Антитело

      Он в третий раз безрезультатно перечитывал письмо от финансового директора. Смысл в мозгу не застревал. Тем более, отвлекал Йоффе из юридического, ошивающийся у них уже чёрт знает сколько. Рядом с Даном. Вис на нём, будто калека. У Йоффе вообще была отвратная манерка виснуть на окружающих. Он и по офису передвигался, хватаясь за всех по пути своего следования, словно ленивец.       Рытов раздражённо щёлкнул мышкой. Этот финансовый директор сам-то понял, что написал? Ахинея какая-то! Или письмо закриптовано?.. Йоффе панибратски закинул руку Комерзану на плечи, размахивая второй граблей и что-то воодушевлённо проговаривая, словно пьяный поэт-песенник. Ему что, работать не надо?       И сам не понял, как встал и направился к праздному коллеге.       – Михаил, ты защищаешь нашего Дана от уголовного преследования своим телом?       Йоффе без тени смущения поглядел на Рытова, заржал, показательно уложил кудрявую башку Дану на плечо. Хорошо быть идиотом, всё тебе прощается. По необъяснимой причине Дан терпел этого паяца рядом. В том смысле, что не смотрел на него снулой рыбой, как на Рытова. А смотрел очень даже приветливо. Дурак дурака?..       – Олег Игоревич, – театрально воскликнул Йоффе, закончив свою пантомиму с прижиманием к Комерзану. – Вы сразитесь со мной во вторник на шарах?       – На огненных? Как в фэнтези?       Программисты загыгыкали, а Рытов небрежно запихнул руки в брюки. В их редких пикировках Рытов всегда был остроумнее, а Йоффе громче.       – Ну, если в боулинге позволит пожарная безопасность – можно их и поджечь.       Точно. Была рассылка по офису насчёт корпоративной пьянки, завуалированной под боулинг.        – Решено: вторник, я, ты и наши горящие шары.       Комната содрогнулась от реготания внезапно очнувшегося дизайнера, Дан отвернулся от общего веселья и уставился в монитор, а Рытов с раздражением подумал, что шутка была безыскусна. Он поспешно вернулся к себе за стол и принялся за треклятое письмо от финансового. Йоффе тоже свалил, и в комнате стало тихо, но внимание всё равно куда-то утекало. Вернее, не «куда-то». Рытов чётко ощущал противное, навязчивое, словно комариный писк, неудовольствие. Будто он только что дал маху, подставился. Он ловил реакцию Дана на себя, сравнивал, как тот смотрит на него и других, как говорит, как реагирует, и сам факт этого ревнивого бдения был унизителен. Прилипале Йоффе Дан внимал с улыбкой, а при появлении Рытова будто вышел из комнаты, и это задело самолюбие. Да и задел сам факт, что оно «задело». Раньше он вообще не принимал чужие взгляды или реакции на свой счёт. Они ведь чужие. Ну не нравится он кому-то, не интересен – так это совершенно естественно. С него-то не убудет от чужих «не нравится». А сейчас прокручивал пустой диалог с Йоффе по пятому разу в голове, обдумывая, не выглядел ли дураком, не выдал ли своего ревнивого раздражения. Йоффе-то стопроцентный натурал, ему такое и в голову не придёт, но Дан – теперь Рытову стало казаться, что тот улавливал все его «залипания» с самого начала. Он сам себя бы заподозрил на месте Комерзана. В конце концов, Рытов не особо шифровался, уверенный в своей неуязвимости: и пялился, и двусмысленности говорил. Он поднялся с места и направился вон из офиса. Внутренний двор оккупировали курильщики, но до дальней лавочки они не добрались. Рытов плюхнулся жопой ко всем гуляющим, достал телефон для вида. Только сейчас, слушая беззаботный трындёж коллег понял, как же хорошо ему жилось без всяких симпатий! Нервяк какой-то, словно после бессонной ночи. То ли спать ложиться, то ли бежать куда. В чём кайф? Он быстро набрал сообщение Пашке «гавно ваши амуры» и через минуту получил «нытик» в ответ. Рытов убрал телефон в карман пиджака и подумал «пошёл на хер этот боулинг».        – Да я был рождён для того, чтобы катать шары! – звонко выкрикнул Йоффе и очередной раз пустил шар по бортику.       Все три команды заржали, глядя на этот провал вечера. Того, правда, косорукость собственная и не смущала вовсе, а словно подогревала.       Рытов сосал третью бутылку пива, хотя собирался остановиться на первой. Почему-то алкоголь не веселил, как обычно, а прибивал к полу. Он поглядывал тяжёлым взглядом на умиротворённого Комерзана и чувствовал, как настроение уходит в минус. Дан был в бледно-голубой рубашке, с расстёгнутыми сверху пуговицами, закатанными рукавами – ну будто специально пижонился! Тёмные пряди падали на лоб, когда он наклонялся к кому-то в момент разговора. И не только наклонялся – он смотрел своими серыми, словно свинцовые пули, глазами. Смотрел так, как он это всегда делает – чуть пристальнее и дольше, чем обычные люди. Словно он проповедник в секте или психиатр какой. Новенькая девочка из бухгалтерии ошивалась подле Рытова весь вечер, очевидно решив попытать счастья с симпатичным начальником техотдела. Рытов её поощрял, чтобы иметь ширму для наблюдения за Комерзаном. Пока она сидит и чирикает рядом, он совсем не выглядит надирающимся маньяком-пидором.       Рытова клинило от него. Он не мог просто любоваться Даном, его хотелось забрать себе. Теперь он чётко осознал, что готов осаждать, готов жертвовать – всё, что понадобится, чтобы Дан лёг к нему в постель, занял место рядом. Алкоголь ослабил сдержанность, притупил осторожность, но не дал той лёгкости, с которой Рытов обычно кадрился к ребятам в клубе. Сейчас всё было по-другому. Ему не хотелось флиртовать.       В какой-то момент Дан пропал из зала. Рытов поводил глазами по группам возле дорожек, поглядел на бар, на столики рядом – не видно. После третьей бутылки ему почему-то показалось нормальным пойти на поиски запропастившегося коллеги. Он встал и, пообещав раскрасневшейся бухгалтерше вернуться, спустился по лестнице на первый этаж в поисках туалетов. Навстречу ему проскакал неубиенный оптимист Йоффе, проигравшийся в прах, но всё ещё воодушевлённый. Лестница показалась длиннее и круче, чем когда Рытов поднимался по ней же несколько часов назад, – пару раз он чуть было не соскользнул на подошве вниз. Зал первого этажа с высоченными окнами был почти пуст. Две двери справа и слева вели в туалеты, но Рытов уже нашёл то, что искал. Дан стоял спиной к нему с телефоном возле уха, лицом к окну на улицу. Рытов остановился в нерешительности. Он рассеянно поразглядывал таблички на туалетах, якобы в поисках мужского, и вдруг Дан заговорил в трубку.       Рытову показалось, что тот запел. На непонятном ласкающем ухо языке. Интонация плавно раскачивалась вверх-вниз, словно на волне, незнакомые слова сплетались в какой-то заговОр ведуньи. Дан рассказывал смешное или говорил с кем-то любимым – в голосе было столько радости и тепла, что Рытов безотчётно закрыл глаза. От алкоголя и внезапного стояка его повело вперёд. Он спохватился, открыл глаза и воткнулся взглядом в тот самый рот, из которого лилась волшебная песня. Бледные узкие губы перестали шевелиться, и Рытов перевёл взгляд выше, на неожиданно холодные серые глаза. Дан молча выжидающе смотрел на него. Рытов, словно выходя из-под гипноза, понял, что практически навис над замершим Комерзаном, и у него нет никакого объяснения такому странному поведению. Он мог бы сказать «вот ты где» или «что за язык?», мог бы спросить, где туалет, но Дан смотрел прямо в его глаза, которые кричали «у меня от тебя рвёт крышу», молили «уедем со мной прямо сейчас», и в сером взгляде не было ни удивления, ни смущения. Там была бетонная стена без единой трещины. Именно так выглядит глухая, неприступная оборона.       Рытов словно налетел на невидимый заслон, и от удара лопнули лёгкие, он впервые почувствовал своё сердце, будто оно увеличилось раз в десять и билось во всём теле, и от этого биения его качало. Он замер, как животное, инстинктивно испугавшееся потенциальной боли.       Дан медленно отвёл взгляд в сторону, будто отпустил Рытова, будто поставил точку. Аккуратно обогнул его и неспешно направился к лестнице. Так люди обычно уходят от рычащего пса – чтоб не погнался.       Рытов повернулся за ним, посмотрел в прямую спину. В желудок словно кипятка плеснули. Дан уходил от него, как не на второй этаж поднимался, а по верёвочной лестнице на вертолёт, а потом – только его и видели. И он сорвался с места, в несколько широких шагов догнал на полпути и протянул руку. Ему казалось, что мозг вот-вот догонит ноги и он сообразит, что сказать, а получилось какое-то «э, ну-у». Дан неожиданно подался ближе к перилам, инстинктивно отодвигаясь, и тут мраморная ступенька ушла из-под ног, и Рытов начал заваливаться назад. Тело сжалось в пружину, перед глазами мелькнула чужая рука. Он схватился наобум и почувствовал, как утягивает вниз обоих. Сверху что-то крикнули, взвизгнула девушка. Нога вывернулась, и Рытов упал на колено, поймал плечом напоровшегося на него с размаха Дана, а в следующую секунду тот пропал. Визг стал ещё громче, и по лестнице затопали несколько человек. Рытов, игнорируя боль в колене, обернулся, посмотрел вниз.       Дан лежал на боку, головой к перилам. И не двигался. Парень из курьерского сел на колени рядом, попытался приподнять его за плечи. Рытов пополз вниз практически на карачках, колено не слушалось. Его затрясло крупной дрожью, от испуга пропал голос – он не мог докричаться до курьера. Над ним кто-то диктовал адрес, видимо для "скорой". Рытов протянул руку, взял Дана за рукав, сам не зная зачем. Всё было как в дыму. Он вдруг подумал, что на лестнице холодно, и хотел уложить Дана к себе на колени, когда его резко окрикнула Ольга из HR.       – Нельзя перемещать, не трогай, – она уверенно села рядом, пригнулась, прислушалась. – Дыхание есть. Дан, ты меня слышишь? Моргни, если слышишь.       Рытов начал снимать пиджак. Ольга прищурилась, вглядываясь в лицо Дана.       – Похоже, без сознания. Будем ждать "скорую". Чего делаешь?       Ольга строго взглянула на Рытова, пытающегося укрыть Дана пиджаком. Тот не ответил, челюсти ходили ходуном. Ольга кивнула.       – Укрой, только перемещать нельзя. Вдруг перелом.       Рытов тоже кивнул. Вокруг толпились люди, но он их не слышал, он пристально смотрел на вздымающуюся грудь Дана. Он дышал с ним в унисон, будто помогая. Никто не видел, как под пиджаком Рытов бережно сжал его ладонь в своей.       Народ вокруг возбуждённо докладывал только что подошедшим.       – Нет, не пьяный. Олег поскользнулся, а Дан его пытался поймать. А сам вот…       – Ольга всё правильно говорит, нам на курсах доврачебной помощи то же самое рассказывали…       – А у меня вот так бабушка упала тем летом, и всё…       – Да я сам чуть не свалился тут недавно! Ступеньки раскатаны, как лёд…              Рытов почти не вникал в смысл слов, ему было жизненно важно дышать вместе с Даном, он боялся отвлечься. Вдох, выдох. Ноги затекли, икры покалывало, но смотрел только ему на грудь, вздымающуюся под пиджаком. Это он виноват?.. Выдох. Он дёрнул Дана на себя, толкнул вниз?.. Вдох. Толпа вокруг задвигалась, рядом опустились двое в белом. Выдох. Полная женщина откинула рытовский пиджак, взяла Дана за руку, обернула чёрную манжету повыше локтя. На Рытова даже не взглянула. Над ней склонилась Ольга, рапортовала бесстрастно. Женщина хмуро кивала. Она ощупала его шею, грудь. Достала из своего нагрудного кармана фонарик и посветила Дану в глаза, оттягивая веки.       – Алкоголь принимал? Документы есть?       Ольга послала кого-то на второй этаж за его сумкой. Рытов всё это время сидел рядом, продолжая дышать вместе с Даном.       – Забираем, – кивнула тётка заспанному фельдшеру, подпирающему столб, и тот поплёлся вон из зала, к машине.       Ольга уже рылась в знакомом портфеле.       – Паспорт есть, – доложила она. – Ключи вот. Полиса нет. Отправим кого-нибудь. В какую больницу повезёте?       Тётка встала с явным трудом, достала допотопную нокию из кармана белого халата.       – В дежурную травму.       Рытов наконец вышел из оцепенения. Он встал, покачиваясь, окликнул Ольгу.       – Давай его сумку, я сгоняю к нему.       – Адрес…       – Разузнаю, – тётка уже суетилась рядом с фельдшером с носилками и агитировала окружающих на подмогу. – Уже известно с больницей?       – В Склифосовского.       Сознание прояснилось до кристальности. Рытов позвонил начальнику сисадминов и поручил залезть на сервер из дома, выяснить и прислать адрес Комерзана ему на телефон. Вызвал такси до Сухаревки. Проследил Дана до кареты "скорой помощи" и, дождавшись такси, позвонил Пашке. Всё это время не отвлекался на суетящихся вокруг коллег, ненужные сейчас звонки и сообщения, даже с Ольгой не стал ничего обсуждать. Пашка взял трубку на восьмом гудке, видимо, уже легли.       – Паш, спите?       – Почти. Чего у тебя?       Пашка говорил тихо – значит, Нодари уже дремал.       – Дан упал с лестницы. Его "скорая" увезла в Склиф. Он без сознания.       Рытов выдохнул, чувствуя, как задрожало внутри, будто сжатая пружина в желудке разжалась, да ещё и колено ушибленное заныло. Водитель тактично включил радио, из динамиков тихо заиграла попса. Пашка будто и не зевал только что в трубку.       – Где ты находишься? – рядом с трубкой Нодари забормотал «что случилось?». – Кто такой Дан? Как он упал?       Рытов отвернулся к окну, закрыл глаза. Он был так благодарен сейчас Пашке за этот встревоженный тон, за готовность включиться.       – Дан – тот мой коллега…       – Я так и подумал. Дальше.       – Я подскользнулся на лестнице, он меня попытался поймать, и в результате мы свалились оба. Мне ничего, а он… без сознания.       – Где это произошло?       – В боулинге, на Смоленке.       – Нам нужна консультация юриста?       «Нам». Рытов замотал головой, будто Пашка его видел. Нодари на заднем плане продолжал пытать Пашку и, судя по шуршанию, пытался подслушать.       – Нет, это несчастный случай.       – Хорошо, – и быстро протараторил мимо трубки вводную для Нодари.       Рытов откинулся на сидении. Ему стало немного легче, будто стоматолог сейчас удалённо исцелит Дана, и всё будет хорошо. В трубке опять зашуршало.       – Алеко, послушай меня, – характерно начал Нодари так громко, словно в рацию. – Если он без сознания… Слушаешь?       – Слушаю.       – Да. Если он без сознания – то, скорей всего, это сотрясение или ушиб головного мозга. Куда его повезли?       Пашка ответил раньше Рытова. Нодари удовлетворённо агакнул.       – А-атлично, там хорошая травма, сделают ему КТ или лучше МРТ. Милицию вызывали?       – Э-э… Нет, насколько мне известно. А должны?       – Ну, всё-таки травма. Мало ли, драка, ссора.       – Нет. Несчастный случай.       – Свидетели?       – Да, несколько.       – Это хорошо. Нам приехать?       «Конечно, приехать», – зашипел Пашка за трубкой, и Рытов малодушно подумал согласиться. Ему так хотелось, чтобы с кем-то, чтобы не одному.       – Нет, не надо, – он хмуро посмотрел на часы. – Я позвоню, как что узнаю.       – Алеко, – тут же взялся за ценные указания Нодари. – Ты скажи врачу, что брат. Они всё равно не проверят, а с тобой хоть поговорят и к нему пустят. Слышишь?       – Слышу.       Брат. А нужно оповещать родню? Портфель Дана лежал на коленях, он расстегнул застёжку, заглянул внутрь. Телефон Дана мигал красным индикатором.       – Нодари, – Рытов достал связку ключей, пригляделся к брелоку в виде восточного башмачка. – Он может не очнуться?       – Ну что, он прям с десятого этажа летел?       Чувствовалось, что он говорит как успокаивающий друг, а не как врач. Но Рытов послушно поддакнул.       – Сейчас врач посмотрит, поставят капельницу, и очнётся – куда денется.       Рытов кивал, угукал. Сейчас все его утренние нервяки и заморочки казались такой ерундой. Слева забелели колонны НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Рытов откуда-то помнил название целиком.       Врач, с лицом таким же бледно-зелёным, как и его шапочка, потёр глаза.       – Вы насчёт Комерзана?       Рытов вскочил, сцепил руки, будто схватился сам за себя. Врач устало нахмурился, посмотрел в большой жёсткий лист, видимо, выписку после процедур.       – Значит, смотрите. Ушиб головного мозга. Отёк приличный, но состояние стабильное. Ишемии сосудов нет. Сегодня полежит в реанимации, понаблюдаем. Протянули ему кислород, понизили давление, прокапаем противоотёчное, завтра с утра его посмотрит невролог. Документы все привезли?       – Только паспорт пока, я вот ждал новостей. Сейчас поеду домой за полисом.       – Да, полис обязательно. Смену одежды, еду пока не везите, если не очнётся – будем кормить через зонд.       Врач попытался скрыть зевок, от чего его лицо смешно исказилось. У Рытова похолодел загривок. «Если не очнётся». Доктор спохватился.       – У него неплохие анализы, ничего непоправимого нет. В ближайшие часы будет ясно.       Рытов закивал, непроизвольно прижал ладонь к левой стороне груди. Врач проследил этот жест.       – Может, вам корвалольчику?       Рытов стыдливо пихнул руку в карман брюк, криво улыбнулся.       – Нет-нет, я в порядке.       Врач кивнул, заканчивая беседу. Оставив номер своего мобильного на случай любых новостей, Рытов умчался прочь.       В длиннющем доме на Анадырском проезде возле станции со странным названием «Лось» было, по ощущениям, подъездов сорок. И Рытов вышел из такси не с того конца. Колено, будто вспомнив, что и оно участвовало в инциденте, дерануло болью, прострелив аж до копчика. Ковыляя в сумраке, он вглядывался в табличку с нумерацией квартир на каждом подъезде. Нужная оказалась в самом последнем. Перебрав несколько ключей возле двери, как домушник недоделанный, он наконец попал внутрь.       Прихожая была маленькой-маленькой, словно лифт. В одну сторону из неё шёл узкий коридорчик на такую же крохотную кухню, в другую – дверь в единственную жилую комнату. Везде был такой порядок, что Рытов машинально снял туфли, чтобы не напачкать, прошёл хромая. Мебели было минимум: «рогатая» вешалка, зеркало с полкой на стене. В комнате оказалась односпальная кровать, тумбочка, кресло в углу и перекладина на двух ножках вместо шкафа. Рытов позволил себе поразглядывать жилище Дана – ему надо было перевести дух, да и колено разболелось адски. Поперебирал одежду на вешалках, погладил тонкий плед на кровати. Значит, вот куда возвращается строгий Комерзан после работы. Раздевается, вешает одежду на плечики, надевает домашнее. Кстати, где у него это домашнее?.. Спортивные брюки нашлись на спинке кресла, майку он взял первую попавшуюся с вешалки, трусы и носки обнаружил в верхнем ящике тумбочки. Всё это время с подоконника на него смотрел аккуратный пузатый кактус. К счастью, папка с документами сразу нашлась в той же тумбочке внизу. Полис зеленел поверх остальных бумажек. Рытов уложил вещи в найденный в коридоре целлофановый пакет, оглядел ещё раз квартиру и открыл в телефоне приложение с вызовом такси.       – На беседу с врачом в реанимацию к 10, – сообщила сестра в приёмнике, не отрываясь от компьютера. – До утра вам ничего не скажут.       Рытов оглянулся на металлические в дырочку сидения.       – Я подожду?       – Ждите, – она пожала плечами и равнодушно добавила: – Но в реанимацию вас всё равно не пустят.       Рытов сел в самый угол. Уехать он не мог. У него будто терялась связь, как у мобильного телефона при отдалении от станции. Здесь ему было спокойнее. Он и в такси-то сидел в холодном поту, отгоняя от себя мысли о том, что его ждёт по приезде. С закрытыми глазами сидеть было некомфортно – больничные звуки нервировали. Зелёненький врач проходил пару раз мимо, но у него были пациенты помимо Дана, и Рытов его не дёргал – что толку? Последний вопрос от Пашки пришёл около часа, а сейчас уже четвёртый. Светает потихоньку.       Он пытался составить план действий. После разговора с врачом надо начать разыскивать родню. Спросить в кадрах, какие бумажки нужны для больничного. Снять копии всех анализов и найти хорошего невролога для дополнительной консультации. Разузнать насчёт лекарств – в больнице наверняка всё только недорогое и самое необходимое. Закинуть удочку насчёт приплачивать сестре, чтоб смотрела получше.       Рытов попытался вытянуть ноги, удобнее устраивая ноющее колено, откинул голову на стену. А если он не очнётся?.. Сколько его тут продержат прежде, чем признают безнадёжным? Куда потом переводят таких больных? Отдают на руки родне? Или они лежат годами на аппаратах?       Пустой желудок сжался где-то под горлом. Всё происходящее было таким близким, реальным. Не отменишь, не уйдёшь. Ещё несколько часов назад Дан сосредоточенно целился шаром в кегли и говорил в трубку что-то на своём певучем языке, а сейчас лежит обесточенной куклой на больничной койке. Рытов перевалился на бок, пытаясь устроить подбородок на спинке холодного стула. Если бы он не выдул три бутылки пива, если бы не попёрся за ним по лестнице… Его резко затошнило. Он открыл глаза и задышал глубоко. Господи, какая жуткая ночь. Пусть он только очнётся. Только очнётся.       «Молодой человек». Рытова выдернуло из темноты. Он попытался повернуть голову, но шея затекла. Над ним склонилась незнакомая медсестра в белом халате.       – Комерзан ваш?       – Мой.       Рытов с трудом выпрямился из скрученной позы, начал подниматься со стула. Сестра махнула рукой в сторону коридора, ведущего к двери реанимации.       – К доктору подойдите. Кирилл Борисович, вон с бородой.       Рытов одёрнул перекрутившийся пиджак, схватил пакет с вещами. Его немного повело, и тошнота вернулась, но он практически побежал к высокому полному мужчине с бородой. Тот уже разговаривал с какой-то заплаканной женщиной, видимо, родственницей очередного пациента. Рытов подхромал, поймал взгляд доктора и быстро вклинился:       – Я к Комерзану.       Тётка достала платочек, а Кирилл Борисович степенно кивнул.       – Вы родственник?       – Брат.       Опять кивок.       – Значит, пациент у нас очнулся…       Рытов с силой выдохнул и даже прикрыл глаза от облегчения.       –…но обнаружилась проблема со зрением.       – В смысле…       – Окулиста вызывали, по его части ничего не нашли. Отслоения или дегенеративных процессов в сетчатке не обнаружено. Зрачок реагирует нормально, но почему-то информация не интерпретируется мозгом. Сегодня отвезём на МРТ, посмотрим, что там с ушибом. Возможно, образовалась гематома и давит на часть мозга, отвечающую за зрительное восприятие… Добрый день!       Врач пожал руку проходящему мимо такому же белохалатному мужчине. Рытов хрипло выдавил из себя:       – Он что… ослеп?       Его как дубиной по голове шваркнули. Одновременно окрылила новость, что Дан в сознании, и сбил с ног неожиданный недуг. Рытов не мог даже с ходу сформулировать вопросы – сознание ушло в ребут*.       – На данный момент мы ему ставим травматическую слепоту в связи с ушибом головного мозга. После МРТ станет яснее.       – А-а… – Рытов посмотрел на пакет в своих руках, потом на дверь палаты.       – С дальнейшим лечением станет понятно, когда получим результаты дополнительных анализов.       Рытов наконец собрался с мыслями.       – Можно к нему?       Кирилл Борисович тоже машинально оглянулся на дверь.       – На минутку только если. Что тут у вас? Вещи?       – Да, штаны, майка, бельё…       Врач кивнул и приоткрыл дверь реанимации.       – После МРТ оденем, если в отделение переводить будем. Оставьте рядом с кроватью. И никаких мобильных!       Рытов ещё из коридора увидел Дана. Тот лежал на спине, в руке торчала капельница. Он повернул голову к двери и смотрел пустым взглядом слепца – когда глаза направлены в сторону шума, но не на объект. Рытов подскочил к кровати, наклонился.       – Дан, как ты?       Он хотел слегка сжать ему плечо, поддержать, но не решился. Дан упёрся локтями в кровать, будто хотел сесть.       – Олег?       От двери послышался голос врача.       – Всё, пойдёмте. Сейчас ему нужен полный покой.       Рытов всё-таки дотронулся до раскрытой ладони, и Дан инстинктивно сжал пальцы.       – Я буду рядом, – сказал Рытов и направился вон из палаты.       – Вообще не видит?       Судя по звуку воды, Нодари выходил из туалета.       – Я так понял, что вообще. Он лежит с открытыми глазами, но меня не видит. Здрасте! – Рытов кивнул проходящей мимо вчерашней медсестре с поста. – Сейчас его на МРТ повезли. Врач сказал - отёк, а может даже гематома…       – Вай-мэ… А в остальном как?       – Ну он слышит, понимает, двигается. Или ты о чём?       – Ага, – было слышно, что Нодари тоже озадачен. – Значит, приложился он так неудачно. Ну, давай подождём, что скажут. Я поспрашиваю насчёт хорошего невролога. Вот так с ходу никто в голову не приходит… Погоди, тут Пал Иваныч…       – Алё! – Пашка так бодро вступил в разговор, что Рытов дёрнулся от трубки. – Ты давай без паники. Главное – очнулся. Разузнай насчёт лекарств, может, надо что достать от тромбов там или для сосудов. Сёстрам сразу денег не суй, не факт, что надо, он же не лежачий. Договорись, чтобы пускали к нему и…       В трубке послышался сигнал зарядки.       – Паш, у меня телефон садится. Я всё понял. Позвоню, как что.       – Давай-давай.       Рытов вспомнил, что видел зарядку у Дана в портфеле, который остался в маленькой квартирке на Анадырском. Зато его разряженный телефон прихватил, балда. Он отправил Янычу сообщение и пошёл выпрашивать зарядку у персонала. Помочь вызвался только седой охранник у двери. Оставив телефон на проходной, Рытов поплёлся в туалет.       Металлический стул уже не казался таким казённым и холодным. Купив в автомате «пикник» и кофе, Рытов приковылял на свой пост. Страх, который тряс его всё время после падения Дана, отступил. В голове закрутились идеи, куда вкрячить вторую кровать в комнате, как расставить мебель, чтобы на неё не натыкаться. Он мысленно прошёлся по своему коридору, ванной, туалету, кухне. Если убрать пару вещей, Дан сможет спокойно проходить без угроз травмы. Рытовской зарплаты на двоих хватит…       Стоп. Он отхлебнул кофе со вкусом пластикового стаканчика, попытался языком сковырнуть изюм с зуба и сам себя спросил: «Я вот это всё серьёзно сейчас?». А в мыслях уже рисовался Дан в его квартире. Как он идёт по стенке на кухню, как стягивает с себя майку в ванной, как на ощупь откидывает одеяло с кровати перед тем, как лечь, как послушно сидит за столом, пока Рытов накрывает. Стало жарко, видимо, от горячего кофе. Внутри ничего не протестовало против этих мыслей, ничего. Он поднял глаза и выжидающе уставился на железную дверь реанимации. Страх так и не вернулся.       Оказалось, что бородатый – это зав. отделением реанимации. А невролог был шустрым, рыжеватым, с лёгкой асимметрией на морщинистом лице. Рытову пришлось помыкаться по переходам и тупикам старинного здания, пока невролог Кононенко не выскочил на него сам из-за очередного поворота. Рытов увидел табличку с фамилией на халате и кинулся на него с расспросами.       – Я всё написал в листе осмотра. Отёк спадает, кровоток не нарушен, гематомы нет. Надо покапать ещё дней десять. Есть вероятность, что после снятия отёчности зрение восстановится. Пока трудно сказать, надо наблюдать.       Он надиктовал несколько «хороших, но не дешёвых» препаратов и был таков. Рытов вернулся к реанимации, хотел попроситься заглянуть, но сестричка его шуганула, сказала: «Зав на планёрке у главного». Он отчитался перед Пашкой, пожаловался на ноющее колено и понял, что организм тянет на последнем литре кофе. Усевшись на «свою» сидушку, он слушал Пашкины советы про коленные мази, охи и ахи насчёт обоих пострадавших, чувствуя, как глаза закрываются сами собой.       – Меня рубит, – прервал он воодушевляющие речи на полуслове.       – Дождись реаниматолога и езжай домой, поспи. Он всё равно будет валяться под капельницей сегодня весь день, а тебя к нему не пустят. Что высиживать? К вечеру приедешь.       – Да.       – Вот и хорошо.       – Паш.       – Что?       – Если он не поправится, я его к себе заберу.       – Похищение человека – это от двух до семи, мамочка.       – Кого это останавливало?       Пашка похихикал в трубку ехидно.       – Спать вали, злочинец.       – Угу. Так, всё, мой доктор идёт.       Рытов поднялся со своего сиденья, как зомби, и пошёл к бородачу.       – Пока подержим в реанимации, всё-таки ушиб сильный. Если состояние будет стабильным, переведём в неврологию. Там сможете его навещать с десяти до восьми, перерыв с часу до трёх. Понаблюдаем, послезавтра сделаем ещё анализы, подкорректируем лечение. Сегодня к нему уже нельзя, полный покой и постельный режим.       Услышав последнее, Рытов скис. На ладони до сих пор ощущалось прикосновение прохладных пальцев. Он посмотрел на часы и понял, что до завтрашнего утра – это дофига. Он попросил сестру шепнуть Дану, что приедет утром, и поплёлся на улицу.       Обновлённый комплекс института красовался свежей краской и аккуратной лепниной. Зелёный газон с дежурными анютиными глазками был неприлично радостен для встречи людей при смерти. Рытов вдохнул летний городской воздух и поковылял к Сухаревской вдоль стоящего в пробке Садового.