***
Раздаётся школьный звонок, и Ханбин вытягивает руки вверх, зевая во весь рот. Учитель складывает принадлежности и выходит из класса, не забыв напомнить о приближающемся дедлайне для сдачи докладов и о том, что Ким Чживон — единственный, кто ещё его не сдал. Одноклассники уже повставали с мест и разбрелись кто куда: кто-то собрался в группки и что-то со смехом обсуждает, кто-то сетует на непозволительно большую гору домашнего задания и кучу факультативов, кто-то стоит у окна и наблюдает за заканчивающимся летом по ту сторону стекла. Чживон подлетает как всегда неожиданно и приземляет свою пятую точку на парту Ханбина, заговорщицки подмигивает ему и торопливо собирает учебники и тетради в рюкзак, увешанный значками. — Чживон, какого… — Ханбин хочет возмутиться, уже почти хватает того за запястье в попытке остановить, но Бобби шикает только и хватает другую руку Ханбина, вскакивая и вытягивая его из-за парты. Ханбин лишь успевает схватить рюкзак и с полнейшим непониманием позволяет Чживону себя тащить. В коридоре полно учеников, тут и там Ханбин цепляется взглядом за учителей и вроде даже видит спину директора, Пак Сунхо, улыбку которого никто в школе, кажется, не видел. Они минуют толпу и наконец выходят из здания, и Ханбин, оглядываясь назад, хмурится и переводит взгляд на Бобби. — Скажешь, может, какого чёрта творишь? — спрашивает он. Они стоят на крыльце, и Ханбин не собирается идти дальше, пока не услышит внятного объяснения от Чживона. — Мы сбегаем, Ханбин-а, — Чживон улыбается и поправляет лямку рюкзака, висящего на одном плече. Бобби всегда его так носит, хоть это и не полезно вроде как. Ханбин хмурится сильнее и, кажется, не понимает, шутит Бобби или же он вполне серьёзен. Чживон снова берёт его за руку и тянет на себя, но Ханбин не поддаётся и одёргивает её. — Какое сбежать, Чживон, ты с ума сошёл? — Ханбин делает шаг назад, ближе к дверям школы. У него не раз возникало желание прогулять уроки, конечно, но он никогда этого не делал и не сделает. — Никто не узнает, Ханбин-а! — У нас контрольная вот-вот начнётся, не страдай ерундой. — Они у нас каждый день. — Учитель позвонит родителям! — голос у Ханбина почему-то жалобный, а не возмущённый, и это совсем не добавляет ему убедительности. Бобби закатывает глаза. — Ты слишком много думаешь. Расслабься, — он прячет одну руку в карман. — От одного раза никому плохо не станет. Бобби молча протягивает ему руку. Ханбин закусывает губу и, хмурясь, в нерешительности снова смотрит на двери школы. Он никогда не сбегал и не собирался всерьёз так поступать, тем более в старших классах, пусть от бесконечных напоминаний учителей об экзаменах и очень хочется. Ханбин отводит взгляд от школы, смотрит на протянутую руку и, сделав глубокий вздох и понимая, что ещё пожалеет об этом, касается пальцами раскрытой ладони и наконец берётся за неё. Чживон победно усмехается и шагает прочь, тут же переходя на бег и уводя Ханбина за собой. За спиной они слышат школьный звонок.***
— Не уверен, что это хорошая идея, — с сомнением бурчит Ханбин, входя за Чживоном в дом и закрывая за собой дверь. Их встречает тишина, что вполне естественно, ведь никого больше тут нет, кроме них, но Ханбину всё кажется, что вот прямо сейчас из-за угла выйдет мама Чживона и тогда не поздоровится им обоим. — Да ладно тебе, — Чживон торопливо скидывает кеды и, проходя вглубь дома, тут же снимает с себя галстук, который он никогда не затягивает и за что регулярно получает от учителей. — Родителей не будет часов до восьми. А Чжиун вообще к полуночи появляется. Бобби оборачивается, видит всё ещё неуверенного Ханбина и, закатив глаза, хватает его за руку и тащит за собой в комнату. — Расслабься, Ханбин-а! — они заходят в комнату Бобби, и сегодня в ней гораздо больше бардака, чем в прошлый раз. Постепенно Чживон её обживает, и комната становится именно такой, какой ей положено быть — захламлённой. Бобби в этом профессионал, Ханбин отлично помнит, что творилось в его комнате до переезда Кимов в США. Он видит разбросанные на письменном столе бумаги и тетради с учебниками, там же валяются фантики от конфет и жвачек, на стуле гордо лежит груда одежды, на кровати Ханбин видит Чживонов свитер и пару изодранных джинсов, впрочем, их Бобби тут же сгребает и засовывает в открытый шкаф, захлопывая потом скрипучие дверцы. — Тут немного грязно, — неловко признаёт он, улыбается и глупо смеётся. — Да уж, — Ханбин садится на кровать и проводит рукой по покрывалу, ощущая на пальцах хлебные крошки. — Ну так, — Чживон замолкает и чешет затылок, как делает всегда, когда испытывает неловкость. Хотя с чего бы — это же Ханбин, и здесь больше никого нет. — В приставку, может? — предлагает всё же он. Ханбин кивает, и Бобби кивает тоже, снова улыбаясь максимально по-дурацки, не понимая, почему он ведёт себя как на первом свидании с девчонкой. — Часто с уроков сбегал? — Ханбин спрашивает это, пока Бобби возится с проводами, а Ханбин бездумно перебирает игры и выбирает, во что они будут играть. В приставку он сто лет как уже не играл, и об этих играх ничего никогда не слышал, поэтому ему, в общем-то, всё равно. — Ну… — Чживон задумывается, вертя провод в руке, — да? Я вообще-то мало учился. И был таким плохим парнем, — он наконец разбирается с приставкой и переползает к Ханбину, пристроившемуся теперь у кровати. — Выбрал? Ханбин протягивает ему игру, даже не взглянув на название, и Чживон, увидев коробку, почему-то хмыкает и берёт её в руки. — Ты не рассказывал, — Ханбин наблюдает за лицом Бобби, пока тот разбирается с игрой. — А ты бы отчитывать стал, — усмехается он и протягивает Ханбину джойстик. — На. Играет Ханбин хреново, хотя честно пытается, но у Бобби выиграть сложно, и после раза десятого Ханбин сдаётся, отбрасывает несчастный джойстик и с негодованием выкрикивает своё «ЙА!», а дальше следует череда ругательств, и Ханбин максимально похож на сердитого аджосси, отчего Бобби заходится своим дурацким смехом, хватаясь за живот и кидая джойстик на кровать. На экране красным мигает GAME OVER, а Ханбин, опят крикнув это смешное «йа», тормошит Бобби за плечо и смеётся теперь тоже. Он наваливается на Чживона, ржёт вместе с ним ещё громче, и теперь они просто возятся на полу, протирая пол школьными рубашками. Бобби мажет по щеке Ханбина губами, замирает на секунду-другую и снова прикладывается губами, оставляя влажный след, и тут же подбирается к губам. Ханбин сглатывает, и рукой непроизвольно сильно сжимает ворот рубашки Чживона, под которой как обычно чёрная майка. Цепь с его шеи свешивается холодным металлом Ханбину на ключицы, он оттягивает зубами нижнюю губу Бобби, и тот издаёт какой-то неясный звук, кладёт сильную руку ему на бедро и как-то собственнически сжимает, совсем не ласково, как Ханбин уже привык. В этих чуть резких движениях Бобби какой-то новый, не как раньше, и Ханбин соврёт, если скажет, что этот Чживон ему не нравится. Кажется, Ханбин слышит какой-то шум по ту сторону двери, и где-то далеко в сознании галопом проносится мысль, что стоило бы проверить, но он не успевает за неё ухватиться, только тихо стонет, когда пальцы Бобби проходятся по внутренней стороне бедра. Чживон кусает его за подбородок и чуть не подскакивает, когда слышит неожиданно громкий голос матери за дверью и следом отцовское «что-то он рано». Глаза Ханбина расширяются, он в панике смотрит на Бобби и отпихивает его в сторону, сразу же приглаживая волосы и расправляя помятую одежду, которую спасёт уже только утюг. Парой секунд позже в дверь вежливо стучат, она со скрипом открывается, и в щель просовывается голова отца Бобби. Мужчина улыбается приветливо, когда видит Ханбина, и спрашивает, почему они так рано вернулись домой. В ушах у Ханбина звенящая тишина, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди, разобьёт оконное стекло ко всем чертям и рухнет вниз. Он может только по-дурацки улыбаться отцу Чживона, в то время как пальцы, кажется, выдают его только так. Ханбин ловит себя на этой мысли и прекращает теребить полы рубашки, чем занимался с особым рвением. Бобби что-то отвечает в своей обычной раздолбайской манере, Ханбин не вслушивается особо, а когда дверь закрывается, Чживон, хихикая, смотрит, как Ханбин мученически выдыхает и закрывает глаза ладонью. Бобби ерошит его так старательно прилизанную шевелюру. — Зато теперь ты не Фил Коннорс*. И получает подушкой в голову.