Nothing is impossible.

Баки знает, как нужно выживать в опасных условиях, поэтому до сих пор жив, только вот рука не родная, а чужая, холодная, железная. Он безошибочно знает, как хорошо сбежать из любой тюрьмы, но к такому повороту судьбы жизнь его не готовила. Его похищают. Вот так легко. Опытного бойца, с железной, мать его, рукой, вырубают и отвозят куда-то далеко от города, где его позабудут. И это реально неожиданно, удивительно. Как? Кому? Для чего? В комнате, где он находится, очень холодно, сыро и веет затхлостью, немного с примесью… Крови? Этот запах он узнает повсюду, ведь он сам по локти в ней тонул. Чувствует на руках ледяные кандалы, наверняка покрытые ржавчиной или кровью. Открыть не получается, и эти замки так смутно знакомы, будто он был в этой камере сотни лет назад, чертов эффект дежавю. Честно, это пугает. Оказаться в тёмной комнате привязанным. И интересно, для каких целей? Убить? Возможно. Может, это сон? Навряд ли. Кандалы давят на кожу настоящей руки острой тяжестью, так что это не может быть царство Морфея. По полу веет таким ледяным сквозняком, что ноги начинает сводить. Он оглядывает окружающую тьму и находит, что за ним словно кто-то наблюдает. Прямо из глубины пучины тьмы, ожидает, когда можно напасть, разорвать на части. Может, рыбий глаз камеры? Или и вправду, изнутри тьмы за ним смотрят. — Эй, кто ты? Зачем я здесь? — надорвано орет он в темноту, но внезапно затыкается. Он вспомнил об исчезновении Стива и Тони. Они пропали внезапно, и не были найдены. Искали все. От просто друзей до ЩИТа. Ни координат, ничего. Возможно, его похитили, как их? Для чего? Солдат прислушивается. Мертвая тишина. А нет. Глухие шаги разбавляют омертвление, он смотрит прямо, откуда раздаются звуки. — Зачем я вам? — спрашивает Барнс, зная, что его слышат. Внезапно тишину взрывает громкий смех. Такой знакомый, засевший где-то в отделе далёкой памяти. Неизвестный хохочет до хрипоты, тяжело дышит. Скрипит решеткой, входит внутрь. И ему только остаётся надеяться на лучшее, ведь это с ним впервые. Противник силён. Одинокая лампочка на потолке мигает, выдавливает из себя последние силы для освещения пятнышка темницы. И он выходит из тьмы словно на свет прожектора. Как на сцену. Он смотрит на заключённого диким, безумным взглядом, улыбается от уха до уха так, что это похоже на оскал, показывая белоснежные клыки. Глаза, налитые кровью, в упор смотрят в глаза Баки. И становится по-настоящему страшно. Нет. Это не страх. Это ужас. Поедает его мозг, как паразит. Он неизлечим, въелся прямо под ложечку, высасывает другие чувства и пускает яд ужаса. Он открывает рот, выдыхает с шумом, другой это замечает, улыбается ещё сильней, что вот-вот границы рта треснут. — С… С… Старк?! — солдат не мигает, думает, может, начались галлюцинации от холода, глаза чуть ли не выпадают из орбит, но стоящий перед ним реален. В чёрной форме с красными нашивками. — Привет, Баки! — как-то радостно, визгливо здоровается он, не прекращая давить улыбку. Пугает. Почему он здесь? Старк подходит ближе, уходя от света, ныряя во тьму. — Где… Я не понимаю. Объясни! — он выпаливает это, не зная, что и спрашивать, то ли то, как он здесь оказался, то ли, почему на форме вышито красным. Или вообще, где он пропадал и зачем ему он? Чёрт побери. — Ох, Баки, Баки. Это очень длинная история… Не возражаешь? — Тони закуривает, садится на корточки напротив на нормальном расстоянии. — Сейчас ты узнаешь, почему я и Роджерс исчезли, и почему, мой друг, ты оказался нужен мне, — Баки внимательно слушает, смотрит, как он пускает полосы дыма, впитывает каждое сухое слово, словно губка. Старк дергается, на его плече знакомый до страха знак: клеймо кровью. Гений видит, как глаза его пленника заволакивает ужасом, и он понимает почему. Тот не может оторвать взор от нашивки. Словно это и не клеймо, а настоящая гидра выросла из плеча. Тони смеётся, хватает пятерней его за лицо, сдавливает скулы, что останутся четкие кровоподтеки. Наклоняется так близко, что чувствуется запах табака и одеколона. Гений ухмыляется. — Хотя, я не буду ничего рассказывать. Я просто заебался ревновать Стива. И сейчас я избавлюсь от причины, — яростно шипит он, сверкая красными глазами. Смеётся громко, надрывно. - От боли, - понял Баки. Он конечно знал, что Тони и Стив, ну как бы были парой до исчезновения. В руках сумасшедшего сверкает лезвие ножа. И это очень опасно. Барнс пытается вырваться, пинается ногами, шипит, как дикий кот. Но заканчивается одним. Металл прислоняется к глотке с нажимом, разрезая эпидермис. А Старк дико смеётся, получает немыслимое удовольствие. Что заставило его таким стать? Баки рычит, а все бесполезно. Одно резкое движение, и можно остаться без головы. — Старк, мать твою. Какого хера ты творишь? — до него не сразу доходит, что и кто это сказал, но глаза смотрят туда, откуда пришёл сумасшедший Старк. На свет выходит ещё один человек. И солдат нечеловечески радуется, плачет, не обращает внимания на приставленный к глотке нож. Тони тоже оборачивается, сверкает изумлением в глазах. — Стив, прошу, помоги мне! — орет, срывает голос. А он спокоен, не обращает внимания, даже не смотрит. Его взгляд прикован к Старку. И атмосфера накаляется. Напряжение, словно перед грозой. Тони грациозно поднимается на ноги, подходит к Стиву, терроризирует его взглядом в ответ. Не шевелясь, словно сделаны из воска. Даже не моргают. Они не люди. Сейчас задача Баки сидеть у стенки, остаться незамеченным. Не привлекать внимания монстра, чтобы не вырвал сердце. В голове ничего и нет, кроме лютого страха, скользкого, противного. И стоят вопросы. Останется ли он живой, или его мозги будут стекаться по грязной стене этой камеры? — Какого. Хера. Ты. Творишь. Старк? — вставляя твердые паузы спросил Стив, сжимая челюсть и кулаки. Будто он прямо сейчас кинется на Тони и разорвет на части. Тот напрягается. — Я? Что я творю? Это что ТЫ творишь, Роджерс?! — визжит истерично гений, и он реально сейчас походит на кота перед дракой. — Я заебался слушать про него. Ты меня с ним сравниваешь. Знаешь. Трахаешься-то ты со мной! И убиваешь со мной. И люблю тебя я! Барнс снова поражается. Смотрит округлыми глазами то на Тони, то на Стива. Капитан стоит неподвижно, как скала, внимательно смотрит на безумного, не выражает чувств. И его губы охватывает ухмылка. Старк хочет её содрать, разорвать, чтобы никогда не было этого изгиба губ. Придушить до посинения. Неожиданно Кэп замахивается, пройдясь по лицу Старка, улыбается, когда горячая кровь брызгает ему на лицо. Тони хватается за, возможно, сломанный нос, видит на ладонях кровь, смеётся. Взмахивает рукой, и из тьмы прилетают части брони, окутывают его. Он стреляет из двух репульсоров сразу, но Стив успевает увернуться и запустить щит в ответ. Старк летит навстречу, раздает удары от железных кулаков, изгибается, укорачивается. Смеётся, когда своя или чужая кровь смешивается, течёт по лицу. И Баки согласен. Это безумие. Но хочется, чтобы они убили друг друга. Они херачат так, словно две армии против друг друга во Вторую Мировую. Страшно. Что стало с Тони Старком и Стивом Роджерсом? Что стало с Железным человеком и Капитаном Америкой? Стив бросается вперёд, хватает красный огонь реактора, подставляет щит под огненный луч. Безумно улыбается, глядя в глаза Старка. Тот облизывает разбитые губы, оглядывает чужое лицо, улыбается в ответ. Красный и красный. Баки сидит в уголке, молится, чтобы про него забыли. Чтобы их не стало. Но, увы, это не сон, а жестокая реальность. Стив хватает Тони за ёжик волос, приближает его лицо к себе, заливается зверским хохотом. Так, что с красных глаз побежали слёзы, смешивая кровь и соль в единую дорожку. Переносит руку на щеки, сжимает пятью. Прижимает к стене. Они не убьют друг друга. Барнс обнимает колени, пытается подумать о другом. Не получается. Он смотрит, как Стив отпускает реактор, достаёт из ремня нож. Втыкает в броню. Гений шипит. — Как же ты меня заебал, Старк… — выдыхает Роджерс, скалится, стискивает лицо противника сильней. Наблюдает, как из чужих царапин сочится плазма, считает синяки. Ухмыляется снова. — А может, наоборот? — язвительно парирует тот, сжимает зубы, глядит прямо в глаза Капитану с чистой ненавистью. — Как Я тебя ненавижу, Роджерс. Ложь. Руки в железных перчатках опускаются, прекращают сдерживать противника, позволяют потухнуть пылу. Скользят по совершенному телу ниже, цепляют чужие ягодицы. Стив поддается вперёд, кусает ухо Старка, слизывает кровь с его лица. Чертовы безумцы. Вампиры. Баки испариться бы отсюда, подальше, и забыть, что произошло. Но это невозможно. Он может лишь отвернуться, но этого не получается. Ёбаное любопытство. Глупо. Как ребёнок. Действительно смешно даже. Тони оглаживает широкую спину, трется лицом о чужое, собирает каждый гормон, запах. Сильные руки сдирают броню с желанного тела. Стив целует каждую царапину, синяк, вену. Старк вжимается в его бедрами и усмехается, слыша сдавленное рычание. Это самое дно. Это смерть. На голову больны. Но это возбуждает. Тела горячи. Губы находят друг друга, сливаются в грубом властном поцелуе, прикусывая, пуская алую жидкость из повреждённых капилляров. Барнс прекрасно знает, что будет дальше. И им плевать, смотрит на них кто или нет. Его затопляет отвращение и одновременно пробуждает совершенно противоположные чувства. Все тело Старка покрыто синяками разной расцветки и ссадинами. И его становится жалко. Он покрывает плечи и шею Стива поцелуями, наслаждается его сдавленным дыханием, трется о него телом. Роджерс осматривает его. Гладит свои дары, целует свои метки. Его пальцы подрагивают, касаясь кожи. Это финиш. И догадывается несчастный Барнс легко. Он просто боится, что Старк уйдёт и все. Бросит, забудет. Он может его ненавидеть, но испытывать к нему противоположные чувства не перестанет. Кожа о кожу. Температуры смешиваются в единую под восемьдесят градусов Цельсия. Едины. И заключённый пытается не слушать стоны, забыться, подумать о доме. Старк царапает спину до мяса о шероховатую стену, скалится от боли и удовольствия при каждом толчке. Как бабочку на крючок. Стив смотрит на его лицо, кусает губу. Проходится губами по шее, вылизывает там, где бьётся артерия жизни. Бережет. Он лучше сам убьет, чем кто-то другой. Тони обхватывает его спину руками, рвет тонкий слой кожи, задевает нервы, делится своей болью. Так ведь нельзя. Они должны быть нормальными. Не интересно. Лучше быть сумасшедшими, против мира, но вместе. Пусть и испытывая ненависть к друг другу, но в этом и сахар. Чем больше ненависти, тем больше чувств и эмоций. Ненависть — чувство острое, любовь — сладкое, с перчинкой. Стив замирает. Прижимает свою собственность сильней к себе, улыбается не по-нормальному, проводит ладонью по покрытой кровью спине. Берет Тони за щеки и притягивает к себе, целует. Нежно. Осторожно, и даже кажется, что они нормальны, обычные. Но Старк хватает того за волосы, отклоняет назад его голову и кусает шею, оставляя маленькую метку. Улыбается. Стив разрешает. — Стив… — устало, с нотами нежности вдыхает гений. Кэп смотрит вопросительно, спокойно. — …Я люблю тебя. Он замирает, переводит взгляд на его глаза с каплями безумия, смеётся. Одной рукой выхватывает пистолет из кобуры, не целясь стреляет Барнсу в голову. — Я тебя тоже.