Nothing is impossible.

Огромная толпа однородной массой двигается на танцполе, напоминает какую-то мерзкую амёбу, которая постоянно в движении и тянется, трясет своими волосками. Лучи стробоскопов пронзают, освещают всеми оттенками неона каждый уголок. Здесь очень пахнет гаммами алкогольных напитков в невероятном колорите. Словно взрыв акварели на палитре у художника. С потолка светит ультрафиолет. Питер не посещал такие заведения ни разу за всю свою короткую жизнь. Он сидит на высоком стуле у барной стойки и безотрывно смотрит в свой стакан, наполненный свежим виски и колой. Напиток настолько тёмный в сумраке клуба, что кажется черной субстанцией, каплей нефти в бокале. Бармен снует от покупателя к покупателю, трясет железными выемками, поджигает и перемешивает, будто танцуя в диком ритме. Умело наливает, смешивает, словно парфюмер. Добавляет в бокалы пряный анис прямо под ритм какой-то бешеной песни. Питер совсем не слушает. Он не знает точно, зачем здесь и из-за чего. Он вообще не любит клубы, эту светомузыку и алкоголь. Ему бы книгу в руки и очки на кончик носа, но не сегодня — близорукость одержала верх. Рядом подсаживается девушка, блондинка, хорошо подвыпившая, чуть не падает вместе с высоким стулом, но Питер ее подхватывает. Она лениво смеется, с ее тонких губ течет бурбон, на глазах нет радужки. — Спасибо, — она опьяняюще улыбается. — Ты истинный джентльмен, — оценивающе оглядывает его своими водянистыми глазами и ослепительно, до дёсен, улыбается сильней. Питер усмехается, может, ее легкости, может, шляпе профессора на голове, он ведь тоже выпускник сегодня, жаль, что радость засела где-то на дне желудка. Блондиночка заказывает коктейль с очень сложным названием, выпячивает зад уткой на стуле, подмигивает ему. Совсем, можно сказать, пошло, развратно, почти как шлюха, но Питер легко улыбается и чуть-чуть отпивает из своего стакана, чувствует, как алкоголь впивается в язык и гланды, ползет магмой по глотке. В кармане куртки звенит телефон, сверкает вспышками. Двенадцатый пропущенный от папы и два от отца. Странно, они же могли его отследить и оттащить домой за шкирку. Точно же, Питер вырвал это устройство с корнем и растоптал к чертям собачьим. Телефон все вспыхивает, кричит, а он смотрит на экран и хочет его швырнуть в ближайшую стену, чтобы тот разлетелся на все маленькие детальки, болтики и винтики. Крук-крак. На дисплее над значком принятия и отклонения звонка горит белым ядом имя. Уэйд Уилсон, рядом пара сердечек. Какой-то детский садик с подгузниками. По ушам долбит какая-то чувственная музыка, прямо под его настрой. Питер убирает телефон назад в карман и делает залп или, как это здесь называют, шот. Внутри так горячо, горько, блондинка смеется, видя, как он ухмыляется, сидит, свесила свои длинные обнаженные ноги со стула, словно путан на охоте. Был бы он нормальным, оценил, да вот, несчастье, полюбил он мудака на катке в зимний вечер и мучается. — Я Гвен, Гвен Стейси, — лукаво представляется девушка, водит наманикюренным пальчиком по поверхности барной стойки. — А ты? — Питер Старк-Роджерс, — добро отвечает он и приветливо жмет девчачью маленькую ладонь. Глазки на миловидном лице загорелись, она облизала губы, собирая с них все градусы алкоголя, улыбается снова, так, совсем по-кукольному. Пустышка. Она — белый мусор, как и все, и совсем не интересует его. Девушка смеется, пьет свой напиток настолько неаккуратно, что струи текут по ее декольте и собираются в ложбинку между сиськами. Они болтают около часа, рассказывают о своей жизни. Не такая она и шлюха, как посчитал Питер. Гвен здесь первый раз, у нее выпуск, отмечает. Он заказывает виски, расплачивается, но почему-то не хочет пить. — Пит, а у тебя есть девушка? — развязано спрашивает она, качается из стороны в сторону, как неваляшка. Он долго молчит, в груди бьет разрядами, но все-таки ответ говорит так, как считает нужным. — Нет, — качает головой головой, это же правда. — Как так? Такой симпатичный парень и без девушки! — всплеснула ладошками, удивленно округлила глазки, ему кажется, что они вот-вот выпадут из орбит. — Нужно исправлять! Он смеется, хриплым, тромбным тембром, словно долго кричал. Стейси покупает пачку крепких сигарет, тонких, с каким-то экзотическим вкусом, которые вроде бы называются «Кисс», прикуривает и кашляет. — Всегда хотела попробовать покурить, — морщится. — Но меня предупреждали, что в первый раз буду кашлять. Ты куришь? Питер снова качает головой. Чувствует в носу запах табака, протекающего в легкие. Она потянула ему сигаретку, мелькающую апельсиновым огоньком. Дым пахнет не так плохо, если подумать. Парень зажимает фильтр в губах, но прежде чем сделать затяжку, ее вырывают и выбрасывают. — Ты хули творишь?! Я тебя еле нашел! Пошли! — Уэйд грубо тянет его за рукав, так, что Питер соскакивает со стула. Он замахивается, намереваясь попасть в челюсть, но кулак прилетает в карий глаз. Уилсон шипит, отпускает, хватается за ушибленное место. Рука немного саднит приятной болью. — Отвали, ублюдок, — слова пытаются быть ядовитыми, кислотными, чтобы прожечь его, испариться, но увы, он по-прежнему здесь, прямо перед ним, не застыл неподвижным миражом. Гвен что-то спрашивает, вылупила свои огромные глазищи, а Пит ее не слышит совсем, он смотрит на Уилсона и не моргает, куклой, словно через толщу воды. Уэйд достает из кармана пачку смятых «Мальборо», нервно закуривает, косится на замершего Питера, резко вырывается и дает пощечину. Слабо так, почти не хотя, но и за это он ему благодарен. — Парни, да что тут происходит?! — спрашивает Стейси снова и снова, начинает раздражать, мечется вокруг до около, как курица. — Какая тебе нахер разница?! — огрызается Уэйд, делает глубокие вдохи, злится. — Питер, пошли, ты еще и дома огребешь. — Я с тобой никуда не пойду, — фыркает тот, допивает свой виски в стакане, чувствует, как внутри все органы сворачиваются в комок. Отмахивается от девушки, и радуется, что она наконец замолкла. — Слышь, иди нахер, понял? — Только на твой. — Так чего ты ждешь? — Ты действительно думаешь, что после того, как ты меня оставил на три месяца, у нас будут продолжаться отношения? — смеется Питер, а внутри так больно, словно в грудь прилетела пуля, насквозь, через все преграды и костные стенки. А Уэйд молчит, смотрит в пустоту, и, может, ищет, что соврать, ведь ложь слаще правды. — Я уезжал, — это почти не слышно в басах мелодии, он только сейчас вспомнил, где находится. — Ты можешь не верить, но если бы ты мне не был нужен, я бы тебя искал? — Ой, вы здесь поцелуйтесь еще! — восклицает недовольно блондинка на стуле, пьет новый коктейль из высокого стакана. — Пока Гвен, я думаю мне пора… — Пит жмёт ей ручку, хотя недавно вот только знакомился, уходит, огибая танцоров и пьяных под лучи стробоскопов и ритма. На улице прохладно, он запахивает куртку поплотнее, засовывает руки в карманы. — Ублюдок ты, Уилсон, никогда так не делай, — он бурчит в ворот парки, знает, что тот его услышит. — Никогда, — ответ ни капли не приносит легкости, Уэйд достает новую сигарету, следом зажигалку. — Поцелуй меня, — он замирает на просьбу, отбрасывает трубочку табака, идет осторожно навстречу, в объятия. В его руках тепло и безопасно, так, что одновременно хочется задушить его или обнять и прижать ближе к своему телу. Они целуются, словно в последний раз, яростно, впиваясь пальцами в тела друг друга, судорожно сражаясь губами. Уэйд много курит, он весь пропах дымом, табаком, этот смрад действует опьяняюще без всякого алкоголя. — А ты никогда не посещай такие заведения, хорошо? — они тяжело дышат, жмутся, как будто пытаясь вдавить тело в тело. — Обещаю. Питер может посещать клубы, пить виски, не брать телефон. Просто он боится остаться один, без его присутствия, без его запаха. Уэйд не может пропадать надолго, ведь у него есть, к кому возвращаться. У него есть любимые губы, которые в десятки лучше любой сигареты.