Nothing is impossible.

Ник всегда умел трезво смотреть на ситуацию, какой бы она ужасающей не была. У него нервы все вырваны с корнем, чтобы испытывать меньше чувств, боли и страданий. Он всегда обязан быть спокоен, хладнокровен, чтобы другим, глядя на него в чрезвычайную ситуацию, не рвало душу чувство паники. Фьюри умел сдерживать свой внутренний ужас во время новой войны, умел контролировать ситуацию. Пока не сообщили о поимке главной цели, а если быть точнее, одной второй части. Хьюстон кладет ему в руку железные чипы, громко сопит, и его молчание пугает похуже понимания, кого они только что поймали. У него на запястье фиолетовая гематома, на ладонях мазки красного цвета. Ник знает почему и как, никаких объяснений ему не требуется. — Один? — Один. Он давит чипы носком ботинка, слушает мерзкий металлический хруст, идет за Хью тенью и ожидает. Чего, не знает сам. Может полумертвого или слишком живого, агент молчит, идет впереди так тихо, что кажется миражом. Фьюри шагает следом черным силуэтом. Он дико смеется, растирая синие кисти рук о ремни смирительной рубашки, хохочет слишком громко для нормального, а в карих глазах, обрамленных пушистыми ресницами — кукольная пустота и отражение людей. Это не он, это его злой двойник, смотрит с вызовом, улыбается невозможно широко улыбкой маньяка, психопата, убийцы. Его пытаются увезти в камеру, но он умело выворачивается, словно червь, толкает плечами, а в один прекрасный момент, зацепляется зубами за запястье одного из агентов, тот орет, когда из прокушенной руки струится лента плазмы, может, от страха, он здоровой заехал ему по виску, и псих обмяк. Будто сдох. Фьюри знает, чего им будет это стоить. Монстр устроит интервенцию, разнесет в клочья, но из его куклы нужно вытянуть все, что он знает, ободрать всю скорлупу с мозга, выжать информацию о Гидре. Его уносят в камеру, колоть много снотворного и седативов, еще ему пару таблеток Глицина не помешает. — Как вы его поймали? — Ник смотрит на сахарное пятно под глазом на смуглой коже, немного нервно поджимает губы, чтобы не заметили. — Да с каким-то парнишкой сидел в кафе, но того не смогли поймать, он задержал, — отвечает Джесс, пожимает плечами и уходит по длинному коридору, куда только что уволокли тушку бессознательного. Это будет слишком громко, дорого, что обойдется кровью, но Фьюри знает, как поймать Белую акулу, в какие сети и на какую приманку. Они поймают Капитана, да и пусть будет пафосно и не по-честному, просто все устали от этих кровопролитий и страха. — Вызовите Пеппер и Роудса, — приказывает Ник проходящей мимо операторше, та кивает и уносится в первый поворот. Маньяк делает из своих жертв невесть что, потрошит их до глубокой ваты, выдирает все нитки и лепит свое создание, совсем не человека, а его вторую тень. Реактор мерцает не голубым и электрическим, не светит такой добротой, как настольная лампа, а горит красным огнем опасности стоп сигнала. Старка помещают в комнату с пуленепробиваемым окном, он смотрит исподлобья, словно на добычу, ходит кругами, как хищник в клетке. У него на лице много сиреневого и желтого, под глазом шрамик, на шее след от укуса. Ник просто не узнаёт Энтони Старка, словно он где-то в другом времени, а не перед ним. Псих долбит кулаком в стекло с такой силой, что его костяшки пальцев превращаются в осколки и окровавленные кости, потом смеется, долго и хрипло, так, что у него надрываются связки. Но смотреть пустыми радужками продолжает с вызовом, прямо в глаз Фьюри. — Ты не знаешь, как ты попал, ублюдок, — шипит Тони по ту сторону, но Ник все равно слышит каждое его ядовитое слово. — Роджерс не будет меня искать, так что зря надеешься. После этого он снова хохочет до хрипоты, пачкает стены в своей-же крови, улыбается и кусает губу. К нему заходят чтобы перевязать руки и вколоть успокоительного, Старк забивается в самый темный угол, который находит, и сидит там, как крыса. Он кидается вперед, сбивает с ног первого врача, мертвой хваткой впивается ему в шею, где аорта, высасывая жизнь. Его вырубают только ударом, нечаянно задев какой-то железкой и оставив от ключицы до подбородка полосу тонкого эпидермиса. Слишком опасен, по идеально ровной бородке, в его стиле, течет на этот раз не виски, а красное варево. Его одевают в особую рубаху, вколов в вену капельницу. Фьюри не понимает, не может разгадать ребус. Что Роджерс сделал с ним? Что он сделал с собой? Нужно разворошить муравейник, разрушить все их туннели, потравить, а Роджерса и Старка в самую охраняемую психушку. Сделать из них нормальных, таких, какими были тогда, при нападении Альтрона и Локи. Пеппер плачет, часто моргает, словно сидящий перед ней Старк, мимолетное видение, будто сейчас рассыплется пеплом. — Тони, Тони, как ты себя чувствуешь? Почему на тебе так много синяков и шрамов? — она держит ладони на стекле, спрашивает бесконечно много, так беспокойно, можно принять за материнскую заботу. А Тони молчит, смотрит в серый пол, только на этот раз совсем без улыбки и оскалов. Вирджиния постукивает, умоляя посмотреть ей в глаза, но он не реагирует, словно мумия, неподвижен. Прикололи бабочку, оставили на антропологию, не взлететь ей. Хотя нет, не бабочку совсем, а мотылька, такого большого, мерзкого, с огромными глазами и пушистым облезшим тельцем. Поттс не поймет, что прежнего Старка не существует, он стерт ластиком с листа комиксов, удален, как вирус на компьютере. — Тони, идем домой, я заберу тебя отсюда, — она предлагает это с такой детской надеждой, что даже у Фьюри екает в сердечной мышце. Но взгляд карих глаз не обращён ни на ее, ни на Ника, просто в пол, словно у него внезапно сели батарейки. — Я войду к нему? Пеппер без лишних вопросов идет к железной двери, готовится нажать на кнопку, но он хватает ее за плечо, предупреждает блеском глаза, ей все равно. Ничего не остаётся, как войти вместе с ней, приготовить электрошокер на случай нападения зверя. Она присаживается к нему на коленки, молчит, гладит каштановую шевелюру, а в глазах горит такая надежда. Пробирает до костного мозга. Старк молчит, словно ему отрезали язык, без единой капли безумия. Неожиданно, он наклоняется вперед, утыкается в узкое женское плечико. — Прости меня, прошу, Пеппс, — шепчет, слишком горько, как будто пытаясь найти в себе силы нормальности, а она обнимает его крепче, плачет, смотрит в его серое лицо, ищет на нем прежние следы жизни. — Тони, идём домой, — снова и снова повторяет и, может, надеется укротить всех его демонов внутри. Но Тони только качает головой. — Я не могу. Она целует его в щеку, покидает камеру, забирая все воспоминания вместе с запахом легких духов. Только долгое время спустя, в один из дней Фьюри внезапно всё понимает. Окатывает, словно ледяным прибоем. Он стоит перед Старком, размышляет о Капитане, Гидре, прошлом. Все кроется. Сначала звенит сигнал, орет бешеной сиреной. Потом взрыв. Фьюри ничего не успевает понять, только смотрит на Тони за стеклом. А Старк поднимает уголок губ, но совсем без счастья. На пальце горит клеймо красной нити, слишком яркое и контрастное, как кровь на снегу. На безымянном пальце жертвы маньяка — убийцы, настоящего изверга, сияет золотом кольцо. Может быть, не он тут жертва.