***
Певец устало опустился на диван в гримёрке. Закончившийся только что концерт вымотал его, высушив до дна, и не оставляя никаких сил даже на то, чтобы хотя бы переодеться. — Сегодня ты был особенно в ударе, — заметила зашедшая, как всегда, без стука Пенни. Они были так давно знакомы и столько всего вместе пережили, что стесняться друг друга не было смысла. Роллинг держала толстую папку с фотографиями, плакатами, журналами, и Джаггед едва не застонал — на сегодня ещё была запланирована небольшая автограф-сессия с людьми, купившими билет за кулисы. Стоун честно был против такого сдёргивания денег с поклонников, — в ранние свои годы и вовсе никогда и никому не отказывал в подписи — но не мог сопротивляться решениям директора и иже с ним. Чёрт бы побрал эти договоры и прописанные в них штрафы за неустойку. — Я задолбался, Пенни, — мужчина посмотрел на кузину усталым взглядом и вздохнул, когда она опустилась рядом с ним на диван и принялась вытирать полотенцем его лицо. И не надо быть ясновидящим, чтобы понять, с каким беспокойством она сейчас его разглядывала. Мягкие касания стирали вместе с потом раздражение на самого себя, на невозможность быть в другом месте и на охочего до денег директора. — Это так непохоже на тебя, — заметила Пенни, и Джаггед только кивнул. Ответить ему было нечего. Его любовь к Маринетт давала ему силы идти дальше, но, вместе с тем, находиться так далеко от возлюбленной было сродни пытке. Музыкант, может быть, и хотел бы взять перерыв хотя бы на пару недель и восполнить свои душевные силы — да только он сам утверждал даты концертов, стремясь в то время оказаться как можно дальше от своей Малышки. Это сейчас они пишут друг другу всякие глупости в мессенджерах. Это сейчас Стоун с особенной тщательностью сохраняет в самых далеких уголках своего телефона далеко не детские фотографии Дюпен-Чен, внезапно осознавшей свою сексуальность. Вместо вечеринок с коллегами, певец ночами напролёт разговаривает с возлюбленной, смотрит вместе с ней фильмы, как никогда сильно желая, чтобы она оказалась рядом с ним, в его объятиях, а не в далёком Париже. Но реальность такова, что ещё как минимум три месяца они не увидятся. Да и потом перерыв между первым и вторым витками тура будет совсем небольшим. К тому же, Джаггед все время волновался о том, что вместо Хищной Моли в Париже может объявиться еще один злодей (как будто мразей без волшебных сил не хватает!), и Ледибаг снова выйдет на защиту покоя мирных жителей. Конечно же, наплевав на собственное здоровье и травмы. Чтобы хоть как-то предупредить это, Джаггед подключил свои связи, но всё-таки сумел выйти на человека, который мог бы оказать ему помощь. — Да, я слушаю, — раздался сонный женский голос из телефонной трубки, и Стоун, знавший, что в Париже сейчас около десяти утра, усмехнулся: — Я думал, пчёлы те ещё трудяги. — Что? Кто вы такой? О чём вы говорите? — Сонливость моментально пропала из голоса девушки, сменившись напряжением и недоверием. — Спокойно, это Джаггед. Который Стоун, — на другом конце провода девушка заметно выдохнула. Правда, потом всё же сумела взять себя в руки, и ядовито заметила: — И что же такого сам Король Рока хочет от простой школьницы? — Месье Стоун хочет, чтобы мадемуазель Пчёлка приглядела за мадемуазель Ледибаг, — отозвался мужчина, слушая установившуюся шокированную тишину в динамике. Квинби вздохнула, где-то на фоне зашуршала её постель: — Я даже спрашивать не буду, откуда ты узнал мой номер. Скажу первый и последний раз — по телефону подобные вещи не обсуждаются. По крайней мере, по моему телефону — уже был случай, когда меня ставили на прослушку, и поверь мне, очень неприятно, когда твои личные секреты выдают всему миру. — Кому ты это говоришь… — философски заметил Джаггед. — Так мы договорились? — Ты ничего не предложил взамен. Рокер задумался. Что такого он мог предложить девочке, у которой фактически всё было? Прочем, напрашивался один очевидный вариант, и музыкант без зазрения совести решил воспользоваться своим положением. Он надеялся, что входные билеты в фан-зону на любой его концерт послужат хорошей расплатой за помощь Квинби. — Нет уж! — отбрила бойкая героиня. — Два билета в V.I.P. зону и проход за кулисы на твой концерт и на концерт Оливера Даге — вот тогда это будет честно. — Ах ты ж маленькая акула! — восхитился её хватке Стоун и получил в ответ совершенно счастливый смех довольного собой дьяволёнка. Разумеется, Квинби согласилась. Только это всё равно не уменьшало беспокойства Джаггеда.***
Ледибаг глядела на журналистов, которых пригласила Хлоя. Оказывается, у этой девушки было полно достоинств, о наличии которых Маринетт никогда не подозревала. Именно она взяла на себя организацию интервью о Хищной Моли, предварительно убедив саму Ледибаг в необходимости оного. До марта — приблизительного срока окончания её лечения — было достаточно времени, чтобы решить любые организационные вопросы. Поэтому Дюпен-Чен даже не удивилась, когда к ней в комнату ворвалась уставшая, но довольная собой Пчелка и плюхнулась на кушетку, попутно снимая трансформацию. В тот вечер они долго спорили о том, какие вопросы им могут задать и как на них можно будет ответить. К вящему неудовольствию Маринетт, половину её ответов Хлоя раскритиковала, назвав, самое мягкое, «детскими и смехотворными». Буржуа, насмотревшись на своего отца и наслушавшись его пиар-менеджеров, научилась вести себя при журналистах, правильно отвечать, чётко формулировать мысли и, что называется, держать марку. И саму Дюпен-Чен она хотела научить тому же самому. Ледибаг ей была безмерно благодарна за это: без помощи напарницы она вряд ли смогла бы держать удар. Особенно, когда вопросы всё же коснулись отсутствующего Кота Нуара. — Это правда, что месье Кот Нуар трагически погиб? — поднял руку один из представителей какого-то там журнала, Маринетт за столько лет не удосужилась запомнить издания, которые писали о них с Котом. — Нет, разумеется. Насколько я знаю, он жив и здоров, — ответила она, ощущая внутреннюю дрожь. Ей всё ещё было трудно смириться с тем, что её напарник, её первый самый главный, самый надёжный друг так легко смог отказаться от их общения. Да, пожалуй, она чувствовала себя именно что преданной; но показывать это журналистам? Увольте. — Значит ли это, что месье Кот выучил взамен себя новую помощницу — Квинби — и отказался и далее продолжать охранять Париж от сил Хищной Моли? Или же здесь кроются мотивы иного характера? Ярость вспыхнула внутри Дюпен-Чен моментально. Да как только у этих людей язык поворачивается говорить такие вещи? Неужели они сами ничего не понимают и не видят?! — Квинби, как и Кот Нуар, являются моими партнёрами вне зависимости от того, имеем мы контакты или нет. У нас равные обязанности и взаимоотношения, все решения принимаются совместно, и нет никого главного. Маринетт почувствовала, как Квинби властно кладёт ладонь ей на плечо, и сама тоже приобняла напарницу. Пусть её отношение к Хлое было далеко не однозначным, она была благодарна Буржуа за помощь и поддержку. — Вы можете дать гарантию того, что Париж более не будет атакован злодеями? — Ледибаг возмутила такая постановка вопроса. Хлоя говорила, что с ответами на подобные вопросы нужно быть осторожнее. Одно неверное слово — и на ней тут же посыпятся обвинения, если что-то с Парижем всё-таки случится! — Нет, такой гарантии мы дать не можем. Мы лишь можем со всей ответственностью заявить, что Хищная Моль более не угрожает нашей с вами безопасности, — взяла на себя инициативу Квинби. Известие о том, что Хищная Моль более не будет досаждать мирным жителями, стало сенсацией. Ещё больше население поразило заявление героинь о том, что преступник не уничтожен, но его личность они не назовут. Хлое пришлось подключить свои и отцовские связи, чтобы усмирить общественность, но оно того стоило: вопрос с Хищной Молью более не поднимался, грозя со временем и вовсе стать неактуальным... Первый писк серёжек застал Маринетт врасплох. Её нога всё ещё болела, и Тикки тратила много энергии на поддержание подопечной в форме. Именно поэтому время, которое она могла проводить в виде Ледибаг, было достаточно коротким. Извинившись перед журналистами и, в первую очередь, перед Квинби, Дюпен-Чен вскинула йо-йо и стрелой взметнулась вверх. Через несколько кварталов она приземлилась на жестяную крышу дома, что был недалеко от пекарни родителей. Серёжки подали уже третий сигнал, и ей следовало поторопиться, если она не хочет застрять здесь. Однако планам Маринетт было не суждено осуществиться: чужой слишком знакомый голос заставил её подпрыгнуть на месте, вскрикнув, и резко обернуться. — Здравствуй, моя леди!