Волшебства не существует

      — Уважаемая, платить будете? — донесся до Иды голос откуда-то сверху. Она задрала голову и увидела, как кучер, облокотившись на открытую дверь кареты, выжидающе смотрит на нее. Ида только сейчас опомнилась, что у нее с собой не то что денег, даже вещей никаких нет. Она стала ощупывать уши и шею в поисках дорогих украшений и, наконец, вспомнила про заколку в волосах. Она вытащила разукрашенную драгоценными камнями иглу, отчего собранные волосы распустились и упали ей на плечи, и вручила ее кучеру. Тот сначала недовольно скривился, но, увидев, что на дешевую подделку безделушка не тянет, заулыбался и засунул ее в сумку на поясе. После этого он шлепнул лошадей поводьями и поспешно уехал, взметая ворох пыли и песка. Растерянная Ида, стоя перед сторожами, почувствовала себя немного глупо. Она стала думать, где можно переночевать и не поднять этим волну слухов.       — Госпожа, мы бы рады вас втихаря впустить хотя бы в комнату для прислуги, но… — внезапно смущенно сказал один охранник.       — Уж больно у вашей сестры нрав строгий, она может выгнать за непослушание, — продолжил второй.       — Никогда бы не подумала, что такое может произойти со мной, — тихо сказала Ида и слегка улыбнулась им, отчего мужчины понурили голову и грустно вздохнули. — Может, посоветуете, куда податься?       Они задумались и, поглядывая друг на друга, стали перебирать в уме варианты.       — Думаю, вы можете пойти в монастырь. Тот, что на окраине.       — Что? — Ида сильно удивилась. — Когда я уезжала отсюда, там почти никого не было. Лишь пара монахинь доживали свой век.       — В прошлом году туда приехала новая настоятельница, пожилая женщина, но достаточно дружелюбная. Уверен, она даст вам кров. А там свяжетесь с вашим мужем, он приедет за вами.       Иду передернуло от упоминая о Йохане, но она лишь благодарно улыбнулась добрым сторожам и отправилась к монастырю.       Идти было не так уж далеко, но вот путь лежал опасный. Ида почти не видела дороги, тем более, что небо заволокло тучами, и даже луна не спешила показываться. В редких каморках еще горел свет, но на улицах не было ни единой живой души. Город будто вымер, остались лишь пустые дома. Только пробегавшие мимо голодные собаки и кошки хоть как-то напоминали о наличии жизни. Вскоре Иде удалось раздобыть фонарь, вернее, она его просто сняла с чьего-то дома, мысленно извинившись за то, что крадет его. От источника света приятно веяло теплом, и Ида, смотря под ноги, наблюдала, как с каждым шагом перемещается и ее тень, становясь, то длиннее, то короче.       Через какое-то время она, наконец, добралась до монастыря, который совсем не приветливо выделялся черным силуэтом на горизонте. Он выглядел таким же мертвым, как и все вокруг. Девушка глубоко вздохнула и, борясь со страхом, подошла к большой деревянной двери. Она поставила фонарь у ног, а сама, обеими руками схватившись за железный обруч, стала колотить им в дверь. После четвертого или пятого стука, который резко отдавался в ушах и разлетался громким эхом, Ида услышала шаркающие шаги по ту сторону. Сначала шаги стихли, потом раздался скрип снятого засова.       Дверь буквально на сантиметр приоткрылась, и сонная старушка в белом чепчике и бесформенной ночной рубашке с подозрением уставилась на непрошенную гостью.       — Кто вы? — спросила она, щуря морщинистые глаза, чтобы разглядеть в темноте хоть что-то.       Ида поднесла фонарь к лицу и сказала:       — Можно мне переночевать у вас? Завтра же я уйду.       — Хм, — монахиня все еще рассматривала лицо Иды, будто пыталась найти в нем какие-то одной ей ведомые ответы, — а вы, случайно, не дочка покойного градоначальника? Леда?       — Нет, я ее сестра, Ида.       — Что вы тут делаете? Слыхали, вы давно покинули отчий дом.       — Так сложилось, увы, — девушке не хотелось рассказывать подробности своего бедственного положения, и она понурила голову, чтобы скрыть печальное лицо от разглядывающей ее старухи.       — Вижу, у вас какая-то беда, раз вы явились сюда ночью. Что ж, проходите, — она с трудом потянула тяжелую дверь на себя. Небольшого расстояния вполне хватило, чтобы Ида смогла протиснуться внутрь.       Девушка освещала им путь фонарем, и тени вокруг них прыгали из стороны в сторону, создавая жуткие огромные фигуры и бездонные силуэты. Монахиня рассказала, что они приехали сюда всего ничего — полгода назад — и еще не успели толком обжиться. Всего их шестеро: настоятельница, четыре служительницы и одна блаженная, которая тут жила уже много лет.       Как раз недавно предыдущая настоятельница скончалась. За монастырём нужно присматривать, иначе дом божий быстро станет пристанищем для бандитов и прочих проходимцев. Да еще нужно ухаживать за единственной оставшейся здесь служительницей — родственников у той нет, а брать к себе старого больного человека никто не захотел.       За разговорами Ида даже не заметила, как они поднялись по лестнице и попали в маленькую спальню, где отдыхали служительницы. Три женщины уже крепко спали, а вот одна — по-видимому, настоятельница — сидела на кровати.       — Вот, девушка просится переночевать, — отрапортовала монахиня, когда они с Идой вошли в комнату.       Увидев Иду, настоятельница ласково улыбнулась ей и предложила присесть на стоявшую рядом с кроватью табуретку.       — Простите, что я заявилась в столь поздний час, — робко начала оправдываться девушка. — Позвольте остаться у вас на одну ночь.       — Можете оставаться столько, сколько нужно. Но, к сожалению, мы стеснены в условиях. Вряд ли мы сможем организовать вам прием с достойной комнатой и едой.       — Мне ничего не нужно! — Ида развела руками. — Я очень устала и готова заснуть хоть на стоге сена.       — Мы не настолько изверги, — монахиня улыбнулась и взяла Иду за руку. — Койка у нас есть, но она в соседней комнате. Там живет наша новая подруга Агата, она немного странная, но тихая, не бойтесь ее.       Монахиня окликнула бодрствующую служительницу, которая открыла Иде дверь.       — Принеси, пожалуйста, нашей гостье немного поесть, а я отведу ее в комнату.       Они встали и тихо, чтобы не разбудить спящих, вышли за дверь. Идти оказалось всего нечего, но из-за освещавшей их путь единственной свечи в руках настоятельницы было не видно ни потолка, ни стен. Ида споткнулась и больно ударилась о вылезший из пола кусок деревянной доски, но перетерпела и не подала виду.       — В столовую не могу вас отвести, там холодно по ночам. Простите, что приходится есть в постели, просто мы не ждали гостей.       — А мы не разбудим монахиню? — спросила девушка, немного прихрамывая на одну ногу.       — Нет-нет, она из тех счастливых людей, что на закате жизни спят как младенцы.       — Когда я была маленькой, то часто гуляла тут, — сказала Ида все время улыбавшейся ей настоятельнице.       Девушка сидела с монахиней в маленькой комнатке с одним окном. Убранство спальни составляли лишь две небольшие кровати и один облезший от времени столик. Ида вцепилась в кусок хлеба, и ей показалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела. После голодной ночи все лучшие яства, которыми баловал ее муж, вдруг стали пресными и безвкусными по сравнению с мягкой булкой.       — К сожалению, я вас совсем не знаю. Но довелось познакомиться с вашей сестрой и матерью. Кстати, у госпожи Леды чудесный малыш, давно не видела таких красивых детей, прямо ангел во плоти.       — Она приводила его сюда?       — Да, приводила. Бедный ребенок, похоже, рос в лесу, словно дикарь, но теперь он крещенный, и Господь обязательно сбережет его тело и душу. Я безмерно рада, что есть такие благородные люди, готовые приютить сиротку и подарить ему достойную жизнь.       Ида лишь промолчала, говорить дальше о сестре совсем не хотелось. Произошло слишком много странных событий: неизвестно откуда взявшийся сын Леды, страх неизвестности и боязнь за судьбу русалок и собственную… Девушка с трудом сделала глоток воды и схватилась за голову. Казалось, что сейчас ее череп расколется надвое. Она вздрагивала от каждого шороха и любой свист ветра мерещился погоней. Йохан скорее всего приедет уже завтра.       Ида подумала, что на заре можно сбежать в лес. Пусть лучше она погибнет там, чем вернется обратно в золотую клетку. Она вырвалась, пускай и на одну ночь. Пьянящее ощущение свободы было приятным, но не перекрывало огромное количество проблем, которые вылились на нее из-за смелого, но спонтанного поступка.       — Я, пожалуй, пойду вздремну, — тихо сказала она настоятельнице, — спасибо за еду.       — Да, ложитесь, — женщина провела ее к застеленной белыми простынями узкой деревянной кровати. — Агату не бойтесь. Ее хоть и называют сумасшедшей, на деле она обычая выдумщица и болтушка. Как начнет говорить, до утра не остановится, всю жизнь тебе расскажет, и еще на одну хватит. Если станет донимать тебя, просто скажи ей, мол, бабушка Агата, давайте спать.       — Хорошо, буду знать, — прошептала Ида, и настоятельница, задув свечу в маленькой комнатке, ушла к себе.       На соседней койке, отвернувшись к стене, спала та самая бабушка Агата. Силуэт ее почти не шевелился и лишь сильно сосредоточившись на звенящей тишине, можно было услышать, как она сопит.       Ида грустно вздохнула, и, не раздеваясь, залезла под тонкое одеяльце. Отвернувшись к стене, она несколько минут рассматривала серую кирпичную кладку, которая в нескольких местах пошла трещинами. Девушка силилась задремать, но сон не шел к ней, о чем бы она ни думала — обычно приятные воспоминания помогали погрузиться в страну грез, но пережитое волнение изгнало из Иды покой. Она снова начала ворочаться и, поняв, что заснуть никак не сможет, решила походить по комнате.       Девушка встала с кровати и подошла к маленькому окошку со старым немытым витражом. На небе едва-едва поблескивала луна, а тучи на горизонте уже начали рассеиваться. Покусывая ногти, Ида вспоминала о Ларсе и Сейре. Словно две разные жизни вдруг пересеклись в одной точке. С одной стороны — юношеская непосредственность и страсть к неизведанному, ненасытные чувства, которые она испытывала и продолжает питать к русалу, с другой — суровая реальность, где ей нужно изображать покорность и любовь, где ее держат словно очередную красивую безделушку и ждут лишь исполнения женских обязанностей. Ида не испытывала ненависти к Йохану, только раздражение, несмотря на то, для нее он был все равно что вынужденный сожитель, нежели спутник жизни. Задумавшись, она не заметила, как полностью сгрызла отросший ноготь на большом пальце, отчего он тут же начал болеть. Девушка прижала палец к юбке и облокотилась на стену, чтобы дать отдохнуть глазам от резко выплывшей из-за туч яркой луны.       Вдруг она увидела, что бабушка Агата тоже не спит. Ее маленькая фигурка неподвижно сидела на постели и тоже смотрела в окно. Ида не видела четко черт ее лица, и от этого стало немного жутко.       — Какая красивая луна — белая, словно парное молоко, — неожиданно пропыхтела бабушка, развязывая на себе ночную косынку. Ида молча подошла к своей койке и уселась у изголовья.       — В ту ночь была такая же луна, — Агата распустила длинные седые волосы, которые оказались ей почти до пояса. Монахиня перекинула их через плечо и нежно погладила жесткие пряди. — Они говорят, что я блаженная. Может, это и правда так. Ох, дитя, я прогневала Господа, и за что он только позволил мне жить?       Ида не знала, что ей ответить. Было интересно продолжить разговор, но раз настоятельница сказала, что бабушка не в свое уме, то вряд ли она может поведать что-то дельное. Наверное, будет лучше, попросить ее пойти спать, как и советовали.       — Бабушка Агата… — начала было девушка.       — Я была так счастлива, так счастлива, — перебила ее монахиня. — Но стоило ли мое счастье той участи, которая мне досталась? Господи, упаси любого человека испытать то, что выпало на мою долю. Уже столько лет прошло, но я помню все, как будто это было вчера.       В комнате снова повисло тяжелое молчание.       — Я тебя знаю, девочка. Вы с сестрой, одинаковые, как маковые росинки, частенько тут бегали. Одна из вас постоянно капризничала, другая без устали лазила по развалинам и амбарам. Вот только я вас совсем не различала, лишь помню, как одной из вас я штопала чулки, которые порвались на коленках из-за ваших игр. Одна девочка плакала, боялась, что дома ее отругают, а другая все повторяла, мол, так тебе и надо… так тебе и надо… — медленно пропела монахиня. — Ты которая?       — Которая порвала чулки, — Ида слегка улыбнулась, вспомнив о тех беззаботных летних деньках. — Удивительно, вы помните такие мелочи.       — Я много чего держу в своем сердце. Если бы ты знала, как красиво было небо в дни моей молодости, как вкусен был хлеб и как чиста была вода в озере, словно драгоценный камень. Оно, кстати, еще там? Не высохло?       — Нет, что вы. Из окна моего дома его было очень хорошо видно, — от разговора о лесе у Иды больно сжалось сердце.       — Уже много лет я маюсь ногами и не хожу дальше монастыря. Старость — это худшее из наказаний.       Девушка сочувствующе посмотрела на монахиню, которая легла на бок и продолжила смотреть на окно. Глаза ее, почти заросшие морщинистыми веками, слегка поблескивали. Ида подумала, что бабушка Агата не кажется сумасшедшей, по крайне мере разговаривает она как обычная женщина преклонных лет.       — Давно вы тут живете? Новая настоятельница вас не обижает?       — Я уже и считать перестала, лет сорок точно уже прошло, — монахиня едва слышно усмехнулась. — Не обижает, только всерьез не воспринимает. Я для нее словно ребенок: покормить, одеть, понянчить. Хотя что с меня взять, не имею я права требовать к себе особого отношения.       — Почему же? Мне кажется, вы хороший человек.       — Если бы ты знала о моем прошлом, то сразу бы передумала, — Агата перевернулась на другой бок и, укрывшись одеяльцем, громко закашляла.       — Простите за мое любопытство, но что же с вами случилось, что вы так ужасно о себе думаете?       — Согрешила я, такое не прощается. Сначала Всевышний дал мне шанс исправиться и забыть о страстях, но я решила пойти против Его воли и осмелилась на еще более тяжкое преступление. Но и тогда Он спас меня, с тех пор я живу здесь, чтобы посвятить свою никчемную жизнь одному лишь служению Господу.       — Это связано с мужчиной? — тихо спросила Ида.       — Как ты быстро догадалась, — Агата снова закашляла. — Он был таким красивым, таким красивым… Даже сейчас перед глазами стоит: глаза черные, бездонные, волосы длинные, как у девушки, а пальцы… — она вытянула руки перед собой и растопырила морщинистые иссохшие ладони. — изящные и тонкие, с черными ногтями.       — С черными ногтями? — Иду словно облили ледяной водой, ей вдруг стало так холодно, что руки и ноги затряслись от лихорадки. Она поджала окоченевшие стопы под себя и закуталась в одеяло.       — Ты мне, конечно, не поверишь, но то был необычный мужчина. До пояса он был человеком, а вместо ног — рыбий хвост, — услышав это, Ида вжалась в стену и задрожала всем телом. — Мне было около двадцати лет. Тело мое тогда было белым и красивым, шея и лицо гладкими, а волосы рыжими. Я встретила его случайно, когда заблудилась в лесу во время сбора грибов. В то время я очень боялась волков, которые, по слухам, там бродили. Мне повезло не наткнуться на них, и я вышла к озеру. Там я увидела купающегося мужчину, вернее, мне сначала подумалось, что он купался. Он лежал на берегу наполовину в воде и, казалось, спал. Я так сильно им залюбовалась, что решила подойти. Но стоило мне приблизиться, как он резко подскочил и уполз в воду с головой. Ты бы видела, как я испугалась, ведь решила, что раз он не всплывает, то с ним что-то не то — утонул! Я бросила свою корзину и побежала в воду, чтобы его спасать, — Агата снова захрипела, на этот раз от смеха. — Ныряла, кричала, звала, а он словно провалился сквозь землю. Ну, думаю, значит, он решил так с жизнью расстаться. Вылезаю из воды — вся мокрая, грязная, в кудрях застряли водоросли — и тут оборачиваюсь, а он посреди озера выплыл и смотрит на меня, улыбается. Только когда я клыки у него увидела, так сразу поняла, что он не из нашего рода-племени.       — Как же вы нашли с ним общий язык?       — Сама не знаю. Все силюсь вспомнить, чем он меня так очаровал, но не могу. Будто пропасть в голове. Помню, как увидела его в первый раз, а следующим помню, как он уже вовсю целовал меня. Ой, стыд-то какой, — бабушка поспешно перекрестилась и, сложив руки, быстро прошептала молитву. — Не престало в обители Господа о таких вещах говорить.       — Так вы полюбили его? Разве же это грех? — дрожащим голосом продолжила Ида расспрашивать свою подругу по несчастью.       — Не знаю, была ли это любовь или происки дьявола. Но оглянуться не успела, как уже была во власти той русалки. День за днем, день за днем я приходила к нему, и мы предавались греху. К тому же я научила его нашему языку, чтобы мы могли общаться, ибо на момент нашей первой встречи он изъяснялся отдельными словами, какие знал.       — Обучили языку? А письму?       — Пыталась, но он не мог удержать ни перо, ни кусочек угля — мешали когти и эти, как их… как у лягушек…       — Перепонки?       — Да, точно! Ты такая умная девочка.       — И долго вы с ним встречались?       — Кажется, бок отлежала, — Агата закряхтела и, поворочавшись, повернулась к Иде спиной. — Целое лето и всю осень. А потом я поняла, что ношу под сердцем его дитя.       — Ах, — Ида зарылась лицом в одеяло, чтобы вытереть навернувшиеся слезы. Она уже начала понимать, чем закончится это история несчастной любви.       — Мне удалось какое-то время прятать живот, но старуха-мать все прознала. Мне пришлось соврать, что он от сына конюха, который недавно умер. В эту ложь все поверили, но легче не стало, ведь я была не замужем и забеременела невесть от кого. Так прошли тяжелые девять месяцев, которые я провела в тоске по любимому. Я поняла, что Господь наказал меня, в день, когда подошел срок. Роды были тяжелыми, два дня меня мучили схватки, сама едва осталась жива, а на третий день появился на свет мой ребенок… Но Всевышний решил забрать его душу — родился он мертвым. А ноги его были сросшимися, и неизвестно, девочка это была или мальчик.       — Соболезную вашей потере, — только и смогла выдавить из себя Ида.       — Из-за беременности я почти год не видела своего любимого. В лесу я с трудом разыскала его: звала и кричала. Несколько дней пришлось ночевать на холодной земле и питаться ягодами. Когда же мы наконец встретились, он лишь потрепал меня по голове и сказал, чтобы я не убивалась по мертвым, мол, они от этого не вернутся. Тогда его холодность меня обидела, но стоило ему меня снова поцеловать, как былой прилив сил и бодрость духа тут же заполнили мое утомленное тело и разум. Мы пробыли вместе примерно неделю, за это время я почти ничего не ела и посадила на нагое тело много царапин и ссадин. Когда же я голая и истощенная вернулась домой, меня приняли за помешанную от горя и отправили лечиться в монастырь. Моя мать, увидев, что я при смерти, не выдержала переживаний и сама вскоре скончалась. Но мне было будто все равно. Ничего, кроме любимого, не заботило: ни мать, ни умерший ребенок, ни то, что я пришла еле живая. Мой русал постоянно шептал мне что-то, будто заговаривал, а мне каждое его слово казалось музыкой и даром небес.       — Вы расспрашивали его о чем-то? Как его зовут и откуда он?       — Нет, я даже не знаю, как его имя. Меня мучило любопытство, но как только я оказывалась в его объятиях, больше ничего не имело смысла. Мне кажется, будто он околдовал меня, но даже теперь я с нежностью его вспоминаю.       — И с тех пор вы живете в монастыре?       — Если бы все было так просто… Даже чудом избежав смерти, я решила, что обязательно должна придумать способ воссоединиться с ним навсегда. В то время, за много километров отсюда, у склона горы жила пожилая знахарка. Кто-то считал ее злой ведьмой, кто-то доброй волшебницей. Едва встав на ноги, я отправилась к ней в надежде, что она сделает для меня какое-нибудь снадобье, и я смогу отрастить рыбий хвост — ах, какая же я была глупая! Взамен я отдала знахарке свой гребень с драгоценным камнем, который достался мне от матери и был единственной моей ценной вещью. Она же вручила мне маленький пузырек и сказала в полнолуние прийти к озеру, выпить снадобье, затем заткнуть нос и нагишом прыгнуть в воду, а когда я окажусь под водой, мой любимый должен меня поцеловать. Если все сделать правильно, то рыбий хвост у меня должен был появиться в ту же секунду.       — Неужели вы в это поверили?       — Конечно, сила моей любви была безумной. Я убежала обратно в лес, нашла любимого, он согласился на условия, тем более что полнолуние должно было вот-вот наступить. Но только… — Агата вдруг замолчала.       — Что же случилось? — напряженно, с дрожью в голосе, спросила Ида.       — Когда пришла та самая ночь, я разделась и взобралась на небольшой утес, чтобы прыгнуть в самую глубину озера. Для верности повязала на талии пояс, набитый камнями. Выпила снадобье, которое на вкус было как разведенное с медом молоко. Зажав нос, я рухнула в воду. Погружаясь на дно и чувствуя, что начинаю задыхаться, я мучительно ожидала, когда любимый возьмет меня за плечи и подарит поцелуй. Но, видимо, мое желание жить взяло свое. Я убрала руку от носа, на свою беду вдохнула воды, тут же принялась вытряхивать камни, чтобы всплыть. Не помню, как я доплыла до берега, но провалялась я среди камышей много часов, никак не могла отдышаться. Тело и голова болели, пустой живот крутило так, что я не могла разогнуться. У меня даже не было сил рыдать. Я звала и звала своего любимого, но он так и не пришел.       — Этого не может быть… — Ида закрыла руками лицо и заплакала.       — Уж не знаю, предал он меня, или с ним что-то случилось, но больше я его никогда не видела. Тогда я решила, что раз Господь спас меня и во второй раз, то стоит прислушаться. С тех пор я поселилась в этом монастыре и трудилась на благо Всевышнего. Мужа у меня не было, всех ухажёров отвергла, и почему только? Наверное, тот русал забрал у меня всю любовь, на которую я только была способна…       — Бабушка Агата, я вам верю, правда верю… — всхлипнула Ида.       — Спасибо, дитя. Все тут знают эту историю, но никто не верит, что мой любимый был русалкой.       Долгое время Ида не могла сомкнуть глаз. Рассказ бабушки Агаты заставил ее многое осмыслить. Она с ужасом представляла, что пережила бедная женщина, которая столько раз попадала в смертельно опасные ситуации из-за возлюбленного, а он еще и обманул ее. Но кто это мог быть? Дедушка Ларса или же кто-то другой? Ида решила оставить попытки понять, кто стал виновником искалеченной судьбы. В любом случае, он совершенно не был похож на нежного и внимательного Ларса.       Рассвет застал Иду в самый неподходящий момент. Как только ей начали сниться более-менее приятные сны, жестокие лучи солнца даже сквозь грязный витраж безжалостно начали жечь ее лицо и подушку. Зарывшись в одеяло с головой, девушка с печалью и трепетом подумала, что пора и ей, наконец, вернуться к своему русалу, пока не стало совсем поздно.