Малышка

      Отлёт в тур, начинающийся в родных для Джаггеда Соединённых Штатах, неумолимо приближался. Стоун нервничал всё больше, Большой Боб, как обычно, давил на него и Пенни, что провоцировало новые срывы. И рокер как никогда был благодарен судьбе за то, что ничего более страшного, чем злющий, как цербер, Роберт, не случалось.       К счастью или нет, отношения с Маринетт оставались на прежнем уровне, позволяя Джаггеду занять позицию наблюдателя. Если бы он только мог быть уверен, что Малышка чувствует к нему что-то романтического толка, если бы он только мог сам рассказать ей о своих чувствах!.. Увы, девушка стала лишь чуть более внимательной к нему, помогая и прощая небольшие срывы и своеобразные истерики. Мужчину тяготило это, однако он ничего не мог поделать с собственным негативом. За время написания нового альбома музыкант успел отвыкнуть от человеческого общества, и теперь заново привыкал к повышенному вниманию к своей персоне. А Маринетт просто очень чуткая девушка...       Только вот как Стоун ни старался убедить самого себя, но не замечать долгих взглядов в спину, лёгкого подтекста в словах или действиях он не мог. Ему всё время казалось, что Малышка чего-то от него ждёт, и заглядывает в его глаза в поисках ответов на свои незаданные вопросы. Пытается разглядеть на его лице хоть какую-то реакцию на свои действия. Но зачем, зачем ей это делать? Она хорошая, добрая, замечательная и неизменно тепло относится ко всем членам группы Джаггеда, даже к спесивой Пенни, неохотно сменившей гнев на милость после долгих объяснений. И всё равно рокера не покидало ощущение, что в свои действия по отношению к нему Дюпен-Чен вкладывает некий глубокий смысл, которого нет в общении со всеми остальными. И вывод напрашивался будто сам собой. Логичный, очевидный, желанный, но в который было страшно поверить.       Увы, но поговорить, чтобы окончательно расставить все точки над «i», они всё никак не могли. Месяц до начала тура для музыканта пролетел незаметно. Его дни проходили под гнётом обязательств, промо-выступлений, различных благотворительных концертов и интервью. Слышавший сплетни Большой Боб рвал и метал, пришлось дать не одно опровержение тому, что Стоун нашёл себе молоденькую подружку, хотя всё равно бульварные газетёнки через одну пестрели нелепыми заголовками. Сама же «молоденькая любовница Короля Рока» со спокойствием айсберга реагировала на все эти обвинения, подколки и прочее, что посыпались на её голову. Однако мужчина видел, как сильно она устала от этого; удаление профиля из социальных сетей стало тому подтверждением. Благо, Рот всё-таки принял меры по предотвращению конфликта, и шумиха вокруг имени Маринетт улеглась.       Чтобы разгореться вновь, но теперь девушке на пользу — несколько платьев, сшитых ею, красовались на паре звёзд местного разлива. Но уже даже этого хватило для того, чтобы на юное дарование обратили внимание. Маринетт выпал шанс сделать огромный скачок навстречу своей мечте. Её работы даже посмотрел декан факультета дизайна в Институте Марагони, дал несколько дельных советов и посоветовал краснеющей от его похвалы Малышке собирать портфолио и готовиться к поступлению в их институт. Талантливые люди нужны везде.       Все это она сама поведала буквально за пару часов до отъезда Джаггеда. Лучащаяся счастьем девушка буквально вломилась в его квартиру и повисла на шее опешившего музыканта. А затем, пока Стоун вёл её пить чай, без умолку тараторила о том, что с ней произошло. Её руки тряслись, она пару раз разлила на стол чай, однако продолжала выплёскивать собственное счастье, сияя подобно маленькому солнышку. Музыкант слушал её вполуха. Он откровенно любовался горящими глазами, и румянцем на щеках, и даже неуклюжесть Дюпен-Чен не могла разрушить его радужного настроения. Он будет безумно скучать по ней в туре. Как жаль, что она учится, пусть и в первом классе! Так бы Джаггед нашёл какой-нибудь предлог, чтобы его маленькое счастье было всегда рядом. — … и… и это, можно сказать, прямое приглашение, да? — с энтузиазмом спросила Маринетт, рассеянным взглядом рассматривая кухню Стоуна. Сделанная в стиле хай-тек, она была обставлена по минимуму. В блестящих хромированных тумбах отражался высокий светлый потолок, мигал зелёными цифрами стального цвета холодильник. Лишь обеденный стол и приставленные к нему стулья были сделаны из дерева, как хотел того рокер. Вообще-то, квартирой в Париже он обзавёлся относительно недавно и как следует обставить её уже не успевал, но это было неважно. Запасная связка ключей была у Пенни, а ещё одну рокер планировал отдать Маринетт. — Значит, тебе надо будет очень постараться, чтобы поступить в институт и получить стипендию. — Ага! Я бы могла попрактиковаться на тебе, но ты ведь в тур едешь, так что я не знаю… — застенчиво сказала она, поглядывая на задумчивого Джаггеда. Он кивнул: — Я думаю, ты можешь пока что делать эскизы, а я поделюсь с тобой концепцией следующего альбома. — Уже? — воодушевилась ещё больше Малышка и посмотрела на него взглядом, буквально искрящимся от восхищения. — Боже, никогда не думала, что ты так легко можешь придумать концепцию для альбома!       Мужчина смущённо рассмеялся и почесал бороду, которую пол утра приводил в порядок: — Это всего лишь концепция, у меня даже идей для половины песен нет. Но, я думаю, в этот раз можно сделать альбом более мелодичным, добавить в звучание немного джаза, как думаешь?..       Обсуждение девушка подхватила с энтузиазмом, и некоторые её идеи разбудили в Джаггеде желание подскочить со стула и бежать в студию, чтобы тут же их реализовать. Конечно, делать этого он не стал, лишь записал в свой кожаный блокнот, с которым не расставался никогда. Их заставил прерваться сигнал телефона о том, что до регистрации на рейс осталось чуть больше пяти часов, и Стоуну пора собираться и ехать в офис Большого Боба, откуда он и команда уже полетят на частном самолёте. — Поняла, поняла, — засмеялась Маринетт, когда он поднял на неё виноватый взгляд. — Тебе ехать, а тут я пришла, мешаю!       Она легко поднялась со стула и поправила запутавшиеся фенечки, к которым пристрастилась с его лёгкой руки. Рокер смотрел на тонкое запястье, которое обнимали лёгкие браслеты, затем поднял взгляд на лицо почему-то притихшей Малышки. Молчание растягивалось патокой, такой же липкой и густой. Воздух будто гудел от напряжения, но мужчина понял, что это всего лишь его пульс, ударяющий в уши. — Малышка, — хрипло позвал Джаггед, и девушка подняла на него взгляд. — Дай мне повод вернуться сюда. Дай мне повод вернуться в Париж. Пожалуйста.       Это был крик его отчаяния, сорвавшийся с непослушных губ едва слышным шёпотом. Ему нужно было знать, что где-то в этом мире, большом, пропитанном негативной энергией, людскими пороками, его будет ждать свой собственный оплот тепла. Что где-то там, бесконечно далеко и невероятно близко, у него будет тихая гавань, в которую он будет стремиться всей душой — а потому у него обязательно всё будет получаться.       Дюпен-Чен долго, внимательно смотрела на него, несчастного и бесконечно уставшего, а затем светло улыбнулась. Её лицо, поначалу встревоженное, стало спокойным, а в глазах появилась решимость. Маринетт сделала шаг вперёд, положила маленькие ладошки на его грудь и, приподнявшись на носочки, мягко прикоснулась губами к его губам. Это был лёгкий, невинный поцелуй, один из тех, которые полны любви и щемящей нежности. Мягкие губы, неуверенно прижимающиеся к другим, твёрдым, но приоткрытым в удивлении. Разделённое на двоих дыхание, ласковые поглаживания, бешеный гул сердца в ушах.       Джаггед отмер ровно в тот момент, когда красная от смущения Малышка отстранилась от него. Она с тревогой вглядывалась в его лицо, как будто в страхе, что он её оттолкнет, отвергнет, пошлёт к чёрту — особенно после всех этих дурацких, абсолютно лживых статей в газетах и журналах. — Кхм… такое подойдёт? — постаралась сказать она, как будто ни в чём не бывало. Стоун молчал, и девушка, пряча от него глаза, стянула с руки фенечку расцветки божьей коровки и повязала на его запястье. Её пальчики дрожали, но мужчина всё равно не сдвинулся с места. — Вот, это тебе как дополнительная г-гарантия… Ну… Что-чтобы ты вернулся сюда, в Париж. И отдал её мне.       Музыкант, снедаемый тысячами мыслей, так и не решивший для себя, как ему относиться к тому, что Дюпен-Чен его поцеловала, всё ещё молчал. Он был растерян, раздроблён, он не понимал, когда всё успело поменяться настолько, что это она его целовала, а не наоборот. Маринетт же, видя отсутствие хоть какой-то реакции на свои действия, начала что-то лепетать о том, что ей надо идти, и что она ненадолго к нему заскочила, и вообще…       Правда, далеко уйти ей не дал вовремя спохватившийся рокер: нагнав девушку у самого выхода, мужчина сжал её в объятиях. Уткнулся носом в её макушку, поглаживал спину, не произнося ни слова. Да и не нужно это было ему: всю свою любовь к Малышке он стремился передать лишь одним действием. Заглянув в голубые глаза, Джаггед начал склоняться к невысокой девушке. Отслеживая даже малейшее изменение в её глазах, внимательно следя за тем, чтобы не было даже признака отторжения, он коснулся приоткрытых будто в ожидании губ. За что был удостоен удовлетворённого выдоха и крепких объятий.       Дюпен-Чен полностью отдала ему себя, позволяя целовать, прижимая к двери, и мужчина откуда-то знал: возжелай он зайти дальше, девушка не стала бы ему препятствовать. Но им нельзя. Не сейчас, не время... Джаггед целовал Маринетт нежно, трепетно. Не сминал её губ, но ласково касался, как лепестков хрупкого цветка. Ловил её выдохи, чувствовал её чуть дрожащие ресницы, ощущал пылающие от румянца щёки… Осторожные прикосновения, поглаживания. Объятия, которые не хотелось разрывать. И огромное чувство щемящей любви, той самой, от которой щиплет в носу и не хватает воздуха, о которой хотят кричать на весь мир, но шепчут в тишине, поделённой лишь на двоих...       Наконец, они оба остановились и застыли. Девушка положила голову на грудь Стоуна, как будто желала слышать лишь его сердцебиение. Её маленькая ручка гладила его ключицу, и мужчина бережно взял её ладошку и поцеловал в холмик большого пальца, заставляя чуть вздрогнуть. — Джаггед… — шепнула Маринетт, не поднимая головы. На фоне, где-то в глубине квартиры, зазвонил телефон, но они могли позволить себе постоять, сжимая друг друга, ещё немного. — Джаггед, я буду ждать тебя.       Рокер улыбнулся, но промолчал. Потому что на самом деле, ждал он — и наконец-то дождался.