Nothing is impossible.

За окном мелким крошевом идёт снег, укрывая Нью-Йорк белоснежным девственным покрывалом, давая сигнал о том, что зима близко, а значит остался шаг до Рождества. Кофемашина размеренно гудит, наливая тёплый напиток в кружку. До дури спокойно. Тони долго смотрит в окно, наблюдает, как люди идут по тротуару, затаптывая ногами белый ковер. С пятого этажа они кажутся маленькими букашками, словно муравьи. Он ухмыляется такому сравнению и поворачивает ручку пластикового окна. Холодный воздух обдаёт ворохом снежинок, которые тут же растворяются от тепла дома, оседают каплями на руках и футболке. Если подумать, мир — это огромный муравейник, и Тони — один из маленьких муравьев. Старк вдыхает свежий запах зимы и невольно любуется пейзажем. Последний раз он видел первый снег только на базе Гидры. Покой нарушает сигнал машинки о том, что его кофе готово. Он к этому и стремился. К размеренной спокойной жизни. На глаза попадается сахарный синяк, выделяясь на смуглой коже пятном. Красивая пятерня украшает запястье браслетом. Морщится, сглатывает. Все прошло. И синяк сойдёт, останется фантомом в воспоминаниях. Стив хватает его за плечо, давит на больные кости, словно хочет, чтобы они окончательно рассыпались. — Куда это ты собрался, а, Пирожок? — его улыбка — акулья. Безупречные белые зубы сияют жемчугом, а лазурь в глазах опасно сверкает. Тони молчит, терпит хватку, в руке сумка с вещами. — Я ухожу. Все. — Для него сказать это, как ножом провести по горлу. За грудной клеткой натянут канат, который вот-вот треснет. Терпение рано или поздно лопается. — Да правда ли? — Капитан улыбается ещё шире, до ушей, плавно опускает глаза на сумку в правой руке Старка и, кажется, сейчас сломает ему плечо. Разумеется, там останется чёрное клеймо гематомы, напоминая, что шутки — совсем не то. У Тони подкашиваются ноги, но совсем не от страха, нет. От усталости. Он помнит как Стив поменялся в лице, когда он резко вырвал плечо из хватки, развернулся и пошёл к выходу. Ничего личного. Ему, яд Роджерса — не помеха. Шаги твёрдые, уверенность тоже. Он идёт, не оборачиваясь, чувствуя как прожигают спину с позвонками взглядом. Нет. Достаточно. Слабины он больше не даст. Шавка устала. Шавка больше не верит. Она сцепила намордник и ошейник. Хватит. Он лопатками и позвонками ощущает, как Капитан Гидра облизывает пересохшие от ненависти губы, медленно проводит по нижней влажным языком, сжимает кулаки до белого цвета эпидермиса, это расходится по нервам разрядами тока. Кто говорил, что будет просто? Стив делает свой последний бросок кобры. Налетает сзади, со спины, и Тони про себя его называет последней крысой. Чужая, но одновременно такая до боли родная, тёплая рука тисками сжимает запястье. Кажется, что-то все-таки внутри сломалось. Карие глаза встречаются с ледяными голубыми. Старк всего лишь взмахивает рукой, и его окутывает броня. Свободная рука надежно оберегает репульсором. Он наводит ее на Роджерса с холодным спокойствием, поджимая губы полосой. За реактором противно колит. — Отпусти, — он шипит единственное слово, выплевывает его, словно сгусток мерзкой мокроты, сглотнув вставший ком поперёк горла. Стив даёт ему пощечину одним взглядом. Медленно отступает. Тони лишь выходит за порог, накидывает сумку на плечо и взлетает в небо. Все кончено. И вроде бы все приходит в норму. Старк берет чашку, наслаждаясь ароматом кофе, садится за стол. Скрип мебели эхом отражается от стен, за стенкой что-то бормочет телевизор, за окном продолжает работать муравейник. Он пьёт, обжигает кипятком язык. В висках пульсирует. Все хорошо, верно? Глаза начинает противно щипать, и он не смотрит больше на уродливые пятна, обрамляющие запястье. Он не вспоминает Стива и не воскрешает его образ в памяти. Стива больше в его жизни нет. Он стёр его контур ластиком, удалил, перенёс в корзину. Весь день он пьёт кофе и работает над костюмом. И это не кажется уж таким паршивым. В руках приятно лежат все инструменты, а детали послушно припаиваются и привинчиваются на свои положенные места, Тони улыбается. Щелчок пальцами — готово. Он устало тянется на стуле, зевает во всю полость рта, чешет макушку. Все кажется прекрасным. Спина болит, но лишь потому что затекла, ладони немного саднит. Никаких ударов и никакой крови. На циферблате горят красным цифры о том, что доходит третий час ночи. Старк лениво встаёт, накидывает куртку, обувается и выходит на улицу, прогуляться до Старбакса. Приторно отлично. Возвращаясь домой, поднимается по ставшими привычными ступенькам подъезда. Проходит мимо дверей соседей и роняет стакан с капучино. Он ощущает, как паническая боязнь прошивает его свинцовой пулей. Как колени начинают предательски дрожать. Под его дверью лежит пышный букет кроваво-красных роз. Запястье стучит тупой болью. За реактором что-то лопнуло. Тони до тошноты не хочет поднимать этот букет, словно это не ароматные бутоны, а чрево чумы. Они красиво сияют бордо под тусклыми подъездными лампами, маня к себе. Длинные стебли повёрнуты к двери, сверкая длинными и острыми шипами. Один удар в спину. Последняя крыса. Тони хочется взять букет в ладони и одновременно хочется сжечь. Тони просто хочется просунуть голову в петлю. Просто Тони вспомнил, что сегодня за день, и начинает истерически смеяться, оседая на колени, прямо на грязный захарканный пол. Сегодня ведь годовщина, пять лет вместе. Тони заливается хохотом, слезы катятся с щёк, разбиваясь. Розы красиво лежат у двери.