Волшебства не существует

      Нежная и теплая весна подходила к концу, но нарастающая жара приносила Сейре только страдания. Сначала ей не давала покоя слабость в теле: чешуйчатый хвост отказывался слушаться хозяйку, и каждое движение отдавалось болью в животе и спине. Ларс, как мог, заботился о сестре, но не знал, чем ей помочь. Он постоянно подкидывал Сейре ягоды и опавшие с деревьев фрукты, которые росли у воды. Как ни странно, человеческая пища немного возвращала русалку к жизни, но достать ее без Иды было очень не просто. Девушка не могла снабжать брата с сестрой остатками со своей кухни по нескольку раз в день, а Сейра начинала чувствовать голод уже через пару часов после еды. Вечно голодная и страдающая русалка с каждый днем становилась все более раздражительной и невыносимой. Ларс не знал, куда от нее деться, потому что она постоянно требовала внимания, сочувствия и пропитания. Втихаря проклиная непутевую сестру, Ларсу все же было ее жаль, и иногда он прислонял ухо к ее раздувшемуся животу и слушал, как дитя крутится и толкается в околоплодных водах. Интуиция ему подсказывала, что малыш развивается крепким и здоровым, возможно, даже чересчур.       — Это мальчик, — сказал однажды Ларс отдыхавшей на водорослях сестре.       — Откуда ты знаешь?       — Просто знаю.       Ида пыталась отвлечься от мрачных мыслей за книгой. Но образы, всплывающие в голове, неизбежно приводили к Сейре и Ларсу. Больше всего на свете ей сейчас хотелось бы быть рядом с русалкой и помочь пережить такой непростой период. Она едва сдерживала слезы, когда видела, как Сейра остервенено пожирала принесенную еду, облизывала пальцы и с грустью заглядывала в корзину в надежде найти там еще что-нибудь вкусненькое после того, как сметала все подчистую. Удивительно, ведь, если бы они не познакомились, пускай и при весьма малоприятных обстоятельствах, возможно, сейчас русалка бы умерла от голода. Из размышлений Иду вывела сестра. Леда подсела к сестре на диван вплотную и положила голову ей на плечо.       — Возьми меня с собой в лес, — вдруг сказала она.       Ида захлопнула книгу и удивленно посмотрела на сестру.       — С каких пор ты любительница живой природы?       — Я здесь задыхаюсь. Отец со мной почти не разговаривает, мать занята своими делами. Мне почти не с кем поговорить, и поэтому я постоянно думаю о Гансе и нашем ребенке, — от упоминания о Гансе Иду передернуло, но виду она не подала.       — Пойдем, если очень хочешь. Но ты же понимаешь, что там будут и жучки, и червячки, и белочки, и птички. Это тебе не путешествие в карете.       — Хоть какое-то развлечение.       Находясь в отчем доме, Леда носила исключительно платья темных тонов, так как скорбь все еще не покинула ее сердце. Но в таком виде она бы вызвала подозрения у крестьян, поэтому, вопреки собственным чувствам и по совету сестры, она надела повседневный наряд. Лишь тонкий узорчатый платок из темной ткани мог сказать о том, что у девушки в жизни что-то неладное. Покрыв им голову, она пошла вслед за сестрой, которая уверенно держала путь сквозь густорастущие деревья и кустарники. Непривыкшая к таким прогулкам Леда не поспевала за своей спутницей и постоянно отставала. Ида оборачивалась, помогала сестре выпутываться из веток, которые цепляли ее за платок, и вела дальше. Леда то и дело вздрагивала от шорохов в кустах, а каждый писк лесного зверька или крик пролетевшей невдалеке птицы повергали ее в какой-то первобытный ужас. Ей казалось, что от каждого дерева исходит опасность, что лес наблюдает за ней и преследует. Жуткие дубы, размашистые каштаны, кривые осины — чем дальше она шла, тем теснее они окружали, стремясь зажать в тиски и оставить навеки гнить вместе с ними.       — Ида, куда мы идем? Мне кажется, мы ушли слишком далеко! Тропы больше нет, даже наши горожане здесь не бывают!       — Я покажу тебе кое-что, — девушка обернулась и слегка улыбнулась. — Здесь есть одна полянка недалеко, очень красивая, там и передохнем.       — Неудивительно, что на тебя напали, ходишь неизвестно где! Кто знает, ты ведь могла и не вернуться!       «Лучше бы я тогда и не возвращалась», — подумала Ида, но не стала озвучивать свою внезапную мысль.       Наконец, они вышли к широкой, ярко освещенной солнцем поляне, находившейся на склоне небольшой возвышенности, откуда на горизонте виднелось озеро, такое любимое для одной сестры и ненавистное для другой. Ида приставила ладонь ко лбу, чтобы оградить глаза от светила и всмотрелась вдаль. Темные воды мерно подрагивали под редкими порывами ветра, и блики слепили девушке глаза. Где-то там плавал Ларс, может он даже сейчас думает о ней тоже.       — Ида, давай посидим, — запыхавшаяся сестра села на кочку, покрытую густой травой и сорными цветами. — Не люблю я этот лес. Правду про него говорят, что он какой-то нехороший, проклятый.       — Но я же пока жива и здорова.       — Видимо, ангел хранит тебя. Даже спас от разбойника, — она вдруг сняла с головы платок и уткнулась в него мокрым от слез лицом. — Лес отнял у меня Ганса, а потом и ребенка. Мы зачали его здесь, и поэтому лес забрал его обратно. Была бы моя воля, вырубила бы его к чертовой матери!       — Дорогая, это просто совпадение. Ты ведь пережила столько ужасных вещей, это могло сказаться на малыше, — Ида уселась рядом и обняла сестру, — он или она сейчас в лучшем мире, гораздо лучшем, чем наш. Возможно, Бог избавил дитя от будущих страданий, — видя, что Леда немного пришла в себя, девушка продолжила, — а лес нельзя вырубать. Здесь живет много живых существ, как можно оставить их без дома? Они тоже охотятся и сами спасаются от хищников, они тоже теряют любимых. Никто не уйдет от Божьего провидения, ни человек, ни зверь, — она взяла платок и надела его снова на сестру. — Ты устала, на сегодня хватит, я провожу тебя обратно до дома.       — Да, пожалуй.       «Ида не пришла. Но она и не должна, если подумать. Мы сидим у нее на шее, а она, добрая душа, помогает, чем может, хоть от жареного мяса я бы и не отказался сейчас», — думал Ларс, сидя на камнях у подножия горы, куда упали плоды дикой яблони, и складывая их в плетёнку. Рассмотрев однажды, как сделана человеческая корзина, он и сам сплел из веток нечто подобное, чтобы было удобно донести еду до сестры. Русал задрал голову вверх, пытаясь рассмотреть, нет ли еще где опавших яблок в ближайшей округе, и вдруг увидел, что на него безотрывно смотрит пара круглых кошачьих глаз. Ларс испугался и, дернувшись, едва не выронил все содержимое корзины в воду. Большой кот с длинными белыми усами и испещренный седыми волосками на полосатой шкуре пялился на него. Поза его была спокойна: уши стояли торчком и слегка подрагивали, кончик хвоста едва-едва отрывался от земли. Кот сверлил глазами Ларса, доводя его этим до злости.       — Пошел вон! Вот как ты отплатил мне! — вдруг закричал русал на зверька. — Я умираю по твоей вине! — он кинул в него яблоком, но промахнулся. Кот на это лишь слегка качнул ухом. — Нужно было убить и сожрать тебя! Сестра говорит, что кошатина вполне так себе ничего так!       «Большая рыба все-таки лучше», — услышал Ларс голос в своей голове. Русал еще больше разозлился и сжал кулаки. Кот над ним издевается, ему не понять, какие проблемы принесет смерть Ларса. Кто будет ухаживать за Сейрой, если его не станет? А Ида? Он тоже не может оставить ее одну.       — Я ненавижу тебя! И весь твой род! Если я еще когда-нибудь увижу тонущую кошку, я просто посмотрю, как она захлебнется!       «Сейчас одну глупую большую рыбу поймает человек», — Ларс увидел, что кот смотрит куда-то в сторону и принюхивается. Вдруг он поджал задние лапы и вскочил на верхние камни, откуда выбрался на траву и убежал вглубь леса. В тот же момент русал и сам услышал приближающиеся шаги. Сверху раздавались женские голоса, и Ларс сразу понял, что один из них принадлежит Иде. Обрадованный, он едва не прокричал ее имя, но тут же сомкнул губы, ведь девушка была не одна, скорее всего с сестрой, уж больно голоса были похожи.       Неожиданно приступ кашля подкатил к горлу. Пытаясь сдержаться, он зажал рот, но кровавая мокрота, от которой его тело пыталось избавиться, до боли сжала его торс. Дабы не быть раскрытым, Ларс ушел под воду, но откашляться нормально не получалось. Пулей метнувшись по течению воды, он поплыл в противоположную от путниц сторону, чтобы где-нибудь выплыть в отдалении и спокойно отстрадать свое.       — Мне кажется, я что-то слышала внизу, — сказала Леда, подойдя к обрыву.       — Не стоит, не подходи близко, — Ида схватила сестру за руку и потянула обратно к себе.       Леда все-таки извернулась и пригнувшись, чтобы голова не закружилась от высоты, посмотрела вниз, в воду.       — Ида, что это такое? — девушка тоже взглянула в пропасть, и они увидели кем-то покинутую криво сплетенную корзину, полную зеленых битых яблок.       — Должно быть, кто-то уронил, а спускаться не стал за ней, — трясущимися руками она схватила Леду за плечи и оттянула от обрыва. — Пойдем домой.       — Тебе не кажется это странным? Зачем лезть по такой опасной скале, чтобы собрать упавшие яблоки, если вот они растут, красивые и целые, — она протянула руку и указала на стоявшее рядом дерево.       — Это не наше дело, идем, — Ида шла впереди, чтобы сестра не видела ее трясущихся рук и бледного лица. Ларс не мог вести себя так неосторожно, наверное, с ним что-то случилось. Девушка вытащила из-под ворота платья нательный крест и, вложив его в ладонь, прочитала про себя молитву.       Покинутая всеми Сейра лежала в пещере и пыталась уснуть. Раздувшаяся утроба не позволяла спать на животе, как она всегда любила, и каждая ночь становилась для нее испытанием. Ларс все никак не возвращался, а русалка уже успела проголодаться. Конечно, фрукты не совсем та пища, которой можно наесться, но пока Ида не приносит человеческой еды, это был единственный способ не умереть с голоду. Малыш в животе сегодня был особенно активным: толкался, крутился и всячески не давал покоя своей маме. Вдруг Сейру поразила боль в пояснице. Девушка приподнялась, потёрла спину и увидела, что ее вульва как-то неестественно раскрылась, и из нее быстро вытекает прозрачная жидкость.       «Нет, нет, еще рано, я не готова!» — взмолилась она и, скривившись от боли внизу живота, перевернулась на бок. — Ла-а-а-рс! — что есть мочи закричала она, но зов ее остался неуслышанным.