***
Зима наступила как-то неожиданно, в один момент укутав Париж уютным снежным покровом, сменившим постылую слякоть. Пусть ненадолго, но самой природе удалось создать сказочное настроение, позволившее почувствовать приближение Рождества. Запись альбома находилась на завершающей стадии, и Джаггеду больше не нужно было нестись сломя голову в студию, чтобы там до хрипоты ругаться со своим любимым, но неугомонным звукорежиссером, сжимая кулаки от злости. Что ни говори, Алекс был тем ещё упрямым чёртовым говнюком, не умеющим высказывать свои мысли, аккуратно подбирая слова. Пенни во главе с командой пиарщиков уже вовсю наводила шорох в прессе, создавая таинственную атмосферу вокруг готовящегося к выходу альбома. EP «Mon Talisman», который звукозаписывающая компания Боба Рота выпустила не далее, чем полтора месяца назад, расходился, как горячие булочки. Большой Боб ходил по офису, добродушно пофыркивая в моржовые усы. Пользуясь этим, Джаггед выпросил у него выходной. И не прогадал. Прогуливаясь по заснеженному сейчас небольшому парку, он дышал полной грудью, с удовольствием ощущал морозец на щеках и носу и упивался окружающим его миром. На душе давно не было так легко, так хорошо, по-сказочному радостно, что это должно было его удивить. Но не удивляло: Стоун наслаждался жизнью, и ничто не могло его расстроить. И, завидев знакомую маленькую фигурку в розовом пальто, прогуливающуюся в компании друзей, он не смог удержаться. Подхватив горсть снега, музыкант чуть согрел его в ладонях, чтобы получился более-менее плотный комок. Секунда, две — и снаряд попадает точно в цель. Маринетт взвизгнула от неожиданного холода за воротником, заставляя друзей испуганно заозираться, и гневно повернулась в ту сторону, откуда прилетел снежок. Рокер сделал вид, что он тут ни при чём, старательно пряча улыбку и отвернулся, чтобы не расхохотаться. Малышка выглядела до умиления разозлённой, похожей на встрёпанного воробья после драки. Наверное, увлёкшись поэтическими сравнениями, он и пропустил снежок, попавший прямёхонько в голову. Услышав задорный смех, который до сих пор вызывал у мужчины ассоциацию с перезвоном колокольчиков, он понял, что это сигнал к хорошему веселью. Стоун гонял девчонку по парку, слушая её заливистый хохот. Закидывал её рыхлым снегом, пытался уронить в сугроб. Маринетт от него не отставала. Наконец, он сумел загнать её в угол. Вернее, под дерево, ветки которого были богато украшены пушистыми снежными шапками. — Ты не сделаешь этого, — покачала пальчиком она, заглядывая в его прищуренные глаза. Джаггед только усмехнулся и, вспомнив собственную юность, подпрыгнул, дёрнув за ветку. Целый сугроб обрушился на тёмную макушку, не укрытую шапкой — за это, кстати, надо будет отругать непоседу. Благо, снег был рассыпчатым, большими хлопьями, а потому сугроб сразу же развалился, оставшись лёгкими пушинками на волосах Маринетт. Музыкант на мгновение забыл, как дышать. Она стояла перед ним, окружённая сияющими в неласковом свете зимнего солнца парящими снежинками. Снег запутался в её тёмных волосах, сияя словно звезды на ночном небосклоне. Широко распахнутые глаза смотрели на него неверяще, а на длинных ресницах искрились подтаявшие капельки. Трогательный румянец на щеках и приоткрытые от тяжёлого дыхания розовые губы завершали образ прекрасной феи зимы. Джаггед стоял, скользя взглядом фигуре, лицу и прижатым к нему маленьким ладошкам, из-под которых вырывались облачка пара. Он впитывал её, сохраняя этот согревающий зимний образ в самом потайном уголке своего сердца. Там, где давно уже поселилась эта маленькая смешливая девочка с невероятно серьёзным, взрослым взглядом. Неловкая пауза с игрой в ошарашенные гляделки, наконец, закончилась. Маринетт помахала подбежавшим друзьям, и Джаггеду волей-неволей пришлось повернуться к ним. — Извините, что украл у вас подругу, но она в последнее время ходила такая понурая, что стало жалко, — он ослепительно улыбнулся ребятам. Познакомился с ними, задержав взгляд на блондине. Вот кого, значит, любит Малышка до выступающих на глазах слёз. Типичный смазливый мальчишка, слащавый и слишком идеальный для того, чтобы быть настоящим. Стоун давно научился видеть таких людей насквозь; именно они приносили больше всего боли близким и не очень людям — потому что именно от них её и не ждали. Подхватив Маринетт под локоток, он повёл её и её друзей в кафе: малышка наверняка продрогла. Да и самому Джаггеду уже было не так комфортно под поднявшимся на улице ветром. В уютной кофейне же было тепло, сухо и красиво. Рокер, как будто показывая, как надо ухаживать за дамами, принял у девочек их верхнюю одежду. Затем поинтересовался выбором ребят и ушёл за заказом, затылком чувствуя направленные на него взгляды. Весь вид рыжей девчонки говорил о том, что она не отстанет от Маринетт, пока не вытрясет из неё подробности её отношений с Джаггедом. И только сейчас, услышав краем уха совершенно не тактичный вопрос «А у вас что, серьёзно всё?!», абсолютно точно осознал, что натворил. Отступившая тьма как будто ждала именно этого момента. Она взвилась пёстрыми лентами, оплела его душу, вытесняя всё то хорошее, что он успел приобрести. Невольно опустились руки. Что же ты делаешь, старый ублюдок?! Она всего лишь девчонка! Дрожащими руками поставив перед подростками стаканчики с кофе, он засобирался домой, старательно не смотря на Маринетт. Мужчина знал, что её чудесные голубые глаза полны тревоги. Знал, что она закусывает губы, не давая сорваться множеству вопросов. Он всё знал. И именно поэтому спешил уйти, куда угодно, лишь подальше от этой неземной девочки, которой он определённо не желал ломать жизнь собственными прихотями. Неловко извинившись, певец почти выбежал на улицу, где поднялась самая настоящая снежная буря. Маринетт, конечно, выскочила за ним. Но Джаггед старался списать хрусталь её голоса на завывания ветра вокруг. Он старался не думать о том, как боль сдавила грудь, мешая дышать, и сосредоточился на острых льдинках, бьющих ему в лицо и царапающих не привыкшую к холоду кожу. А заодно и на пронизывающем его ветре, ибо холод снаружи прекрасно резонировал с холодом внутри. Вскоре музыкант скрылся за белой пеленой снега, сбежав от света Маринетт во мрак своей извращённой душонки.Часть 4
19 декабря 2016 г. в 21:15
Маринетт было шестнадцать, когда они начали сотрудничать официально. Джаггед не мог не восхищаться её усердием и трудолюбием. А ещё тем, как много себя она вкладывала в свои работы. Каждый её набросок, каждый собственноручно пришитый кусочек ткани как будто дышал, отражая настроение девушки.
— Ты так смотришь, как будто бы я делаю что-то необычное, — сказала Маринетт, булавками подбирая край будущего костюма. Джаггед удобно устроился на диване неподалёку, закинув ноги на подлокотник, и под голову положив небольшую диванную подушку.
— Но это действительно так! Из рисунка ты создаёшь настоящую вещь! Это ли не чудо?
— Это — труд, который из обезьяны сделал человека, — негромко заметила Пенни, внимательно изучающая присланные сегодня утром предложения и контракты.
Последнее, конечно, было бы лучше прочитать в компании юристов, но женщине было откровенно лень сегодня куда-либо ехать — золотистое осеннее солнце мягко согревало Париж, позволяя людям насладиться подаренными крупицами тепла. Вид из окна открывался прелестнейший, и лучше было бы погулять в парке сейчас, а не заниматься работой.
— Да, да, я знаю, что ты сейчас смотришь на меня с намёком, но я и так половину ночи не спа-ааах-ал, — Джаггед сладко зевнул, прикрыв рот кулаком, и тут же потянулся. Мышцы неприятно ныли, в особенности спина. Не лучшая была идея пытаться писать песни для альбома в компании новоявленного папаши Алекса. Вообще любая затея в его компании всегда не из лучших, особенно это касалось распития спиртного, и вовсе не потому, что Джаггеду вообще-то нельзя. Даже без выпивки, звукорежиссер умудрялся закатить такую вечеринку, что его друзья никогда не жаловались на скуку. Даже остепенившись, он оставался их дражайшим непоседливым балагуром, находящим приключения себе на пятую точку.
— Ну, можно и сейчас подремать, я всё равно ещё нескоро закончу, — Маринетт пожала плечами, продолжая делать намётки на ткани. Джаггед внимательно посмотрел на девушку: тени под глазами явно были не от макияжа, а поджатые губы и складочка между бровей явственно говорили, что она о чём-то серьёзно думает. Вероятно, с ночи.
— У тебя что-то стряслось? — Джаггед подошёл к ней поближе, заставив вздрогнуть от неожиданности. Возможно, он даже сделал это специально — ему нравилось смотреть на плещущиеся в её глазах эмоции, чистые и открытые, без налёта наигранности.
Пожевав губу, Маринетт тяжело вздохнула, признавая собственное поражение:
— И откуда ты всегда всё знаешь?
Джаггеду ничего не оставалось сделать, кроме как растрепать её отросшую чёлку, нечаянно сбросив удерживающую тёмные прядки невидимку, и улыбнуться.
— Ну, всё-таки я старше тебя, да и с людьми сталкиваюсь куда чаще, — не говорить же ей, что он тщательно изучил всю её мимику, все реакции милого личика, невольно выдающего каждую мысль, что появляется в хорошенькой головке.
Маринетт отвела взгляд в сторону и чуть покраснела. Любопытненько — обычно её не так легко вывести из равновесия и смутить. Чаще всего мелкая вообще спокойно реагировала на подколки и какие-то замечания, иногда не очень-то и подходящие её возрасту. Музыканты, будучи настоящими рокерами, частенько не сдерживались и начинали нести всякую чушь. Благо, Джаггед в свое время популярно объяснил им, что будет, если Малышку кто-нибудь посмеет обидеть.
— Понимаешь… Мне… У меня есть один друг, и у него скоро День рождения… А я до сих пор не могу придумать, что ему подарить, — промямлила она кое-как, сравнявшись по цвету с помидором. Стоун взял её за руку и усадил рядом с собой на диван.
— Он тебе нравится, — мужчина не спрашивал, но Маринетт всё равно кивнула. Теперь пылали ещё и её уши. Насторожившаяся Пенни, которая всё ещё была против того, чтобы певец часто общался с девчонкой, внимательно смотрела на них.
— Это… Он красивый очень, но тут… Дело-то не в этом… Он замечательный, и я не знаю кого-то, кто был бы лучше него, и… я… — из её глаз вдруг покатились слёзы, заставив сердце рокера сжаться. Насколько же сильными были чувства его Малышки?
Стоун и сам прекрасно помнил свою первую влюблённость, закончившуюся полным фиаско. Тогда ему казалось, что мир должен рассыпаться прахом вслед за его чувствами. Но… Всё прошло.
Только вряд ли можно такое сказать Маринетт; не тогда, когда она плачет, размазывая крупные слёзы по лицу и жалобно всхлипывает. Беспомощно оглянувшись на разводящую руками Пенни, Джаггед сделал то единственное, что мог — обнял не сопротивляющуюся маленькую паникёршу и стал поглаживать её по голове.
Наконец, она чуть успокоилась. Пенни отправилась за мороженным или чем-нибудь сладким, что могло бы отвлечь бедолагу Маринетт от мрачных мыслей. Джаггед откинулся на спинку дивана, продолжая обнимать малышку за плечи, а она не сопротивлялась, полностью расслабившись в его руках. Было ли это проявлением её доверия или же что-то другое? Он не знал ответа.
— Почему ты с отцом не поговорила? — тихо поинтересовался Джаггед, и получил в ответ только нервное пожатие плечиками и невнятное бормотание про подколки и шуточки. Острый локоток неловко ударил его в живот, заставив сдавленно охнуть. — Если тебе не понравился вопрос, могла бы просто сказать.
Маринетт жутко покраснела от стыда, начала сбивчиво извиняться, размахивая руками и ещё больше краснея от собственной неловкости. Когда вернулась Пенни, от недавнего горестного плача не осталось и следа.
А мужчина чувствовал себя невероятно довольным, глядя на сияющее лицо Маринетт.