Nothing is impossible.

На улицах города сверкают праздничные гирлянды и апельсиновые фонари. Витрины и окна зданий украшают блестящие игрушки и мишура, вечно летят бумажные снежинки на скотче и прочий хлам. В морозном воздухе стоит атмосфера, наполненная духом скорого Рождества. Люди снуют из магазина в магазин, берут огромные коробки и оборачивают их в самые сияющие обертки. Суета. Еще чувствуется аромат хвои, такой свежий и свободный, щиплет в ноздрях и оседает инеем на гландах. Стив любит Рождество. Обожает мороз и колючие иглы ели. Хруст снега и пушистых сугробов — это музыка для его ушей, практически как и молчание Тони. Он ненавидит этот праздник. Ненавидит, потому что знает, что у Стива настроение будет еще безумней настоящего. Но Роджерсу все равно. Он заставит его любить эти зимние дни, вобьет собственноручно симпатию к этому празднику. Хо-хо. Старк хмурый, как никогда, бледный, как поганка, болезненный и бесполезный. Стив цепляет ему в локоны каштановых волос ободок с рожками и на нос красную светящуюся точку. Эдакий олень Рудольф, а он сам Блядский Санта Клаус из пучин ада. Тони кутается в два огромных шарфа, пьет много горячего и шмыгает красным от холода носом. Одевается под ледяным взглядом Капитана в красный свитер с плотным горлом, на котором изображены снежинки и олени. Презрение. Он мечтает их содрать, порвать эти зимние суетные деньки на блестящие пинетки и ниточки. Увы. Отдувайся теперь. В главном корпусе стоит огромная ель, срубленная по приказу Кэпа. Он наслаждается, видя неохоту в глазах Старка, когда огромная коробка рождественского хлама дается ему в руки. Он вздыхает тихонько в ворот свитера, берет ее и уходит, подозвав одного из наемников для помощи. Стив улыбается уголком рта, трёт руки в перчатках, это немаленькое удовольствие — видеть, как его маленький подопечный понуро идет к огромному дереву. Наконец, затхлый запах базы сменяется запахом хвои и леса. Еще горячего шоколада и печенья. Он позволит эту маленькую слабость. Пусть, иногда можно побыть немножко добрым, побыть мягким кусочком мяса без косточки. Ночью завывает ветер, сметает крупицы снежинок, гуляет сквозняком по коридорам. Тони жмётся калачиком под пледом к Стиву, тот фыркает, бесцеремонно поворачивается к нему спиной. Чувствует его дрожь, как он натягивает плед до ушей, подтягивает колени к груди, но чтобы не касались реактора. Он тоже ледяной. Печку бы ему туда вставить. Старк снова шмыгает носом. Застудил шавку. Никчемный. Стив гуляет по улицам города, незаметно наблюдает за наступающим праздником. Он поправляет шарф до носа, выпускает облако пара в двадцати пяти градусный кислород в минусе по Цельсию. Мимо идут прохожие однотонной массой, потоком реки. Детки тычут пальчиком в игрушки, взрослые их берут, пеленают в блестящие фантики. Слишком скучно и банально. Нужно бы сюда добавить побольше красок и пафоса, разноцветного взрыва искр, звука криков. Кровавого красного, вместо этого светлого и кукольного, как в мультиках. Со стёкол на него пялятся бородатые мужички в красных тужурках с ремнем на толстом животе, а рядом с ним лупоглазые оленята в упряжке с сияющим носиками. Какой-то придурок нацепил на шею Роджерса красно-золотую щекочущую мишуру и поздравил с наступающим. Рука уже полезла к набедренной кобуре, но вдруг остановилась. Он разглядывал сияющие в свете солнца ниточки. Красно-золотой. За грудиной что-то давит пружиной так туго и не расправляется. Стив задумчиво кусает губу, цепляет и отдирает эпидермис, блаженно чувствуя колющую боль и железный привкус, словно в губу воткнули иглу. Он не выбрасывает украшение, запихивает его поглубже в карман, идет против толпы. Солнце начинает медленно падать за горизонт. На базе пусто: распустил наемников на прогулки. Пусть. В главном корпусе тепло, уютно. Пахнет кофе и печеньем. Ель сверкает искорками, переливается всеми цветами радуги, отражается в зеркальных елочных игрушках. Стив идет в их спальню, повесив мишуру из кармана на самые верхние лохматые лапы. Тони лежит в постели, как всегда скукожившись, как креветка, шмыгает и сопит носом, натянув на себя коконом плед. Не любит он холод. Ему по душе солнце и зелень, а не белоснежная студеная пустыня. Что ж, кесареву — кесарево. Старк сжимается сильней, как кот, в тугой комок, теперь хрипит. Заболел. Заморозил солнечного принца совсем. За легкими что-то пилит, гудит. Ублюдина. Забрался к нему под кожу, как паразит, и плодится там. И как бороться с этим уродом, неизвестно. Хотя нет. Можно вывернуть ему шею, сломать позвоночник, вспороть брюхо, выдернуть реактор. Руки ведь тянутся, но кишки сворачиваются в узел, и это действует на нервную почву автоматом. С каких пор он стал таким слабым? Тони что-то мычит во сне, цепляется пальцами в одеяло до белизны в ногтях. Теплое бы ему что-нибудь… Такое, что будет его греть в самую стужу. Роджерс не может источать тепло, он сам вылез из льдов, из самых глубин. Убить его? Утащит его грязную душеньку дьявол вниз, и ему станет тепло. И Стиву легче. Ложь. Завтра Рождество, время загадывать желания, верить в чудеса. Каждый может побыть ребенком и помечтать. Ладно уж. Люди празднуют, брызгают и разливают шампанское, смеются и хохочут. Стива тошнит от них, хочется чтобы они все полегли под шквалом пуль… Спасает от этих действий одно никчемное воспоминание. Перед тем, как уйти, он нацепил на шею Старка красный ошейник с бубенцами. И это того стоило. Физиономия Тони совсем испортилась. Роджерс, как энергетический вампир, быстро высосал из него все хорошее настроение, оставив там только злобу, тоску и грусть. Вдали виднеется элитная высотка. Сияет, как елка, на всю округу однотонным электрическим светом, совсем скучным и колким. Самый последний этаж, вершина пика, звезда не горит. Выделяется мрачным обрубком. Туда ему и надо. В здании почти пусто, на входе никого. Стив вызывает лифт, нажимает на кнопку самого верхнего уровня и смотрит на зеркальную стенку. На своё отражение. Здесь все смутно знакомо, под перилами написано черным маркером «С + Т», на панели не достает пары болтов. Лифт пикает и тихо раскрывает двери в тьму. Роджерс выходит, натыкается на дверь. Закрыто. От одного пинка, она уже приветливо отворяется, выпуская наружу застарелый воздух. В нем витает пыль, оседает где-то в лёгких толстым слоем. На этом этаже никто давно не был. Он из далекого прошлого, всеми забытый и покинутый, словно стал зоной биологической опасности. Стив не держит никаких воспоминаний в черепной коробке, они ведь уже ушли, и вспоминать их не требуется. Тем более его жалкую жизнь до Капитана. Но сейчас он трет переносицу, давит на пульсирующие виски, вспоминает, перемывает косточки. И неожиданно озарение омывает. Накатывает тошнотворной волной, он идет по мрачным коридорам, как по лабиринту, находит нужную комнату. Дверь снова заперта, но Роджерс не хочет ее выламывать, он снова трет переносицу, находит рубильник для лампочки. За ним отверстие, где лежит холодный ключ. Так и оказалось. Когда-то это был маленький тайничок Капитана Америки и Железного Человека, тайная комнатка где они могли побыть единым целым, а не порознь. Романтичные придурки. Роджерс знает, что Тони помнит значительно больше в отличие от него. Вцепился в эти жалкие кусочки прошлого и не отпускает. Ключик плавно входит в скважину, поворачивается на триста шестьдесят. Он заходит быстро, порывисто и сразу же вылетает оттуда. Там все пропитано прошлым, слишком правильно, счастливо и беззаботно. От этого хочется стравить весь желудочный сок. Стив ломает металлический ключик, гнет его в комочек. Той жизни больше нет, её не существует, она не воплотится в реальность. Он сплевывает прямо на пол в презрении, откидывает железный шарик из поля зрения. В другой руке сжимает мягкий плюшевый плед небесно-голубого цвета. — Кто здесь? — раздаются шаги, настороженный голос эхом отражается от пустых стен. Охранник молод и неопытен, в руке сжимает фонарик. — Я, — Стив растягивает губы в оскале, наблюдает как глазенки парня чуть ли не выпадают из орбит. Он тут же приставляет указательный палец свободной руки к губам, которые делает уже трубочкой. — Шшш… Ты же не хочешь сдохнуть на месте, верно? Он убирает руку подальше от рации, смотрит на Роджерса, не моргая. Капитан подходит ближе, хмыкает, видя дрожь в чужих коленях. Внезапно в голову приходит Старк. До Рождества осталось каких-то шестьдесят минут. — Слушай, вот Он постоянно мерзнет насквозь зимой, — слащаво начал Стив, — я решил помочь ему решить эту проблему, — он показательно потряс плюшевым пледом в честь доказательства, — и сейчас до праздника остался час. Понимаешь, к чему я? Он не успел ответить, в глотку идеально вошел нож, разрезав ткани и сонную артерию. Назад его уже нельзя вытащить, застрял. Половину ноши расцвечивают крапинки бордового варева, стекают между отдельными пушинками, засыхают рубинами на голубом. Парень падает мешком на пыльный пол, смотрит стеклянными глазами в никуда. Что же, Роджерс и себе сделал маленький подарок на его любимый праздник. Головорезы поздравляют его, немножко пьяные, довольные до дури. У них красные щеки и огромные зрачки. Старка в главном холле нет. Стив равнодушно обходит стороной их компашку, идет глубже, прямо в дыру, где они спят и живут. На его рабочем столе стоит кружка молока и печенье, пахнущее имбирем. Роджерс кривится, то ли от отвращения от податливости Тони, то ли… Скорее всего только это. Тони снова лежит на кровати в своей излюбленной позе. На шее все еще торчит этот ошейник и звенит от каждого движения головы. Под глазами цвета шоколада залегла темная растушевка. Ждал. Его лихорадило. Не пил. От Капитана несет холодом и запахом снега, он садится рядом, смотрит на натертую шею красным ремнем ошейника его верного безумного возлюбленного, находит край сахарного синяка, полосу изящного шрама. Стив расстёгивает ошейник ледяными руками, отшвыривает его прочь. Тони резко открывает покрасневшие глаза, хватается за обожженную холодом шею. Взгляд уставший, тяжелый. Часы почти затрагивают полночь. Роджерс немедленно его кутает в голубой, запачканный сухой кровью плед, не обращая внимания на реакцию Старка хватает его на руки и быстрее идет на улицу. С неба валятся перья и хороводы снежинок, в вышине сияют белыми точками звезды. Тони прижимается к телу Стива, не может вымолвить ни слова. Он стоит на небольшом холмике со Старком на руках, обвивает широким шарфом его плечи, осторожно сдувает снежинки с ёжика волос. Вдруг небеса взрываются тысячами золотых и красных искр. Его ноша завороженно ахает, обнимает Роджерса сильней. Второй залп расцвечивает синим и белым. За каркасом грудной клетки пружина расправляется, словно он только что сделал выстрел. Тони сжимает голубую пушистую ткань в руках, с восторгом смотрит высь. Целует Капитана в ледяную щеку. Он сумел его согреть.