***
Чживон заявляется в субботу, как и просил его Ханбин. И заявляется не с пустыми руками. Ханбину хотелось бы, чтобы он принёс какие-то сладости или там чипсы, может, что-то съедобное, в общем. Но в реальности Бобби сваливает на его кровать груду учебников и тетрадей и стоит с довольным лицом, смотрит на друга и молчит при этом. Ханбин так же молча смотрит на образовавшуюся гору и переводит недоумённый взгляд на Чживона. Тот тем временем усаживается рядом с тем, что только что так радостно вывалил на кровать. — Что это? — всё-таки интересуется Ханбин, не дождавшись объяснений от Бобби. — Как что? — Чживон улыбается и берёт в руки рандомный учебник, показывая яркую обложку с Биг-Беном Ханбину. «Easy English» читает Ханбин название книги, и сразу же всё становится понятным. Видимо, в голове Чживона серьёзно так обосновалась идея научить Ханбина «простому английскому». — Эй, не строй такое лицо, я весь дом обрыл, чтобы отыскать вот это вот всё! — Ну и зачем оно мне? — Ханбин садится за стол, на котором уже успел разложить свои конспекты для подготовки домашнего задания, и продолжает каким-то неодобрительным взглядом рассматривать пособия. Их так много, что глаза разбегаются, и он задаётся только одним вопросом: зачем Чживон так напрягался и тащил такую кучу сюда. — Как это зачем? — такое ощущение, что Чживон сегодня только и будет, что переспрашивать с возмущённым видом. — Я же обещал свозить тебя в Америку, забыл уже? — Какая ещё Америка, Чживон? — Ханбин устало вздыхает, потому что ну правда, какая к чёрту Америка? — Которая Северная, — бурчит Бобби, берёт пару пособий и кладёт их на стол поверх тетрадей Ханбина. Тот хмурится и хочет уже отпихнуть надоедливого Чживона, только вот тот спокойно говорит «смирно сиди», сам устраивается на стуле рядом, открывает первую страницу учебника и начинает разъяснять Ханбину всё с самых азов, пусть тот и уверяет, что давно уже знает это ещё с младших классов. — Я учитель и я тут главный, — шикает Чживон и продолжает рассказывать Ханбину, что такое Present Simple и с чем его едят. Ханбин только в обычной манере вздыхает, с тоской смотрит на торчащий из-под учебника по английскому уголок своей тетради с конспектом по алгебре и принимается слушать «учителя». Шанса заняться куда более любимой математикой ему сегодня уже, видимо, не представится. День обещал быть долгим.***
— Чживон, хватит уже, я устал, — Ханбин ноет и отодвигается от стола с ненавистными уже пособиями. Он поднимает глаза на настенные часы. Прозанимались они уже часа три, толком не делая никаких перерывов и перекусывая принесёнными заботливой мамой Ханбина булочками хотток по ходу обучения. — Ты всерьёз думаешь, что сможешь меня научить языку? — Ханбин откидывается на спинку и смотрит на Чживона усталым взглядом. От алгебры он гораздо меньше устаёт. — А почему нет-то? — Чживон удивляется и берёт с тарелки ещё один хотток. Надо сказать, съел он гораздо больше Ханбина и явно всё ещё не чувствует, что наелся. Ханбину это всегда казалось странным: ел Бобби с детства за пятерых и при этом оставался худым. — Или хочешь личного переводчика в Нью-Йорке заиметь? — он смотрит лукаво и улыбается. Ханбин поднимает брови. Спинка стула тихо скрипнула от его движения на нём. — В чьём лице?.. Бобби вздыхает и качает головой, откусывая кусок. Это любимый десерт Чживона от госпожи Ким, и она частенько делала его для мальчишек несколько лет назад. — В моём, Ханбини, в моём, — говорит он, жуя. — А мама у тебя золотая всё-таки. Каждый день бы так… — Фастфуд и пирожные? — усмехается Ханбин и, чуть подумав, тоже берёт себе хотток. Мама у него и правда золотая, с этим не поспоришь. — Даже с твоим организмом от лишнего веса не убежишь тогда. — Зануда-а-а, — Чживон тянется и ерошит его волосы, от чего Ханбин морщится, фыркает и отъезжает на стуле ещё дальше. — Ладно, — он доедает булочку и осматривает стол. — Пока что закончим. Повтори всё, что успели разобрать перед следующим разом. — Это домашнее задание? — Не выучишь — накажу. Ханбин смеётся от взгляда в свою сторону и грозящего пальца. — Опять смеёшься, ну что такое! — негодует Бобби, подрывается со своего места и тут же оказывается напротив Ханбина, колено одной ноги уперев в сидение стула рядом с бедром Ханбина. Бобби нависает над Ханбином грозной тучей, но от этого не страшно совсем, Ханбин только смеяться громче начинает, пока Чживон ерошит его и без того уже лохматую шевелюру. Ханбин замолкает постепенно, а Бобби замедляет движение руки в его волосах, пока пальцы не начинают просто легонько сжимать тёмные прядки. — Поехали на крышу?***
До дома добрались уже тогда, когда солнце с неохотой покидает небосклон и скрывается за линией горизонта. И снова Ханбин ощущает то дыхание прошлого, пока они с Бобби неторопливо поднимаются по лестнице наверх. Стены в подъезде ободранные, их давно не красили, такое ощущение, что с того момента, как Ханбин и Чживон перестали сюда приходить. За одной из дверей Ханбин даже слышит приглушённую старую музыку корейской поп-индустрии годов так девяностых. Дом продолжает жить, но вот-вот сердце его остановится, оборвутся музыка и разговоры его жителей, затихнет хрипотца старенького радио и умолкнет говорливый телевизор. Наверху дует лёгкий летний ветер. Больше нет невозможной жары, она уходит и оставляет за собой только шлейф вечерней прохлады. Они любуются закатом, тихо говорят о чём-то не таком уж важном и нужном, но всё равно интересном, быть может, только для них двоих. Чживон вдруг снова заводит старую песню об отношениях и о том, что в годы Ханбина стыдно и как-то странно не уметь целоваться и вообще не иметь никакого опыта в любовных делах. Ханбин закатывает глаза, фыркает и всячески уходит от темы, а потом вдруг обнаруживает Чживона у себя на бёдрах, прижимающего его к полу и не дающего встать. — Чживон, блин, отстань ты уже, — Ханбин всё-таки пытается отпихнуть его и тихо смеётся вместе с Бобби, который пальцами пытается поймать его подбородок и развернуть к себе. — Ханбин-а-а, не упрямься, — тянет он, улыбаясь снова как лис. — Я ведь твой учитель. — Ты вроде только английскому меня учить собирался, — Ханбин зачем-то сильнее сжимает бока Бобби и упрямо не разворачивает лицо. Чживон хохотнул. — Я такого не говорил. Они замолкают, и всё это время Чживон просто сидит и ничего не делает, только рассматривает внимательно друга под собой и отчего-то улыбается. — Ханбин-а. Ханбин вздыхает и всё-таки поворачивает голову, поднимает глаза на Чживона и устало интересуется: — Ну что ещё? Вот только не слышит ответа, а лишь чувствует чужие губы, прижимающиеся к собственным. Пальцы мёртвой хваткой вцепляются в ткань широкой футболки Чживона на спине, в голове снова возникает тот же вакуум, который появился тогда, в его комнате поздним вечером. Он робко приоткрывает рот, а в голове мигает красным единственный вопрос «ЧТО ПРОИСХОДИТ». Сердце, кажется, вот-вот пробьёт грудную клетку и сиганёт прямо с крыши вниз. Но всё внезапно обрывается, когда Бобби наконец отстраняется. Он снова лукаво улыбается и как-то странно смотрит на Ханбина, в глазах которого непонимание и даже паника. — Ханбин, — даже голос Бобби улыбается. Глаза чуть суживаются, и взгляд такой тёплый, летний. — Ч-что?.. — Футболку отпусти. Порвёшь же, Халк.