Nothing is impossible.

Есть в нем некая грациозность, самый сок, который хочется выжать до последней капли. А потом пить, наслаждаясь свежестью, упиваясь, и жадно хотеть еще. Когда он первый раз его встретил, поднялись вроде бы все чувства и, это наверно был первый раз, когда контроль над гормонами дал сбой. А когда увидел его подтянутую задницу, так удержаться на поводке стало совсем трудно. Вставало от его вида все. Даже волосы на затылке становились похожими на иглы ежа. Да и в грудине, прямо за кругом света стало совсем не так и спокойно после появления этого морального придурка во всей своей идеальности. А он такой блядско-невинный во всех смыслах, что хочется порвать все преграды к чертям в крошки. И еще он совершенно пошло выглядит. Кто говорил, что развратно смотреться могут только женщины? У этого идеала слишком пухлые малиновые губы, словно напрашиваются на поцелуи до исступления. Вот же кретин, откуда ты вылез такой весь красивый и правильный? Из пучины льдов и снега. Только, кажется, холод в него въелся настолько, что остался где-то внутри совершенного тела и видно его только в глазах. Радужки невероятно голубые и меняют оттенки от настроения. До самого светлого, постельного голубого, до самого синего, в глубинах океана. Тони наконец ощутил, как люди падают в бездну. Настал момент, когда внутри стало до боли холодно, а адреналин бьет по венам, когда находишься рядом. Да и вроде Старк нормальный, но не совсем. Свести с ума можно одним только взглядом. Увы, он в этом убедился. — Мистер Старк. — Капитан. Тогда он только окинул карим взором его глупую синюю кастрюлю на голове, да и не придал значения. Парень, как парень, неплохо сложен, вроде пропорционален. Вырядили его, как на какой-то спектакль: на теле голубая пижама со звездочкой и полосками. Но когда он снял этот сраный шлем в квинженте, ход мыслей перерос в углублённое описание внешности, как в сочинении. А Тони всегда писал на пять. Не заладится у них. Сразу понятно. Он по натуре такой справедливый мудак, а Старк по природе натуральная мразь. И не магистраль, а тропа с извилинами, как в кишках. Тем более он слишком остер на язык, в принципе он у него змеиный, гадкий и приносящий боль с самого кончика. Басовый нежный голос Капитана холоден, словно его дыхание — стужа, самая пурга, где гибнет все живое отребье. Этот холод прорывается сквозь поры кожи прямо в горячие нити мышц и оседает там пеплом. Ноты дрожат от злобы, ярости, Капитан не выносит Тони совсем, будто он — дитя дьявола, будто он вылез из глубин лавы и земли под злобный смех чертей. Да и пусть так считает, быть может это правда, ведь Тони совсем не архангел. Эта роль в их маленькой драме принадлежит Стиву, быть порознь, быть правильной точкой в их отношениях на пороховой бочке. Да и лично Старку неважно. Если захотел, значит, он это и получит — хоть как, но Капитан будет принадлежать ему. Как марионетка, как те шлюхи на одну ночь. На дне бокала с шампанским танцуют мельчайшие пузыри, стремятся вверх на поверхность. Тони редко позволяет себе такие легкие напитки, но сегодня он поставил маленькое исключение. Сегодня он запрет своих внутренних демонов в клапане черной душонки, позволит себе потянуть не горячий виски, сражающий наповал, а легкий пузыристый слабый алкоголь. Мстители сидят за столом, зализывают раны, как побитые шавки, скулят, и у них одна цель — надраться в хлам, чтобы все гематомы казались фантомами. Тянут все тяжелые напитки, словно берут пример со Старка, только сегодня в этот вечер в его бокале пляшет шампанское. Капитан сидит неподалеку, прижимает пакет со льдом к плечу, поглощает пиво из высококлассного стакана. Выслушивает бредовую болтовню команды и, как положено, в нужных моментах усмехается. На его скулах играют румяна и пунш, лепестки губ хмельные и малиновые, глаза блестят, словно стробоскопы. Тони сжимает ноги сильнее, кусает губы и чувствует на языке ожог шампанского. Он ненавидит, когда его организм реагирует так бурно, с силой и выбросом адреналина, а вожделенное тело сидит рядом, не знает, с какой силой возбуждает своим запахом и видом. Как жаль, что он не может набухаться в хлам, до бредятины на развязанном языке, до состояния овоща. Спасибо этому метаболизму, этой суке сыворотке. Ну ладно. Терпение. Старк по-лисьему хитро, с видом змея искусителя подносит к губам бокал, глотает газированный напиток, чувствует, как горло обдирает песком, гравием, стеклом. Стив медленно ползет своей блядской лазурью по всей жалкой компашке, как из плохого анекдота, задерживает взор на Тони. Презрение. Злоба. Тот глядит в ответ, ухмыляется, скользит языком по алкогольным губам, и внезапно Роджерс смущенно отворачивается, как невинная школьница при плохом мальчике. Постепенно в зале остались только они. Тони, желающий Роджерса до потери сознания, и Стив, ненавидящий Старка всем своим нутром. Да на это вполне плевать, но за реактором что-то скребет, ноет, словно там образовалась вселенная, такая пустая и одновременно наполненная ядовитыми парами. У Тони уже глаза заселены черной маслянистой пленкой нефти на янтаре, шампанское делает свое дело, пусть медленно, но внутри стало невероятно горячо и приятно, а в паху тянет. Он сидит, улыбается и любуется на его ангела с небес, самого невинного человека на этой грешной земле. Роджерс бездумно смотрит на свой стакан, наполненный хмелем, напряженный, словно сейчас вскочит и побежит. А в груди бьет сильней, рвется железом к нему на магнетизм. — Роджерс, ты можешь мне помочь? — алкоголь запеленал мозг и придал храбрости, вроде бы и следующие слова сорвались водопадом вниз, теперь лети и выкручивайся змеей. Стив приподнимает бровь, так изящно, словно это какой-то балетный танец. Стучит пальцами по своим костяшкам, дробно, пугающе. Тони чувствует этот аромат опасности за эти жалкие два шага, чувствует, как учащенно рвется в кровавое месиво сердце за реактором. — Чем, Старк? — он сплевывает эти слова со всей желчью, скрежет зубами, а глаза блестят не пренебрежением. Старку тошно и противно и в тоже время слишком больно и обидно. Он чувствует себя какой-то бабой, а не уверенным филантропом и уж тем более не плейбоем. Какое-то блядство. Да и правда режет сильней любого лезвия и бритвы. Он сглатывает, чувствует под мозжечком тяжесть сосущую, а в глотке вкус желудочного сока со вкусом шампанского. — Ничем, — Тони резко встает со своего места и уходит, не оборачиваясь, боясь посмотреть в его глаза снова. Увидеть там эти гребанные чувства, отблески. В спину прилетает тяжелый взгляд, совсем тягостный, обузой, — Джарвис, самого крепкого виски в мастерскую, — именно сейчас этого и хочется, надраться в хламину, до пузырящегося смеха и бреда, до больницы. Он хотел признаться, он хотел подойти и дотронуться. Он хотел почувствовать взаимность, а получил удар ледяным копьем. Действительно, чувствует себя девушкой, которая безгранично влюблена в парня. Жалкая тряпка, ноги только и вытирать. Что же, Старк просто рождён быть по натуре ублюдком и не заслуживает идеального человека. Он был, есть, таким и останется. Бороться надо, а Тони даёт слабину. Ведь любую крепость можно пробить, даже стену Роджерса, нужно лишь найти подход. Не скрасить ему своего одиночества, будут они всегда днем и ночью, солнцем и луной. Старк хочет их сплавить, заставить быть двумя сторонами одной медали. Не получается, остается быть его антагонистом. Плохой парень с очень хорошим характером. Почему в его венах макроколебание? Простак он, наивный ублюдок. Это просто тупик тупиковый. Ненавидит его Капитан, ненавидит эту самую современность в Старке. Ладно. Все ведь можно перетерпеть от самого легкого до самого трудного, но задом чувствует,что он будет рядом с этим идолом превосходства до конца. До крошева костей и мятых пластин железа на костюме, до потухшего реактора. Тони так и не доходит до лаборатории где можно подыхать от безысходности. Он разворачивается на все сто восемьдесят, идет назад, чувствует, как все кишки под каркасом рёбер сворачиваются узлами, змеей. Надо. Пусть и так сложно. Он всегда идет на риск, через любые эмоции насквозь, пулей. В тусклых световых бликах угадывается знакомый силуэт, от которого веет холодом. — Старк? — голос снова груб. Не надо слушать, он просто строит из себя неприкосновенного. Старк наглец, он получает что и кого хочет. Со злобой Тони сжимает идеальный воротник ровной рубашки, чувствует запах одеколона. Скрежет зубами от ярости, смотрит в эту голубизну радужек. У него брови взлетели вверх, да, это приятно, действовать неожиданно, со всей дерзостью. Плевать, получит он под дых или сломанные ребра. Плевать. Он накрывает своими губами чужие. Оставляет горячее клеймо, ласкает нежно и требовательно, но те не двигаются в ответ, застыли лепестками бутона. Значит, нет. Внутри все опало, как по осени, жухлыми листьями и стеблями. Чужие губы начинают двигаться, совсем неумело и неуверенно, нежно. Руки Роджерса обвивают затылок, осторожно цепляют волосы на затылке, впечатывают в него сильней. Ненависть сродни любви.