропасти. — Сейчас я помогу! — бросается Невилл к брату, но тот вдруг, потеряв равновесие, падает вперед. Падает как-то неловко, словно наступил на развязанный шнурок. И сразу же по ушам Невилла бьет отчаянный крик. — СЕДРИК!!! — Даже не слыша собственного крика, Невилл срывается с места. Козел с драгоценным арканом на шее скачет вдаль, но до него Невиллу сейчас нет никакого дела, он сам прыгает вниз по камням, оступается, разбивает колени… Седрик лежит вниз лицом в расселине меж двумя валунами. Ноги и руки его неестественно изогнуты. Невилл осторожно поворачивает брата лицом к себе. Седрик тихо стонет, глаза его закатились, а волосы на лбу слиплись от крови и кажутся в слабом свете ущелья практически синими. — Седрик, Седрик… — Невилл склоняется над братом, приподнимает его, но тот начинает стонать громче. Невилл видит, что правая нога Седрика, заломившись под странным углом, застряла меж камней, и каждое неосторожное движение причиняет ему, должно быть, нестерпимую боль. Можно попробовать вытащить ногу, вот только не станет ли от этого еще хуже? — Невилл… — вдруг еле выдавливает из себя искалеченный негритенок. Взгляд Седрика прикован к чему-то, что лежит возле ног брата. Нагнувшись, Невилл поднимает довольно-таки увесистый камень с острыми сколотыми краями — должно быть, отлетел от валуна, когда на него упал Седрик — и нерешительно застывает с ним в руке. Внезапно молящий взгляд Седрика точно подсказывает ему, чего тот хочет. — Нет, Седрик, нет… — Невилл чувствует, как по щекам сами собой катятся слезы, теряясь под меховым воротником и противно щекоча кожу. Но Седрик все еще умоляет его взглядом и даже едва заметно кивает. Невилл вдруг понимает, что часы его брата, пожалуй, и правда сочтены. Еще неизвестно, удастся ли вытащить его из расселины, а если и удастся, то успеет ли он донести брата до деревни и будет ли пьяница-лекарь в нормальном состоянии? Седрик дышит тяжело, с хрипом, и Невилл вдруг замечает, что грудь его под паркой разбита, вся одежда залита кровью, а ребра в буквальном смысле торчат наружу. Похоже, дела и в самом деле плохи. Слезы застилают глаза Невилла, он утирает их рукавицей. Взгляд Седрика молит все сильнее, и Невилл наконец сдается, поднимает руку с камнем над головой брата. Седрик прикрывает глаза в знак согласия. Невилл смотрит слезящимся взглядом на мрачные скалы кругом, среди которых нерешительно блеют козлы, на серое небо, в котором с пронзительным криком носятся какие-то большие птицы. Пытается представить себе все то, что видит, слышит и чувствует его брат в последние мгновения, а затем резко опускает камень на голову Седрика… … — Алиса! Алиса!.. Невиллу четырнадцать, и он смотрит, как мать кашляет на старой кровати. Отец склонился над ней, держит за руку и постоянно повторяет ее имя. Мать дышит тяжело, с хрипом, как тогда Седрик, ее легкие горят, а воздух вырывается из них, застревая в горле кашлем. — Алиса, Алиса!.. Невилл смотрит на мать и не может ничего поделать. Не может ничего сделать и отец. Порошки с таблетками не помогают, а деревенский лекарь в очередном запое. Грудь матери тяжело вздымается и вдруг замирает. Невилл подходит к ней, прижимает ухо к тому месту, где сидит сердце, но оттуда ничего не шумит, не дергается. Хотя глаза матери смотрят на сына все так же строго, с укоризной и в то же время как-то устало. Отец беззвучно рыдает, прижавшись к холодной руке… Неделю спустя Невилл с отцом и бабушкой сидят за столом и едят поминальный пирог из невесть где добытой бабушкой муки. Мамку похоронили в могилке рядом с Седриком, чтобы за сыном приглядывала и в посмертии. Отец сидит над тарелкой молча, ничего не ест, затем вдруг резко вскакивает и, беспрестанно повторяя: «Алиса, Алиса!», идет к себе в комнату. Возвращается оттуда тепло одетый, с рюкзаком за плечами, и идет к дверям. — Ты куда, Фрэнк? — так и встает с места бабушка. — За голубой звездой, — выпаливает отец уже с порога. — За голубой звездой, что счастие приносит. И он резко шагает в страшную метель за дверью. Бабушка бежит за зятем следом. — ФРЭ-Э-ЭНК! — вопит она во всю мощь легких, но отец идет, не оборачиваясь. Невилл бежит за ним со всех ног, да морозный воздух щиплет в горле, и мальчик быстро устает. Отец шагает, не останавливаясь, и вскоре совсем скрывается за снежной пеленой… «И приснится же такое!» Невилл вскочил, туманным спросонья взглядом окинул ледяной круг. Все так же лед сверкал зеленым в свете фосфорных палочек, так же густела вокруг тьма… Впрочем, разлепив как следует глаза, негритенок заметил, что Алисы, которая должна была дежурить, пока он спал, рядом не было. Отошла, что ли, куда-то? — Алиса! — позвал Невилл, вставая, осторожно обходя круг по краям и изо всех сил вглядываясь в ночную черноту. Сам туда соваться не стал, побоялся. — Алиса! — крикнул чуть громче. Нет ответа. Зато из-за спины внезапно донесся жуткий хохот. Невилл обернулся — ну конечно, Седрик, кто же еще. Стоит аккурат на том месте, где Невилл спал. Росту высокого, выше, чем сам братец умерший был. На плечах бордовая парка, из-под синих волос глазищи злые так и сверкают. — Чего уставился, неполноценный? — гаркнул он. — Думаешь, раз брата своего убил, так все теперь можно? Внутри у Невилла на это вскипела ярость (неполноценным его прежде никто, кроме нацистов, не называл), и он, сжав кулаки, бросился на Седрика. Да только все было впустую — удар прошел прямо сквозь мертвого братца, и тот растворился в воздухе. Впрочем, тут же возник прямо за спиной у Невилла. — Любезный, вы уже одним этим выставили себя полным недоумком и невежей, — заговорил он. — Прибегать к грубой силе вместо того чтобы нормально ответить словами — это ведь так умно, верно? Невилл вновь ринулся на призрака, но тот теперь растворился в воздухе еще прежде чем кулак брата его коснулся. И тут по краям ледяной площадки возник сонм еще таких же, как он. Впрочем, нет, выглядели они по-другому — все в серых плащах с капюшонами. Хохотали, правда, все одним голосом. — Ай, как заполыхало! — гремела туча глоток. — Даже мне с того света все прекрасно видно! Невилл в детстве слышал от соседских мальчишек легенду о боге Локи, что вот так же вот изводил людей, все время насмехаясь над ними. Да только боги — это все сказки, а Седрик — он тут, почти реальный. Сотрясаясь от бессильной злобы, Невилл выхватил из-под парки гаусс-пистолет. Поднял взгляд, а призраков по краям площадки уже и след простыл. Лишь впереди него темнела одинокая фигура. «Ну держись, Седрик», — яростно подумал Невилл, направляясь вперед с пистолетом в поднятой руке. Один выстрел — и со всеми его кошмарами будет покончено. Сумрачная фигура же не замерла на месте и не пропала, а смело шагнула навстречу Невиллу, оказываясь на свету. — Невилл, это я, Алиса! — воскликнула девочка, заметив направленный на нее пистолет. — Что с тобой? — А… Алиса… — с трудом выдохнул Невилл и опустил оружие. — Слава Богу! Где ты была? — С тобой все в порядке? — подозрительно спросила Алиса, останавливаясь в нескольких шагах от парня. — Со мной? Да, конечно. Мне просто показалось… — Невилл раздумывал, стоит ли говорить ей про Седрика, но решил, что лучше не надо. Вдруг она и в самом деле его сумасшедшим сочтет? Он все-таки покосился на всякий случай назад. Ну и, разумеется, Седрик уже был там. Интересно, а Алиса его тоже видит? Хотя о чем это он, так бы она обязательно спросила, кто это. — Настало время последнего испытания для тебя, брат, — заговорил вдруг Седрик своим нормальным голосом. — Время решить, может ли твоя подруга двигаться дальше. Сам ты уже выполнил свою миссию. Невилла так и пробрало холодом по всему телу. Брат говорил ему, что нужно бросить Алису, самому остаться здесь. Но так же нельзя! И тут же какой-то внутренний голос сказал Невиллу: можно. Он и так проделал слишком долгий путь, только ради чего? Никто его за собой арканом не тянул, не заставлял идти. И все же он пошел. А теперь сам вынужден был разгребать последствия. Давно уже он планировал бросить все, повернуть назад, и вот теперь понял: настал тот самый момент. Да и для Алисы он уже явно в последнее время стал обузой. Невилл поглядел вперед, на противно мерцавшую во мраке голубую звезду. На ту самую, под которой, должно быть, сгинул его отец. И негритенок окончательно принял решение. — Иди вперед, Алиса, — произнес он почему-то шепотом, наклонившись к девушке. — Я останусь тут… Догоню потом… Может быть… Она смотрела на него с тревогой, не решалась уйти. Ну разумеется, не все так просто. — Иди, иди, — поторопил Невилл. — Я должен остаться. Прикрою… тебя, — зачем-то добавил он. Алиса все еще смотрела нерешительно, даже протянула было руку, чтобы пощупать ему лоб, но потом передумала. — Ладно, я пойду. Пока, — промолвила она едва слышно, легко, словно тень, скользнула в темноту и тут же растворилась в ней. — Прощай, — одними губами прошептал ей вслед Невилл и повернулся к Седрику. Испытание так испытание, что поделаешь. Но уж чего Невилл никак не мог ожидать, так это того, что Седрик внезапно примется наскакивать на него, совсем как в давнем сне, бить синеволосой головой и тут же отскакивать назад, приговаривая: «Ей-ей». Невилл в отчаянии вскинул пистолет, выстрелил, но заряд, как и следовало ожидать, прошел сквозь тело Седрика, не причинив тому вреда. Невилл выстрелил второй раз, третий… — Ну давай, ущербный, попробуй еще раз, может, что и получится! — захохотал Седрик, и толпа внезапно появившихся двойников вторила ему. — Я посмотрю, как ты будешь изгаляться, пытаясь сделать заведомо невозможное! Невилл, воя от ужаса и бессилия, уронил пистолет и отступал теперь все дальше за пределы страшного круга, во мрак, в неизвестность, пятился спиной, спотыкаясь, а смех в зеленом круге все дрожал, раскатываясь эхом…