Малышка

      Маринетт больше не плакала. Широко распахнутыми глазами она смотрела на него, и остатки слёз блестели на её щеках в мягком, обволакивающем полумраке комнаты. — Джаггед, — легко выдохнула она, а затем первой потянулась за поцелуем, неловко прижалась к его губам и замерла, по-детски зажмурившись.       Стоун честно старался совладать с собой. Последние полтора часа он настолько тщательно глушил в себе любые признаки возбуждения, проглатывал готовые сорваться с губ слова любви и запихивал поглубже свои желания, что они сплелись в тугую пружину. Которая в этот момент буквально рванула с крючка.       С низким гортанным стоном мужчина припал к невинным губам Маринетт, сминая, лаская и упиваясь её тихим поражённым аханьем. Он изучал руками девичью спину, поднимался к узким плечам, проводил пальцами по шее и тонким ключицам, наслаждаясь мягкостью её кожи. Воротник рубашки, которую он одолжил малышке, давно сбился, обнажая одно плечо, и рокер погладил его, осторожно спускаясь ниже и ниже, сначала к локтю, а затем перемещая ладонь на тонкую талию.       Прижав Малышку к себе и вновь поймав её удивлённый вздох, Джаггед позволил себе углубить поцелуй. Несмотря на собственный голод, который, казалось, невозможно утолить, он старался быть как можно более нежным, чтобы не напугать своё нечаянное счастье.       Оставив в покое сладкий рот, сейчас судорожно хватающий воздух, мужчина осыпал поцелуями горячие щёки, спустился к подбородку, затем к шее, к тонкой артерии, выдающей бешеный ритм пульса. Вдохнул запах девушки, смешанный с нежным шлейфом духов и отдушкой лака для волос. Припал губами к шее, целуя, прикусывая, вылизывая кожу и ощущая эйфорию от того, как покорно отклонила Маринетт голову, давая ему больше простора. Как она всхлипывала и тяжело дышала, как пыталась сдерживаться, но тихие стоны против воли срывались с её искусанных губ.       Запечатлев на ключице поцелуй, певец оставил влажный след на девичьей шее, скользнув губами к уху. Легко прикусил мочку, заставляя её снова ахнуть и выгнуться в его руках. Удерживаться в вертикальном положении и дальше оказалось нереально сложно, и Стоун приподнял Малышку, пододвигая её глубже в мягкие объятия кровати и подминая под себя. Он продолжил целовать девушку, спускаясь от шеи ниже, чувствуя, как зарываются тонкие ловкие пальчики в его жёсткую шевелюру. Мужская рубашка давно уже задралась, обнажая плоский живот, и Джаггед, не удержавшись, с жадностью набросился на него. Ощущение сокращающихся под языком и губами мышц пленило и возбуждало, лишая остатков разума; руки его давно уже сжимали, гладили, ласкали нежные девичьи бёдра.       Маринетт выгибалась под ним, отзываясь на каждую ласку всё более ярко. Пальцы музыканта нырнули ей под спину, а сам мужчина одарил поцелуями выступающие тазовые косточки. Спустился ниже, к самой кромке кружевных трусиков, покрыл поцелуями горячую кожу совсем рядом с ней. Проведя пальцами по животу, коснулся бёдер, легко подцепил резинку… — Нет!       Бёдра девушки сжались, закрывая доступ к вожделенному месту, и рокер, оторвавшийся от поцелуев и ласк, слышащий лишь грохот собственного сердца в ушах, поднялся повыше, опираясь на свои руки.       Малышка выглядела по-настоящему испуганной: сжав колени, тяжело дыша, она смотрела на него большими глазами, влажно блестящими от не пролитых слёз. Растрёпанная, раскрасневшаяся, в сбитой мужской рубашке, в вырезе которой виднелась едва ли скрытая кружевным бюстгальтером грудь… Дыхание девушки было всё ещё прерывистым, и Джаггед почти на автомате потянулся к приоткрытым губам — успокоить партнёршу и убедиться, что всё хорошо. Но Маринетт остановила его, упёршись ладошками в плечи. — П-пожалуйста, не надо… — даже пощёчина не сумела бы отрезвить его лучше, чем эти слова, произнесённые тихим, срывающимся шёпотом. Резко отстранившись, рокер сел на пятки и в ужасе посмотрел на то, что натворил. — Боже, прости! Прости! — он сполз с кровати, но Малышка замотала головой, и было непонятно, что значит этот её жест.       Сам же мужчина чувствовал, как рушится его мир, осыпаясь стеклянным крошевом, впивающимся в тело. Она возненавидит его, посчитает насильником… Господи, хорошо, что она вовремя остановила его! — Оставайся здесь, тебя никто не потревожит, — отрывисто бросил Джаггед, под внимательным взглядом закутавшейся в одеяло Маринетт, доставая из шкафа свою косуху. И, звеня прикреплённым к ней металлом, спешно покинул номер, оставив растрёпанную и растерянную девушку, протянувшую ему вслед руку, в одиночестве.

***

      Пару бокалов виски со льдом спустя — плевать, что ему нельзя! — Стоун принял решение никогда больше не приближаться к Малышке. Впрочем, наверняка она и сама его прогонит взашей, и будет поистине счастьем, если Том его не убьёт. Слава богу, что уже через месяц начнётся мировой тур! Занятый промо-концертами, выступлениями на телевидении и интервью, музыкант перестанет думать о Маринетт, сумеет отвлечься чуть более, чем полностью… Ох, да кого он обманывает?! — Скучаешь, красавчик? — глубокий женский голос отвлёк его от размышлений.       Отделившись от однородной толпы не слишком трезвых тел, на соседний стул приземлилась блондинка, одетая в нескромное алое платье на бретелях, выгодно выставляющее пышную грудь на всеобщее обозрение. Склонив голову на бок и улыбаясь лишь уголком накрашенных в тон платью губ, женщина внимательно следила за рокером, как его взгляд скользил по длинным ногам, затем по крутым бёдрам, затем задерживался на поднимающейся от дыхания груди и остановился на лице.       Мужчина ощутил лёгкое прикосновение к собственной голени, и возбуждение, казалось, покинувшее его в номере, снова вернулось. Только сейчас личность партнёрши его вовсе не волновало. Ответив голодным взглядом на вызывающий взгляд блондинки, он запустил пальцы под неприлично короткое платье: — Скучаю. Есть идеи, как развлечься?       Спустя пятнадцать минут Джаггед грубо врывается в её тело, прижав блондинку грудью к стене. Идеально уложенное каре чуть растрепалось, кончики волос колышутся в такт движениям мужчины. Ох, да не она первая, не она последняя, кого он грубо, не заботясь об обоюдности удовлетворения, имеет в каком-то туалете. Здесь — третий этаж, и грохот музыки едва ли долетает сюда, и узкое пространство наполнено лишь тяжёлым дыханием Стоуна, сдавленными стонами блондинки, чьё имя он уже позабыл, и абсолютно пошлыми шлепками влажных бёдер друг о друга.       Музыкант особенно не церемонится с дамочкой, ритмично вгоняя в неё член едва ли не до упора, сжимает слишком упругую для того, чтобы оказаться настоящей, грудь, ощущая, как старательно женщина подмахивает ему попкой. Ни о каких нежностях и ласках, поцелуях речи не идёт; они не занимаются любовью, это даже сексом едва ли назовёшь. Он просто по-животному трахает первую согласившуюся на это бабу, снимая собственное напряжение.       Особенно не осторожничая, Джаггед выходит из блондинки, но только затем, чтобы развернуть её к себе лицом и снова резко войти, вырывая из груди крик и заставляя карие глаза закатиться в экстазе. Приподняв её левую ногу под колено, мужчина продолжает резко двигаться. Цепляющаяся пальцами за плитку на стене женщина стонет активнее, в такт его фрикциям. Эти гортанные, низкие звуки, ударившие по ушам, напоминают ему о Маринетт. О её отзывчивости, её невинной стеснительности и тихих стонах, мягкости кожи и запахе…       Чувствуя подступающую предоргазменную дрожь, рокер ускоряется. Блондинка уже беззастенчиво, по-порнушному пошло стонет в голос, прижимаясь обнажённой грудью к Стоуну и оставляя на его спине и плечах красные полосы от длинных ногтей. Двинувшись ещё пару раз, он едва успевает выйти из неё и кончить ей на живот, чуть ниже сбитого в гармошку алого платья. Сама блондинка обессиленно повисает на его руках, тяжело дыша. По её телу то и дело пробегает крупная дрожь, и понятно, что женщина едва ли держится на ногах, урвав и свою порцию удовольствия.       Правда, спустя уже пару минут, когда Джаггед, отдышавшись, неспешно застёгивал джинсы непослушными пальцами, она вытирает мягкими салфетками собственный живот, глядя на мужчину из-под полуопущенных ресниц. — Что, даже не поцелуешь на прощание? — усмехается она, приводя себя в порядок. Ловко надевает на покатые плечи тонкие бретели платья, поправляет в вырезе высокую грудь.       Певец накидывает на плечи косуху. Пусть его похоть и удовлетворена, чувствует он себя отвратно. Каким же мудаком и моральным уродом надо быть, чтобы почти заняться сексом с пьяной, но невинной девушкой, пусть и безгранично любимой, а потом, не получив своего, пойти и тупо перепихнуться в туалете с первой встречной?       Что же, для этого надо быть Джаггедом Стоуном. — Спасибо за вечер, крошка, — небрежно бросает он, выходя из туалета. — Ага, и тебе, котик, — отвечает невозмутимо «крошка», возвращая на свои губы пошлую алую помаду.       Хлопает дверь в туалет, и Джаггед, полностью опустошённый и морально раздавленный, сунув руки в карманы джинсов, плетётся куда-то прочь по коридору.