Миротворец

      В восемь часов утра я подорвалась с кровати, вспомнив, что обещала готовить, а сегодняшний завтрак не исключение. Сеня ещё спал, и мне чудом удалось его не разбудить. Он лежал очень близко ко мне, поджав к себе ноги, поверх покрывала под вторым пледом.       В шкафах и холодильнике нашлось столько всего, что глаза разбегались, но я решила приготовить то, что точно умела с предсказуемым результатом. Вода в кастрюле закипала медленно, и я успела ещё раз зайти в ванную и причесаться. Вода в доме была хорошей, и волосы, не уложенные и не высушенные с вечера, были очень мягкими и послушными. И вчера я зря опасалась за свою шею, никаких следов не осталось. Острый на язык Талетин мог отпустить едкое замечание насчёт общей кровати.       Но у хозяина дома с утра было хорошее настроение, и он благосклонно отнёсся к простому, но вкусному завтраку из овсяной каши и бутербродом со сливочным маслом, и целым варёным яйцом. К его приходу чайник ещё не был поставлен, и я спешно набирала воду для фильтра, раз уж у него заведено пользоваться водой после дополнительной фильтрации.       – Не суетись ты так, торопиться незачем. Я ем практически все, если оно добротно приготовлено не пригорело и не пересолено, – успокоил меня Талетин.       – Я поняла.       – Можно вам задать вопрос?       Талетин кивнул и осторожно попробовал кашу.       – Вы так любили заниматься с детьми, а своих у вас нет?       – Своих я бы научил плохому, – его ничуть не смутил этот вопрос, – ко мне временами приезжает племянник с сыновьями. Я смотрю на них и радуюсь, не завел своих. Все дети разные. Далеко не все, кого приводили ко мне, я брался учить.       Опустошив все подготовленные тарелки, Талетин заметил:       – Не нужно чаю. Вы знаете адрес?       Я чуть не спросила чей, но вспомнила, что Люба дала мне все координаты своего заказчика.       – Знаю.       – От кого?       – Наемница, которая подрядилась меня убить, дала.       – А можно взглянуть? Если она ошиблась, я подскажу правильный, – такая готовность помочь показалась мне удивительной, во время прошлой встречия столкнулась со стеной безразличия со стороны Талетина.       – Да, сейчас, – я сложила все тарелки в раковину и пошла в комнату. Подойдя к двери, я нажала на ручку, но она не поддалась. Ключи нашлись в кармане моего халата, сама не заметила, как закрыла и ушла.       Почти на пороге стоял Сеня, сложив руки на талии и ждал, пока я вспомню про него и приду освободить.       – Я точно никуда бы не убежал от тебя, – полушутливо заметил он, не двигаясь с места, – сегодня нам обязательно нужно закончить свое дело.       – Интересно, смогу ли я выяснить все за один раз?       Вопрос повис в воздухе, никто этого не знал. И я толком не придумала, что говорить, но нужно было действовать, пока решимость не покинула меня.       Когда я вернулась на кухню, Талетин уже ушел, не дождавшись, но оставил записку о наших высохших вещах в гостиной.       К утру распогодилось, и выглянуло солнце, так что можно было спокойно гулять и наслаждаться приятным теплом. Нужный нам дом находился почти в центре, куда мы шли почти двадцать минут. Увидев невысокое здание с деревянными пропускающими воздух рамами, Сеня вспомнил его и заметил, что у него плохое предчувствие насчёт его посещения. Дверь не была закрыта, зайти мог любой прохожий, а вот выйти… Оказавшись в темном холле, я зачем-то подергала дверь и не смогла ее открыть. С обеих сторон ручки были одинаковой формы. В подъездах жилых домов часто бывает, что с одной стороны стоит нажать на ручку, и можно выйти, а войти только с ключом – наружная неподвижна. Выходит, владелец дома, куда мы без спроса вошли, уже в курсе нашего присутствия.       – Лиза… Я не могу это объяснить, но мне очень страшно. Что-то иррациональное, – вдруг прошептал Сеня, преградив мне путь к лестнице.       – Что случилось? – я взяла его за руку. Он не придумывал, невозможно ледяная ладонь нервно подрагивала. Словно Сеня возвращался на полгода назад, когда в отчаянии обивал пороги этого дома.       – Это не интуиция, у меня с ней туго, от невыполнимого заказа она меня не уберегла…       Я не стала ничего говорить и просто повела его за собой. Лестница наверх была с отбитыми ступенями и давно нуждалась в ремонте, но хозяев это не заботило. Короткий коридор сильно петлял и привел нас к обитой железом двери. Я топталась на месте и не решалась постучать, с тревогой поглядывая на Сеню. Чем ближе мы приближались к цели, тем больше он понимал, что не хотел встречаться со своим бывшим заказчиком. Но что тот может сделать? Собственноручно разделаться с подвёвшим и перешедшим на мою сторону наемником? Ему было страшнее, чем мне, хотя я должна была лицом к лицу встретиться с тем, кто желал мне смерти. Не как Люба, выставлявшая одни свои желание за другие. За что убили мою маму? Она не успела сделать ничего. За это же хотели убить и меня. Но страшно не было, никто кроме этого человека не расскажет, какой цели он мог достичь благодаря моей смерти…       И я постучала в дверь. Никто не отозвался. Но нас точно ждали. И дверь, скрипнув, приоткрылась.       – Ты пойдешь со мной? Посмотришь ему в глаза, и сразу полегчает, – ободряюще сказала я Сене, сжав его обмякшую руку.       – Пойду, – едва разомкнув губы, проронил он, но его потемневшие глаза твердили обратное.       Или сейчас, или никогда. Эффекта неожиданности быть не могло, но мы заявились во вражеский стан раньше, чем он мог ожидать.       Толкнув ногой дверь, я вошла в небольшую, на первый взгляд, вытянутую комнату. Прямо у двери располагался хлипкий заваленный хламом стол. Но я сразу заметила широкий кинжал, лежащий на видном месте. У окна скрытый зелёными бархатными занавесками кто-то стоял.       – Как я и ожидал, вы пришли. И пришли вдвоем, – на свет вышел мужчина средних лет низким голосом и совершенно не злодейской внешностью. Он мог бы быть директором колбасного завода, но никак не безжалостным убийцей. Но слова о том, что наше поведение предсказуемо, мне не понравилось. Я выпустила руку Сени и подошла на несколько шагов ближе к незнакомцу.       – Госпожа Тараева, вот мы и встретились. Я Авгус Шит. И я удивлен, что все мои наемники потерпели неудачу. Издалека сложно всё контролировать, – он развел руками с насмешливой улыбкой.       – Зачем вы хотели меня убить?       – Это риторический вопрос. Хотел и сейчас хочу.       – Кому я мешаю?       – Я расскажу вам, если мой наемник сегодня не сможет вас убить, – Авгус махнул рукой. Я огляделась. Никого кроме нас троих в комнате не было. Но это не было большим препятствием, убийца мог в любую минуту сюда телепортироваться. Или же по окончании встречи подстерегать меня на улице.       – Исполняй, – мужчина сложил руки на груди и приготовился ждать. Он не делал попыток подойти ко мне, и хотел наблюдать со стороны.       Краем глаза, я заметила, что Сеня зашевелился. И только когда он потянулся за кинжалом, до меня дошло, о ком говорил Авгус.       – Что? Сеня?! – я попятилась, не веря своим глазам. С его побледневшего лица пропало всякое выражение, он не узнавал меня, а глаза словно затянулись белесой пленкой. Кинжал он держал твердой рукой, и, не колеблясь, перерезал бы мне горло.       – Сеня!       – Кричи громче, вдруг поможет! – Авгуса это забавляло.       Что, что я могу сделать?! Как его остановить без применения силы?! И с силой, и без силы я не представляла, что можно сделать… Отнять кинжал?       Мое минутное замешательство сыграло злую шутку. Он подошёл вплотную и схватил меня за руку. Запаниковав и потеряв контроль над ситуацией, я пожелала только одного – чтобы кинжал исчез. И… занесённый для удара кинжал испарился, но тут же просвистел над ухом Авгуса и врезался в стекло окна в ветхой оправе за его спиной. На удивление оно выдержало, и тот отскочил на пол. Мужчина помрачнел и что-то пробормотал.       Я не знала, сможет ли Арсений меня убить голыми руками. Видно, Авгус тоже этого не знал, но собирался выяснить.       Срочно! Думай! Дверь! Дверь открывалась наружу, и я толкнула ее плечом, и вытащила Арсения за пределы комнаты, надеясь, что без зрительного контакта магия Авгуса перестанет действовать или хотя бы ослабнет. Тот ничего не успел предпринять, пока мы летели по ступеням на первый этаж, не чувствуя ног. В отчаянии я задыхалась, натыкаясь на какие-то непонятные предметы, да и буксировать Арсения, который был выше и тяжелее меня, было очень сложно. Сам он еле переставлял ноги, хорошо, что сознание не терял и не падал. Его бесчувственное тело я бы далеко не утащила. Дверь на улицу легко поддалась, не смея удерживать меня и испытывать на себе ярость миротворца.       Мои физические силы иссяки на незнакомой площади, но вряд ли мы смогли далеко убежать. Не обращая внимания на редких прохожих, я трясла Арсения за плечи и хотела ещё и кричала, хотя и понимала, что от этого не будет никакого толку, пока магия не ослабнет и не отпустит его сознание. Вот теперь мне стало страшно до дрожи, до бессильной истерики. Это я его заставила пойти туда, игнорируя попытки объяснить, что ему туда лучше не входить!       Предаваясь самобичеванию, я пропустила момент, когда Арсений выпустил мою руку, разжать его пальцы, вцепившиеся в запястье, мне было не под силу.       – Лиза… – этот знакомый и до дрожи любимый, но полный ужаса голос доносился откуда-то издалека. Мое лицо заливали слезы, и я зажмурилась и на подкосившихся ногах чуть не упала на брусчатку, если бы он меня не поймал. Я хотела и не хотела оттолкнуть руки, но не могла, тело не слушалось и билось в истерике.       Дорогу до дома Талетина я не помнила и очнулась только перед дверью. Арсений попросил меня поискать ключи, сам лазить по моим карманам он не осмелился. Пальцы слушались плохо, и ключи я не нашла, пришлось звонить в дверь. К счастью, ждать долго не пришлось, Талетин подумал, что это кто-то из учеников пришел, ибо не ожидал, что я потеряю ключи. По нашим изменившимся лицам он сразу понял, что что-то пошло не так, и отменил свои уроки на сегодня.       Сняв с меня куртку, Талетин перетряхнул карманы, ему не верилось, что такая ответственная с виду девушка могла их где-то посеять. Ключи нашлись сразу же, про внутреннее отделение я забыла, хотя не почувствовать животом целую связку было сложно.       – Что случилось?       Я попыталась объяснить, но отголоски истерики ещё прорывались.       – Отведи ее в комнату, я сейчас наведу успокоительного сбора, – сразу распорядился Талетин.       Но он ничего не стал давать, а, кажется, просто усыпил меня заклинанием.       Когда я проснулась, то почувствовала себя гораздо лучше. От воспоминания о пережитом сердце уже не колотилось как бешеное, и под ложечкой не сосало от бессильного отчаяния.       В комнате у окна стоял Сеня. Он ещё не заметил, что я проснулась. Дверь комнаты почти неслышно открылась, вошел Талетин. Он не стал проходить, и остановился у порога.       – Ты всегда будешь мишенью рядом с ней, – тихо сказал он, словно продолжая начатый разговор. Сеня не ответил и даже не шевельнулся.       – Я предполагаю, что это могло быть. Лиза проснется и расскажу, чтобы не повторять дважды. Ты ничего говорить не хочешь, а она мне поможет.       – Нельзя быть рядом, когда кто-то может просто так заставить меня поднять на нее нож, – с особым ожесточением откликнулся Сеня. У меня закололо сердце от боли, сквозящей в его голосе. Словно он уже попрощался со всем, что нас сблизило, и эта попытка отбросила его от меня далеко назад. Будто я не понимала, что всё это было подстроено Авгусом.       – Лиза, просыпайся, уже пора, – Талетин сделал несколько шагов вперед. Подходить ближе он не собирался, но я села и отодвинулась к другому краю кровати, избегая лишних прикосновений.       – Как ты?       – Лучше.       – Тогда готовься, я расскажу, что откуда взялось, – Талетин с ногами залез на кровать и сложил ноги по-турецки. Из-под длинного халата мелькнула его желтоватая, как и вся остальная кожа, коленка, – это очень коварное заклятие. Для него не требуется практически ничего, лишь вещь, которой пользовалась жертва. Заклятие для трусов, которые перестраховываются. Авгус именно такой. Не хочет ручки пачкать. Он учился у меня. Способности посредственные, усидчивости нет. Он хотел простого и эффективного, и чтобы быстро действовало. Действие заклятия развивается несколько месяцев, действует от года, смотря сколько младенцев просящий принес в жертву. Я шучу, не пугайтесь. Заклятие проявляется в моменты ослабленного контроля сознания у жертвы, а также в личном присутствии заклинателя. Ничего такого раньше не случалось?       – Один раз. От сыворотки правды.       – О! Где же вы ее достали?       – Это долгая история…       – Значит потом. Когда жертва пьет алкоголь и употребляет одурманивающие вещества, то включается заложенный механизм, и он заставляет любыми доступными способами стремиться к выполнению приказа.       Я посмотрела на Сеню. Он подошёл ближе к нам, но поймав мой взгляд, виновато опустил глаза.       – Что можно сделать с этим?       – Как вариант никогда не встречаться с заклинателей и не попадать в состояния, когда тебя захватывает заклятие. Ещё можно снять его совсем, но это не так просто. Но я могу это сделать, – Талетин замолчал и пытливо посмотрел на меня, словно это я решала, снимать заклятие или нет.       – Видимо, выбора не остаётся… Сеня? – с сомнением заметила я. С сомнением, что он согласится принять помощь этого человека.       – Конечно, – Сене все это очень не нравилось, но жить с осознанием, что тобой кто-то может управлять, было ещё неприятней.       – Будет вам ритуал. Вы мне доверяете? – видно, вопрос предназначался мне. Талетин встал и спрятал руки в карманы.       – Вы не разделяете мнение моего врага, больше доверять некому, у меня нет знакомых темных магов.       – У тебя есть знакомые темные маги, но они слишком молоды и неопытны, и учиться не торопятся, – многозначительно заметил Талетин, – и мне сейчас понадобится твоя помощь.       Особой подготовки ритуал не требовал, Талетин объяснил, что все эти свечи и загадочные рисунки мелом на темно-коричневом полу лишь для создания, так сказать, располагающей атмосферы. Последним штрихом бы фиолетово-черная бутылка с узким горлышком и высокие бокалы. Я не стала спрашивать, что в ней, хотя нам предстояло выпить хотя бы четверть от нее на двоих.       Никаких мрачных артефактов вроде сушеных глаз единорогов не требовалось, лишь умение мага. Распутать и разделить свои мысли и желания с навязанными. Позволить своим желаниям хоть на пять минут, но воплотиться. И эти желания часто очень просты и физически легко исполнимы.       Мы сидели на коленях напротив друга в кругу из свечей. Задернутые шторы создавали полумрак и усиливали мистическую силу язычков пламени. Талетин про себя читал заклинание и держался на отдалении. В темноте блестели только его хитрые глаза. Бутылку открывать не пришлось, крышка сама легко отвинчивалась и возвращалась обратно. Сеня смотрел на меня, не отрываясь, и повторял все мои движения. Откуда-то сверху словно подул ветер. Он коснулся только нас, словно существовал только в круге, не тронув пламя свечей. Я разлила темную маслянистую жидкость по бокалам. Это было крепкое сухое вино со страннымно увлекающим за собой вкусом будто самой ночи. Талетину нужно было пограничное состояние сознания, так из него легче извлечь заклятье, засевшее там ментальной занозой. Лично мне хватило двух бокалов, чтобы почувствовать, что мир вокруг становится менее материальным и еле заметно начинает куда-то уплывать. Сеня взял меня за руку, двигаясь немного ближе. Это движение не укрылось от Талетина, он едва слышно хмыкнул.       Содержимое третьего бокала мне пришлось впихивать в себя с трудом, даже не знаю, как и зачем я на это согласилась. В чем моя роль, моя помощь? Если только поддержка для Сени, которому нелегко давалось участие в происходящем.       – Лиза, прости меня, – он прикрыл глаза и наклонился вперёд, все так же не выпуская мою руку. Его привычно холодные пальцы становились необычайно тёплыми, словно согрелись от меня, чего в жизни обычно не происходило. Теперь Сеня поднял голову и снова посмотрел на меня. На мгновение я увидела себя его глазами. Никогда бы не подумала, что скромный вырез моей футболки может быть насколько привлекательным, а игра теней от пламени свечи на локтевом сгибе вызывать неудержимое физическоевлечение. Я попыталась задержать дыхание, чтобы не застонать. Свечи начали гаснуть и полминуты мы неподвижно сидели в темноте. Чужие желания и ощущения покидали мои измученные истомой мысли.