***
Баки весьма удивлён, шлет больше пошлых шуточек, совсем безвкусных, банальных, но Стив краснеет, махает рукой, на отвали. Ночь холодна. Светит контрастом звёзд и луны на синем глубоком покрывале совсем без облаков. Из лёгких идёт пар углекислого газа, убивает кислород. До костей. Тони сдерживает слово. Облокотившись на ледяную ограду в тонкой ветровке нараспашку, из-под которой выглядывает та же рубашка, курит сигарету и смотрит ввысь, на вселенную. И Роджерс внезапно для себя останавливается. Любуется его одинокой фигурой, окутанной ночью. Невероятно красив, ему подходит это время суток. Пускает пустой дым, обработанный лёгкими, приоткрывает рот, из которого он льется верх. И сердце сгорает дотла, рвётся, поглощает яд. — Привет, — он пугается от глубокого голоса. Какие оттенки. Ноты, словно в музыке. Тони и не смотрит в его сторону, но легко узнает его силуэт в свете далёких рыжих фонарей. — Привет? — Роджерс подходит ближе неуверенно. Неловко. — Не пытайся быть другим… — снова говорит, и на этот раз в тоне угадывается совет, от которого в очередной раз захватывает дух. — Будь собой. Я не люблю, когда люди строят из себя не себя, а других. — Я… — Шшш… Он прижимает палец к свои губам и прикрывает веки. Бросает окурок на тротуар и встаёт прямо. Стив чувствует всеми фибрами души, что он миллион раз ошибся, что Тони опасный. Вовсе нет. Он просто не такой как все. И он говорит правду про окружающих. Пустую, но правду. Они идут по ночным улицам в гробовом молчании, но это приятно, молчать вместе, быть может, разговаривая так, чтобы голосовые связки и не двигались. Стив наслаждается его обществом, ему нравится ощущать, что он рядом, и в тоже время это больно, что он ничего не говорит, просто идёт рядом, тихо дышит. — Откуда ты? — парень рушит тишину по кирпичикам, осторожно, чтобы стена разом не рухнула. — Из Калифорнии, — Старк отвечает кратко и не смотрит в его сторону. Просто прячет руки в карманы глубже. Шея голая, он может простыть. — Почему ты позвал меня на прогулку? Он застаёт врасплох. Невероятно. — Ну… — Стив задумывается, как бы не сболтнуть лишнего. — Просто, ты такой отстраненный… Ни с кем не разговариваешь… — Это не обязательно. — Можешь рассказать о себе? — В моей скучной жизни практически нет ничего интересного. И обо мне тоже. А ты? А хотя я знаю… Ты застенчив, популярен, правилен. Мне не требуется впритык знать человека, чтобы разговаривать, — усмехается. — У тебя другой взгляд на окружающих, — это звучит твёрдо. Может, поддержит их банальный разговор. Роджерс замечает на смуглых запястьях тонкие шрамы и пугается. — Что у тебя с руками? — Ты весьма наблюдателен… — никакого удивления, возмущения, одно лютое равнодушие. Тони засучивает рукава, разглядывает шрамированные запястья и его губы изгибаются. — Не у всех жизнь, как в сказке. Большего знать и не нужно. Они все идут неведомо куда, спокойно, словно времени не существует. Стив — желающий обнять этого парня, и Старк — холодней стужи под тридцать градусов по Фаренгейту. Они садятся на одну из лавочек в парке, он снова достаёт сигарету и, чиркая зажигалкой, закуривает. — Ненавижу быть зависимым… — он смотрит в небо, вдыхает ядовитые пары. Стив соглашается. Но Тони качает головой. И все внутри холодеет от страха по неизвестной причине. Случится что-то плохое. — Ты не куришь, но зависим ведь тоже, — он усмехается так, по-особенному. — Зависимость от людей страшнее, чем от сигареты. Я знаю какого это, но эти шрамы не от зависимости. Ты знаешь, что такое боль по-настоящему? — Наверное, нет, — Роджерс смотрит ему в глаза, видит там отражение бликов, пустоты. Ни единой искры. — Это хорошо, — делает затяжку, выдыхает в лицо, и Стив заходится кашлем. Тони еле улыбается, рассматривает апельсиновый огонёк тлеющей сигареты. — Ты такой правильный. Слова режут хуже любого ножа. Это больно. — А ты неправильный, — огрызается внезапно для себя тот. Смотрит за его реакцией, удивляется внезапной усмешке. — А противоположности притягиваются. Хорошо, что ночь. Щеки горят огнём, как и тело. Слишком необычный, притягивающий. То ли это намёк. Стив слишком наивен. Чистая математика, ничего более. — Стив, скажи, зачем это все? — спрашивает Старк, продолжая любоваться просторами небес. — Что ты имеешь в виду? — Ты мог бы мне просто сказать, что я тебе не безразличен. И не надо отрицать, думаешь, я не заметил, как ты сверлишь меня глазами с моего прихода в вашу дыру, которая называется школой? — он говорит совершенно спокойно, отчётливо выговаривая каждое слово, которое отражается от тишины глубокой ночной улицы. И внутренности Роджерса охватывает наледь. Айсберг. Он замирает. Страх топит вязкой жижей. Парень встаёт со скамьи, улыбается ему как-то так по-весеннему, тепло, ярко. И хочется видеть эту улыбку до бесконечности. Подходит, припечатывает ледяными губами поцелуй в лоб, благодарит за эту ночь, уходит не оборачиваясь. Стив не может поверить. Место, где коснулись губы горит, словно капнули раскаленной магмой. Роджерс смотрит вслед уходящему, осторожно касается лба и смотрит на эту же руку. Он сошёл с ума.***
В школе к нему пристает с глупыми расспросами Баки, которому Стив только успевает застенчиво улыбаться, попутно отмахиваясь, но настроение тает, как роса по утру, когда он видит парту у окна совершенно пустой, незнакомой. Его не было сегодня в школе. И нигде его нет совсем. И на следующий день, и даже после. Каждой клеткой, атомом, Роджерс чувствует: что-то не то, такое скользкое, мерзкое, от чего хочется уйти подальше непременно. Он и не знает где живёт предмет его воздыханий, но есть верный Барнс, у которого, в свою очередь, имеются связи. Живёт он на одной из многочисленных улиц их квартала в огромном мрачном доме. Стив и не сразу находит звонок на железных воротах, но найдя, звонит целую дюжину раз, прежде чем на улицу выходит мужчина с седыми волосками и бородкой. От него пахнет дорогим одеколоном, он небрежно оглядывает пришедшего, дергает бровью вместо вопроса. И догадаться не трудно. Это отец Тони. Говард. — Здравствуйте, а Тони дома? — Роджерс держится уважительно, вежливо, как и должно быть. Мужчина фыркает, прямо как Тони, и совершенно равнодушно говорит, что не видел его со вчерашнего дня, а после уходит. Все предельно понятно. И никто его не видел. И неделю его нет. Ни слуху, ни духу. Парта пустая, ледяная. Стиву больно смотреть на то окно, гадает, где он пропадает. Не разговаривает. Все делает на автомате. Чертов робот. Так правда. Истина. Окружающее стало однообразной оболочкой. И от этого влюбляться сильнее кажется безумием, но его душа это и делает. — Да ладно тебе, Стив… — утешает друг, хлопает по плечу. — Забей, ты сам подумай, пришёл какой-то придурок со странностями, и ты потерял голову! Соберись! Ты парень, а не тряпка! Лучше посмотри на Шэрон, она от тебя без ума! И она не странная, да и не пропадает на неделю после первой прогулки. Роджерс смотрит на него так, что у Баки в глазах мелькает толика изумления. Уходит. Плевать. Резко останавливается, поворачивает голову. — Да пошёл ты. — вкладывает в эти слова столько яда, сколько может, говорит через плечо, идёт к выходу, не оборачиваясь. По толпе пробежали шепотки.***
Стив снова не спит. Сидит на кровати, рассматривает белый потолок, и кажется, трещинки на нем начинают танцевать, кружась в хороводе. Теперь предельно понятно, что Тони имел ввиду насчёт боли. Все давно спят, на циферблате мелькает три часа ночи и три минуты. Но чуда не будет. Роджерс и не сразу слышит стук стекла. Камушки. И кто? Какой придурок? Если Барнс, то смело можно вежливо послать к чертям. Он открывает окно, чувствует прохладные языки ветра. Слишком много он на себя берёт. Раньше легче было, так раньше и Старка в жизни не было. — Роджерс! — шипят снизу, где-то под тенью большого дуба во дворе. Этот голос дерёт, колит. Он узнает этот голос. Из миллионов. — Тони! — Стив хочет спрыгнуть с окна вниз, в бездну. К этому человеку, такому родному и отстраненному. — Спускайся, — это приказ, и нельзя ослушаться. И вправду, зависимость — гиблое дело. Легко умереть. Тупая тяга, как у магнита. Он успевает начиркать записку родителям, что ушёл рано утром по делам, накидывает ветровку и прыжками спускается по лестнице. Выйдя на улицу, не верит своим глаза. Знакомые черты силуэта сливаются с тенью дуба. Тони снова курит. Роджерс подходит к нему, в глазах горят звезды, полыхает злоба. — Старк, ты где пропадал?! — парень кидается, хватает другого в объятия, чувствует еле заметное тепло от его тела. Руки Тони окутывают в ответ, и от этого становится невыносимо приятно, до радости. — Это не важно, Стив. Идём, — шепчет где-то в районе плеча, выпускает его из кольца. И становится холодно. Словно упал в сугроб ледяных крошек. Вместе идут по ночной улице как когда-то, где были границы. А сейчас, Тони невесомо, мизинцем, цепляет мизинец Стива. Он ошарашено смотрит, но продолжает идти, а на лице Старка невозмутимость, такая, что сердце рвётся наружу. И идут они теперь единым целым. Об этом невозможно было мечтать. Проходить тусклые фонари, считать улицы вместе. — Стив, почему я? — этот вопрос грызет, и Роджерс не знает, как сформулировать ответ. Или сказать правду. — Ты просто не такой, как все, — твёрдо, каменно отвечает Стив, смущается, ловя лёгкую, как летний бриз, улыбку Тони. И все слишком правильно. Только язык чешется от того же вопроса. — Ожидаешь моего ответа? — до чего он умен. Догадлив. Это пугает, но в тоже время восхищает. — Ты — моё отражение. Моя противоположность. И я так бы хотел, чтобы ни тебя, ни меня не стало, но одновременно боюсь, что с тобой что-то случится, — он резко останавливается, выплевывает слова, шипит по кошачьи. — И ты такой до блядства правильный, что тошнит. Но это чертовски притягивает. Создаешь зависимость. И это, наверное, самое лучшее признание в его жизни. Честное, в котором нет лестных словечек о любви, здесь нет места нежности, но это красиво, правильно. Как и должно наверняка быть. Старк достаёт сигарету, хочет прикурить, но Стив накрывает зажигалку в его руке своей. Контакт. Глаза в глаза. — Не надо, — просьба такая тихая, что можно принять за ветерок. Но это не так. Тони немного поддается вперёд, выкидывает трубочку с табаком, притягивает Стива ближе, осторожно касается губ. И дух захватывает. Прыгнул? Значит теперь падай… Лети. Находи опору. И вправду, ему бы упасть сейчас в обморок, считать феечек над головой. Тони целует умело, как-то нежно, делится тем, что у него есть. И Стив пытается отвечать. Робко, неумело. Осторожно, словно ступил на минное поле. — Я тебя так ждал, — шепчет Роджерс, сверкает голубыми глазами. — А я тебя слишком долго искал, — выдыхает Тони и греет душу, вытаскивает ядовитую иглу. Штопает раны. «Люби меня так, как любишь только ты…» Но это не любовь совсем, это зависимость. Как от наркотиков на виражах. Туман.Стив — его наркотик. Тони — яд Стива.
И они медленно убивают друг друга, пока их совсем не станет.«Coming out of my cage And Iʼve been doing just fine Gotta gotta be down Because I want it all It started out with a kiss How did it end up like this? It was only a kiss It was only a kiss»