* * *
Сразу же после тренировки я побежал в дайнер, чтобы успеть поймать Карла в перерыв и заодно вкусно пообедать, а потом, часам к трём, можно будет как раз наведаться к Корнелии. Если правда всё успею, это будет супернасыщенный день. Вот только работу и чтение на сегодня придётся как-то задвинуть, соответственно, завтра за два дня навёрстывать… Но поездка к маме Шона однозначно в приоритете. После зала долго собирался, поэтому в дайнер я влетел, когда представление Карла было уже в самом разгаре. Чтобы не мешать, занял своё привычное место и принялся ждать, неторопливо перелистывая страницы учебника. Чёрт, вот сегодня в последний раз позволяю себе пропускать работу. Съезжу к Корнелии, и всё, больше никаких поездок до тех пор, пока не нагоню график. — Я думал, ты уже не приедешь. Карл, по своему обыкновению, бесшумно подкрался, тем самым напугав меня. — Присядешь? — мягко улыбнулся я. Он сел напротив и принялся нервно теребить шнурок толстовки. — Честно говоря, ты меня вчера врасплох застал… Я не ожидал, прости. Мне правда жутко стыдно за эти записи… Карл отбросил шнурок и от волнения вдавил в колени сложенные в замок руки. — Давай для начала расскажу тебе историю, а потом поговорим на равных, м? Пожалуйста, перестань смотреть на меня так, будто я сейчас тебя убивать собираюсь. Мне жутко не по себе! Он честно попытался избавиться от этого взгляда загнанной в угол жертвы, но не особо получилось. Да, по большей части Карл сам себя накрутил, а я лишь дёрнул спусковой крючок. И пока он с этими эмоциями не справится, мне никакими словами и просьбами ему не помочь. Наверное, моя ошибка была в том, что я относился к нему как ко взрослому. Карл иногда делает такие выводы, что его хочется воспринимать как зрелую личность, но на деле он всё равно ещё ребёнок с травмой посильнее моей. Не то чтобы такие вещи вообще можно сравнивать, но у меня была только одна большая проблема — отец, и то мне плевать на него. А Карл, как я понял, обоих родителей сильно любит. Не могу представить, насколько тяжело было в таком возрасте «потерять» самых близких людей, свою семью: мама в розыске, отец в тюрьме, сам Карл недавно только из колонии вышел… Не знаю, конечно, насколько история, которую я собирался рассказать, сопоставима с тем стыдом, который Карл испытывал за те видеозаписи, но из всего, что со мной в жизни случалось, нет воспоминания унизительнее этого. Я никому не рассказывал раньше, хранил в глубине себя тот случай, который до сих пор какого-то чёрта изредка позволяет себе мучить меня по ночам. И если уже сравнивать в таком контексте, то мы с Карлом будем квиты после того, как я закончу свой рассказ. Это слишком личное. Для понимания требовалось сначала показать Карлу несколько фотографий. Он молча наклонился поближе, когда понял, зачем я начал копаться в телефоне. — Вот, полистай. Отдал мелкому телефон и с волнением наблюдал за реакцией. Никакого криминала там не было, но внутренний мандраж овладел мной из-за того, что этих фотографий не видел никто, кроме тех, кто на них запечатлён. Я оставил снимки только для себя, изредка пересматривал, ностальгировал, думал… Они напоминали мне о том, кем я был и кем становлюсь сейчас. Вряд ли можно восхищаться подобной биографией, но я всё равно горжусь собой. По крайней мере, несмотря ни на что, школу с горем пополам закончил, из университета выпустился. Половине моих знакомых даже этого сделать не удалось. Карл всматривался в экран, потом удивлённо поднимал голову на меня, потом опять утыкался в телефон. Качество фото, конечно, оставляло желать лучшего, но это всё, что осталось с тех времён. — Это правда ты?! Я смущённо поджал губы и кивнул. — Ни за что бы не узнал! Блин, а я знаю этот парк, мы с родителями бывали в том районе. Не думал, что ты… Я «свой», Карл. Ты даже не представляешь, насколько я понимаю окружение, в котором тебе приходилось расти. Именно это хотел донести до него — что я «свой» и путь у меня был не самый простой. Если сейчас я сижу в отглаженной рубашке и с умным видом клацаю по ноутбуку, то это ровным счётом ничего не говорит о моём прошлом. Я и сейчас не могу похвастаться тем, что достиг зрелости, но считаю, что направление взято правильное. — Я специально отращивал чёлку, чтобы хоть как-то скрыть следы побоев на лице. — Оу, ты был изгоем в школе? — сочувственно отозвался Карл, для которого проблема с одноклассниками не была чужой. — Нет, дома. У меня, так скажем, были крайне сложные отношения с отцом. — А-а… Мне очень жаль, прости. — Не стоит, Карл, это давно в прошлом. По крайней мере, жалеть меня уже точно поздно. Когда начал прикидывать в голове, как лучше будет рассказать историю, я вдруг сильно замялся. Да, на мне этот эпизод оставил огромный отпечаток, но другой человек может вообще не увидеть в нём никакой трагедии. И я испугался, что мои сокровенные переживания могут оказаться обесцененными. — Итан, всё хорошо? Слушай, я не настаиваю. Твои намерения я понял и готов тебе поверить… — Нет, Карл, я расскажу. Просто не ожидал, что будет настолько трудно. У меня в голове всё выглядело как-то проще — вот бы можно было мысленно поделиться воспоминаниями, не произнося вслух ни слова… А ещё я как-то тихо надеялся на то, что после того, как выпущу болезненное воспоминание наружу, оно перестанет так яростно меня преследовать. Для этого пришлось снова вернуться к дружбе с Джей Би, в то хорошее время, когда мы были не разлей вода. Из всего класса только у нас были длинные волосы, у него — дреды, у меня — просто патлы, но эта особенность выделяла нас среди остальных одноклассников. Не могу сказать, что специально отращивал, скорее тупо не стригся. Я вообще не особо следил за эстетикой своего внешнего вида — не до этого было — исключение составляла только щетина. Ладно бы нормально росла, но нет, на лице случайным образом появлялись эти редкие нелепые волоски, которые дико раздражали, так что я по утрам со всей тщательностью проверял их наличие и тут же сбривал. У нас вообще «неформальный» вид не особо поощрялся, но, так как Джей занимал достаточно высокую ступень в школьной иерархии, мы вдвоём могли себе такое позволить. Вот только замечаний преподов и звонков родителям при этом всё равно было не избежать. В моём случае, правда, учителей больше возмущали даже не столько длинные волосы, сколько то, что я ношу головной убор в помещении. А что мне было делать? Чёлка не всегда лежала так, как надо, и имела свойство сползать, выставляя ситуацию в моей семье на всеобщее обозрение. С шапкой всё менялось — она давала больше фиксации и значительно меньше шансов на разоблачение. Я боялся, что все узнают. Для парня в любом варианте не особо почётно избитым ходить. Если увидят, то уточнять никто не будет — это во дворе тебя как лошару отпиздили или отец у тебя алкоголик. Так и так позорно… Поэтому я всеми правдами и неправдами пытался отстоять право не снимать шапку во время занятий: бывало, отшучивался и некоторые учителя принимали это как игру, иногда выдумывал что-то из серии «здесь холодно, у меня голова мёрзнет». В общем, изгалялся как мог. Справедливости ради стоит сказать, что я не носил шерстяные ушанки с помпонами, а выбирал максимально тонкие и нейтральные, которые больше годились для создания образа, чем для прямого назначения. Достаточно продолжительное время мне везло — все звонки сыпались на маму, но как-то вечером случилось так, что трубку поднял подвыпивший отец, у которого в этом состоянии до психоза обострялось родительское чувство. «Мой сын?! Нарушает школьную дисциплину? Позорит меня и мою семью таким вопиющим поведением? Возмутительно! Ну, мы с этим разберёмся, будьте уверены, я лично прослежу за тем, чтобы все ваши замечания были исправлены». У меня с такой скоростью тогда сердце колотилось, что не мог пошевелиться. Хотя лучше было бы бежать куда подальше. Я так хотел моргнуть и чтобы это всё исчезло, чтобы я отсюда исчез. Его и так мои космы бесили, а тут ещё на них пожаловались — это была как брошенная быку красная тряпка. Неважно, что все возмущения были по поводу шапки. Он услышал в этом разговоре только то, что хотел. Изначально отросшие волосы не имели для меня большого значения, но потом, когда мы начали дружить с Джеем, это было что-то вроде фишки нашей маленькой банды, и уже через пару недель я на полном серьёзе собирался тоже заплести дреды. Джей даже договорился с мастером, который делал ему, чтобы тот принял меня на следующих выходных. Нам тогда казалось крутым, что вот, мы — лучшие друзья — скоро будем ходить с одинаковыми причёсками. Я очень ждал того момента, когда приду в школу и буду вторым, кто осмелился на такую для того времени провокацию. И мы станем трушными корешами. Это что-то вроде одинаковых татуировок, только в лайт-версии. Об этом мы, правда, тоже думали, но собирались сделать после выпуска. Параллельно с этим, когда отец начал отпускать не самые приятные комментарии по поводу моих волос, они, естественно, в духе самого что ни на есть сильнейшего максимализма стали нравиться мне ещё больше. И с каждым днём чем больше они его бесили, тем твёрже было моё намерение отрастить ещё длиннее. Я подумать не мог, что он посмеет… Одно дело, мне по лицу периодически прилетало, это я уже, можно сказать, даже привык терпеть, но трогать мою внешность, образ, который я тогда себе создал и который мне нравился… Он побрил меня налысо. Я чувствовал себя львом, с которого сбривают гриву — сбривают его гордость, тем самым унижая перед всем прайдом. Я остался плакать в ванной, которая была усыпана волосами; и поражение было настолько позорным, что я не мог найти силы подняться. Вот здесь хорошо бы и сдохнуть, только бы больше ничего этого не видеть. Мама аккуратно постучалась в открытую дверь и вошла. По лицу продолжали скатываться жгучие слёзы ненависти, я представлял, как возьму нож и заколю его во сне, как свинью на бойне. Мне было страшно даже приподняться, потому что тогда я бы увидел своё отражение в зеркале. Я был уверен, что похож на уродца. Даже с короткими волосами уже себя не помнил, а тут… Мама наклонилась ко мне и пыталась успокоить. Она принялась гладить меня по голове, но сделала только хуже. Теперь ощущения от этого были другими, я буквально слышал, как скрипят её пальцы по выбритой коже. Однако её утешения были приняты за неимением других. Хотя бы объятие мне тогда было нужно. Это наверняка смотрелось глупо, но мне было так плохо, что, казалось, жизнь после этого будет кончена. Мама долго просидела со мной рядом, очень долго. До тех пор, пока я не осмелился встать. И посмотреть в глаза своему отражению. Понятное дело, были попытки вырваться, так что несколько нелепых клочьев убого торчали. Я поднял с пола машинку, включил её и протянул маме. Она меня достригла. Это и была последняя капля. Тем вечером я уходил из дома, зная, что если и вернусь, то разве что за своими вещами. Первым делом побежал к лучшему другу, не зная, где ещё найти поддержку. Он единственный, кому я рассказывал про отца. Джей сразу понял, что я приехал не просто в гости. Слёз уже не было, но опухшие красные глаза нельзя было не заметить. Я стянул с головы шапку — носить которую теперь появилось ещё больше поводов — и ждал реакции. «Знаешь, а в этом даже больше провокации», — сказал он тогда, но мне в этих словах виделась лёгкая насмешка, да и в целом, сомнительное было утешение. Я не знаю, какой поддержки ожидал от него в тот момент, и даже не уверен, что меня способно было вообще хоть что-то утешить. Потом я услышал смех и понял, что у Джея в гостиной сейчас тусуются ребята, может быть, даже наши общие одноклассники. Он пригласил меня присоединиться, но я не готов был видеть знакомых: они сразу заметят, что из-под шапки больше ничего не спадает на плечи, а красивую историю я банально не успел придумать. Я решил смыться до того, как успею попасться кому-нибудь на глаза, хотя Джей очень настаивал на том, чтобы я остался покурить с ними и таким образом развеялся. Пришлось возвращаться домой. Пришлось признать, что с окончательным побегом я поторопился. «Ладно, последняя ночь, и завтра точно всё», — на этот раз твёрдо пообещал себе. Чуть ли не до самого утра пытался придумать легенду, которая не выставит меня дураком, но ничего не получалось. Столько раз яростно препирался с учителями и боролся за своё право ходить как хочу… А теперь это будет выглядеть так, будто я отступился от своих принципов. Вряд ли кто поверит, что я мог так резко поменять своё мнение. Я даже думал школу прогулять, правда, что толку, вечно всё равно не смог бы прогуливать. Идти таки пришлось. Я собрал жалкие ошмётки своих сил, чтобы суметь правдоподобно сыграть уверенного в себе чувака, который плевал на всех и сделал нечто бунтарски радикальное. Хотя при любом даже секундном взгляде в зеркало у меня тупо наворачивались слёзы. Когда первый одноклассник заметил перемену, он обратил на неё внимание всех остальных, и я ощутил на себе пристальные взгляды, каждый из которых казался мне насмешливым. Это была практически паранойя — мне казалось, что все на меня смотрят и шепчутся только обо мне. Вот таким я был слабым, уязвимым и жалким. Тут неожиданно в класс вошёл Джей, отвлекая всё внимание на себя. Он сбрил свои дреды. И стал лысым вместе со мной. Один я смотрелся глупо, но, когда мы оказались такие вдвоём, это уже выглядело совсем по-другому. Я испытал нереальное облегчение и не мог поверить в то, что мне достался такой крутой друг. Это, пожалуй, было лучшее из того, что кто-либо когда-либо для меня делал. Произошедшее сильно нас сблизило, мы стали практически неразлучны — так начался мой год ночёвок не дома. — Если бы я знал, что такое видео каждый сможет найти в интернете, не представляю, что бы я чувствовал, Карл. Он жалостливо смотрел на меня, сложив брови домиком, и продолжал скорбно молчать. Потом встал крепко обнять, видимо посчитав, что именно это было нужно. Я принял его сочувствие с искусственной улыбкой. — Да ладно, Карл, всё давно в прошлом. — Это неважно. Напоследок он сжал покрепче и вернулся на своё место. Мне отчего-то стало легче, хотя напряжения внутри никакого не было. Я сам удивился, насколько хорошо сумел держать себя под контролем. Думал, будет намного хуже. — И это никогда не будет в прошлом. Я знаю. Только ты пытаешься забыть, оно тут же о себе напоминает. Карл продолжал внимательно вглядываться в меня, пока в один момент его взгляд не поменялся. Я понял, что это было, — он вдруг почувствовал то же, что и я, когда впервые с ним познакомился. Взаимопонимание на ментальном уровне, которое нельзя объяснить. — Ну вот, теперь мне неловко… — смутился Карл, отводя взгляд. — Спасибо за то, что решил поделиться. Итан, я правда очень рад, что ты теперь здесь. И что ты такое для меня сделал. — Больше от меня убегать не будешь? — улыбнулся я в попытке закончить разговор на более весёлой ноте. Но Карл обидчиво нахмурился, словно я своим вопросом уличил его в чём-то неприятном. — Прости за это. Тема больная… Мне тяжело бывает взять себя в руки. Глупо я тогда сделал. Больше никаких секретов, ты теперь и так почти всё знаешь. Я рад, что ничто не оборвало нашу встречу на неоднозначной ноте и мы успели даже попрощаться до того, как Сэмми вышла загонять Карла работать. После встречи с мелким у меня внутри загорелся один плюсик, который означал: «с этим разобрался, и теперь всё хорошо». Если бы напротив Шона и Джинни такой же зажёгся — у меня бы не осталось больше вообще никаких подвешенных вопросов. Так что сегодня попробуем завоевать ещё одну галочку. Надеюсь, Он вернётся с хорошим настроением, а то в последние дни я Его не узнаю. Интересно, они уже закрыли тот проект, по поводу которого Шон консультировался с отцом? Кстати, да, я как-то упустил из вида то, что Его напряжение и негатив могли возникнуть из-за проблем на работе. Но в таком случае это даже лучше, потому что должно быстро пройти.* * *
Добираться до их особняка на общественном транспорте было неудобно, поэтому я вызвал такси и, уже сидя в машине, позвонил Корнелии предупредить, что приеду в течение получаса. Она озадачила меня неожиданным поручением заехать в супермаркет купить кое-какие продукты, но только если это меня не затруднит. Я не мог отказать в небольшой просьбе и сразу сказал водителю остановиться у ближайшего магазинчика. Дальше мы уже ехали без остановок. Таксист высадил меня у самого дома, и ещё до того, как я успел нажать на кнопку звонка, ворота начали открываться. Вдалеке на крыльце стояла Корнелия, укутанная в белоснежную шерстяную накидку. Она адресовала мне изящный приветственный жест, а я, не зная, как столь же красиво ответить, лишь ускорил шаг, чтобы побыстрее добраться к дому по витиеватым дорожкам сада. — Ну, здравствуй. Корнелия нежно улыбнулась и естественно, легко поцеловала в щёку в знак приветствия. Снисходительная изысканность, немного холодная статность, с которой она держалась, создавали полное ощущение, что я общаюсь со смягчённой версией Шона в женском обличии. Было сложно пересилить себя, чтобы отказаться от напрашивающейся вежливости, ведь она казалась такой уместной и неотъемлемой в подобной обстановке. — Спасибо за то, что согласились так спонтанно меня принять, мэм. Корнелию было сложно прочитать так же, как Шона. Да, она была безумно любезна и радушна, но я всё равно не мог даже предположить, как ко мне при этом относится. Тем более зная, кем я прихожусь её сыну… — Прошу тебя, брось эти формальности. Чёрт, а ведь Корнелия старше моей бабушки, но так выглядит и общается, что кажется наоборот. Несмотря на то, что Корнелию нельзя было уличить в неискренности, мне с трудом удавалось поверить в хорошее отношение с первой же встречи. Хотя, может, она действительно просто доброй души женщина, а я по привычке пытаюсь найти во всём подвох? Она пригласила следовать за собой на кухню, где я смог наконец-то поставить пакет с продуктами. Корнелия мастерски умела вести беседу, не давая собеседнику заскучать или почувствовать себя выпавшим из разговора. Таким образом через пару минут я уже стоял у раковины и мыл купленные лимоны. — Очень жаль, что в прошлый раз не удалось угостить вас десертом, сейчас мы это исправим. Мне очень понравилось вместе с ней готовить. Это было по-домашнему мило, но, главное, так непринуждённо, что вместо привычного «ну вот, меня припахали к работе» было приятное ощущение «я помогаю, и мне приятно быть полезным». В конце концов, этот пирог будут печь для меня. Жаль, у нас с мамой не получилось найти в таких вещах общий язык. Может, мне надо было поменять отношение, а может, ей свой тон? Точно могу сказать одно: в этом доме чувствовалось тепло домашнего очага. Несмотря на склоки внутри семьи, свидетелем которых я тогда стал, мне кажется, Корнелия очень старается сохранять сплочённость между всеми, насколько это возможно; и весь дом говорит о том, как он рад принять к себе в гости любимых внуков. Вскоре пирог оказался в духовке, а мы с Корнелией — в столовой за чашечкой чая. Я не знал, как перестроить непринуждённый разговор о том о сём на более откровенный и волнующий, но и здесь Корнелия любезно пришла на помощь, не забыв о главной цели моей поездки. — Ах, Итан, ты так юн. Честно тебе признаюсь, мне крайне сложно представить, как тебе удаётся управляться с Шоном. У меня ушёл не один год на то, чтобы его понять, и того больше на то, чтобы хоть как-то к нему подступиться. — С Ним правда бывает непросто, — уклончиво согласился я. — Мне неловко лезть в вашу жизнь, тем более мы с тобой не так уж близко знакомы. Не хочу показаться бестактной или как-то смутить тебя, поэтому лучше начни ты и расскажи всё, что посчитаешь нужным. Может, по мне не скажешь, но я до сих пор не могу уложить вас в голове… Я, конечно, и без этого знала, что нам вряд ли когда-нибудь удастся понянчить его деток, но явно не по такой причине… Буду честна, я до сих пор немного не верю или не хочу верить. Но это не в обиду тебе. Если моё поведение покажется тебе слишком настороженным или каким-то враждебным, прости и постарайся не придавать этому значения, просто я ещё не до конца с этим разобралась. Я понимающе кивнул, попытался осторожно начать с хорошего — истории о том, как Шон пошёл мне навстречу, — и сам даже приободрился, пока рассказывал. — Но последнюю неделю Он совсем закрытый, хуже обычного. Догадки подтвердились, Корнелия сказала, что сейчас на работе непростой момент и Шон чуть ли не каждый день звонит Гордону, советуется. Когда я попытался поподробнее расспросить о происходящем, чтобы лучше понимать, вполне ожидаемо оказалось, что Корнелия во все их тонкости не лезет. Вот Гордон мог бы всё прояснить, но незадолго до моего приезда ушёл немного полежать из-за плохого самочувствия. Да уж, погода сейчас меняется, скоро совсем холодно станет, по своей бабушке знаю, что многие старики чувствительны к изменению погоды и давлению. Было, конечно, жаль, что мистер Рид не смог к нам присоединиться, но, с другой стороны, тогда у нас бы не вышел такой откровенный тет-а-тет с Корнелией. После моих рассказов об умилительно романтичном Шоне Корнелия решила поделиться историей про их домашнего питомца — ту самую собаку по кличке Джесси. — Ох, я до сих пор иногда жалею об этом. Понимаешь, мы с мужем были категорически против животных дома, а дети же всегда просят. Софи нас тоже умоляла, но я знала, что в итоге уход за этой собакой полностью ляжет на мои плечи и никто вставать перед школой с ней гулять не будет. В итоге собака появилась у Шона. Но не просто появилась, а с подачи психолога, который сказал, что это сможет помочь им в терапии. Корнелия рассказала, как они вместе с Ним ездили в приют, где Шон должен был сам выбрать собаку. Он предсказуемо пошёл именно к тому псу, который вовсе не жаждал внимания, а свернулся калачиком в углу клетки и спокойно наблюдал за переполохом вокруг. — Когда он направился к этой собаке, я уже начала понимать, как именно этот шаг нам поможет. И сразу же вспомнила наш визит в детский дом, где мы с Гордоном впервые увидели Шона. Все дети радостно носились по комнате, играли друг с другом, шумели, но я заметила именно тихого, серьёзного мальчика, который сидел в углу с книгой и задумчиво смотрел на происходящее, искренне не понимая, к чему всё это. Стоит ли говорить, с какой ответственностью маленький Шон подошёл к содержанию животного? Эгоистичная Софи так не смогла бы, но зато я могу представить, как она смогла разойтись, когда узнала, что Шону разрешили привести домой питомца. Корнелия сказала, что пыталась перед этим поговорить со всеми тремя девочками и объяснить причину их с отцом решения, но слышать её не хотели, что, в общем-то, неудивительно. — Помимо прочего, Шону нужен был хотя бы один друг в доме. И Джесси стал для него таковым. Эта кличка, правда, совсем ему не подходила, но, когда мы забирали пса, он уже на неё откликался. Со слов Корнелии, собака очень чутко понимала атмосферу в доме и будто чувствовала, какие отношения у Шона с каждым из членов семьи. Так что стоило кому-то вроде той же Софи подойти к двери в Его комнату, как Джесси тут же начинал рычать. — Ой, Софи терпеть не могла эту собаку, всё грозилась, что как-нибудь насыпет отравы в корм, а бедный Шон так боялся, что расфасовывал большой мешок корма по маленьким пакетикам и потом их везде прятал. Все они на самом деле жутко боялись пса, хотя он никого из них за всю свою жизнь не тронул. Зато благодаря чувству защищённости, которую Шону дарила собака, Он стал более комфортно и свободно ощущать себя дома. Я чуть ли не с самого первого предложения хотел спросить, что это была за порода, но боялся прерывать Корнелию. Под конец выяснилось, что Джесси являлся гордым представителем пикардийской овчарки. Мне это особо ни о чём не говорило, поэтому пришлось гуглить картинки. Сначала не понял к чему, но Корнелия вдруг начала рассказывать о проблеме купить Шону новую одежду. Когда он вырос из тех вещей, в которых его привезли, и штаны стали смешно сидеть из-за того, что короткие, надо было покупать новые. — Так а он же ни в какую! Иди попробуй ему что-нибудь купить, это вообще ещё спасибо, что хотя бы еду не приходилось насильно запихивать. Я с ним и так, и этак пыталась поговорить, но в итоге обманула. — Корнелия мило засмеялась. — Ей-богу, Шон до сих пор мне это припоминает. Хочешь, спроси его как-нибудь, уверена, он с удовольствием расскажет тебе, какая у него мать обманщица. Дело было даже не столько в деньгах, сколько в том, что Шон не давал о себе заботиться. Об этом Корнелии можно было даже не говорить, я и сам знаю. Он любит заботиться сам, но с трудом принимает это в ответ. И тут, опять же, помогла собака. Психолог определил линейность размышлений Шона и успел заметить, что мальчику легче всего понимать аналогии. Так вот, один раз Корнелия сделала то, чего не должна: накормила собаку прямо перед приходом Шона из школы. Соответственно, когда Он вернулся и насыпал положенный Джесси корм, пёс к нему не притронулся. — Шон так переживал, это был сбой в его системе. Я еле удержалась, чтобы раньше времени не сознаться. И тем не менее вечером она проделала это снова, уже перед тем как Шон возвращался с музыки. — Он тогда решил, что, если завтра Джесси продолжит голодать, они поедут к ветеринару. Но, как ты понимаешь, на следующий день всё встало на свои места. И только спустя несколько дней, когда у них с Корнелией опять встал вопрос о заботе, она попросила Шона вспомнить, что он чувствовал, когда собака отказывалась от еды, которую он ей предлагал, и как он из-за этого волновался. — И вот я пыталась донести, что так же волнуюсь, когда он не даёт мне исполнить мои обязанности как родителя — не даёт заботиться о нём, кормить и одевать. Знаешь, удивительно, но этот трюк психолога действительно сработал. Шон стал мягче ко мне относиться и стал потихоньку позволять некоторые родительские вещи. Понимаешь, проявление чувств — это не то, что у Шона получается естественно, ему для этого требуется определённое усилие. Поэтому, если Он начинает забываться, я об этом напоминаю. — Например, как? Корнелия немного растерялась от моего вопроса и, видимо, начала судорожно вспоминать нужные моменты. В итоге вспомнила момент, когда Шон сухо отмахивался от её расспросов, а она, не выдержав, спросила, за что он так с ней холоден. И после ей показалось, что с Его лица так естественно упала эта холодная маска, будто он просто забыл снять её в прихожей вместе с пальто. Но это мне особо не поможет. Во-первых, у нас немного другой статус отношений для того, чтобы я мог напоминать Ему, когда Он «забывается», а во-вторых, я всё-таки думаю, что Он с мамой в любом случае мягче общается по целому ряду причин. А вот второй момент, который Корнелия вспомнила и на который обратила моё внимание, действительно был любопытным, потому что я раньше не знал, как сформулировать для себя эту закономерность. Она назвала это «отсроченными чувствами», говоря про то, что Шон всегда всё внутри себя анализирует, обдумывает и только спустя какое-то время может ответить теми же чувствами. Я подумал, что причина нашей несостыковки иногда действительно может быть в том, что мне надо всё и сразу, а Ему требуется какое-то время. И если я перестану ждать немедленной реакции на свои действия, стану чуть более терпеливым, тогда, может, все дороги мне и откроются? В любом случае повод задуматься. — Нам с Шоном было сложнее, потому что он изначально не хотел идти нам навстречу. Представь, мы забрали его из мира, который был ему понятен, правила которого он знал наизусть, и я вполне могу понять, почему в нашем случае адаптация длилась так долго, но вы… Шон же сам тебя выбрал, он же хочет быть с тобой, верно? То, что ты мне в начале рассказывал… Я, наверное, даже тебе завидую, потому что мне не удалось выйти с ним на такую близкую связь. Как ни крути, но я приёмный родитель и знала, на что иду, так что не вправе требовать от него трепетно любить меня как маму. Но если у тебя действительно получилось открыть его для себя с другой стороны, то для меня это большой повод в вас двоих поверить… Корнелия протянула мне руку, и по её щеке скользнула слеза. Думаю, ей надо дать ещё больше времени на то, чтобы нас с Ним принять, но то, что она уже сделала, делает её героиней в моих глазах. Она вряд ли сможет представить, как приободрили меня её слова и с какой новой силой заставили поверить в себя и в то, что всё получится.* * *
Помимо совместно приготовленного лимонного пирога я привёз с собой самые трогательные воспоминания о прошедшей неделе, а в особенности о нашем тёплом, почти семейном ужине и незабываемом душевном концерте. Вопреки всему пытался настроиться на что-то хорошее, хотя знал, что будет непросто. Я, как обычно, ждал Шона на коленях у порога игровой. Настроение резко подскочило, стоило ключу повернуться в замке. Казалось, я соскучился по Нему ещё больше, чем вчера. Но в этот раз сценарий изменился, потому что шаги отдалились в сторону кухни. Неужели теперь Он даже перестанет первым делом заходить ко мне? — Аарон, подойди сюда, пожалуйста. Я в непонимании нахмурился, услышав шум воды, но быстро пришёл выяснять, что случилось. — Это то, о чём я думаю? Вопрос не требовал ответа, Шон явно узнал запах и побежал на него с порога, но, похоже, решил на всякий случай удостовериться в том, что пакет предназначался Ему. — Мы с Корнелией вместе сегодня пекли, она просила передать, сэр. Получив подтверждение, Он вытер руки полотенцем и принялся развязывать пакет, продолжая жадно принюхиваться. Отбросив галстук на плечо, чтобы не запачкать жирными крошками, Шон разорвал фольгу, взял кусочек прямо руками и жадно откусил. — М-м, господи, ещё горячий! Он свёл брови и закрыл глаза от удовольствия. Боже мой, какой же милый и домашний! Стоит в костюме, с отброшенным галстуком, и с причмокиваниями откусывает кусочек за кусочком. Никогда бы не подумал, что какое-то блюдо может соблазнить Шона настолько, что Он пренебрежёт использованием ножа и вилки. — Я только что из зала, этот пирог — просто преступление! — поругался Шон, продолжая уплетать за обе щеки. — Ну один-то кусочек можно, сэр, — тепло улыбнулся я, не в силах оторвать взгляд от такого зрелища. — Угу! — возмутился Он. — А оставшийся противень я, думаешь, тебе, что ли, оставлю? Шон мило засмеялся с набитыми щеками. Я не могу, довольный такой, как ребёнок, который, пока мама не видит, на радостях разворошил целую конфетницу. — У меня в багажнике две белые коробки, принеси их и разложи всё на столике. Я оставил Хозяина наедине с пирогом, а сам с волнением пошёл проверять, что за коробки для меня привезли. Собирался сразу же проявить любопытство, но без ножниц наскоро вскрыть коробки не получилось, поэтому сначала пришлось затащить их в дом. Тяжёлые. Не знаю, кирпичи там, что ли? Никаких опознавательных логотипов или фирменного скотча не было, поэтому понять, из какого магазина, тоже оказалось невозможным. Я поставил на журнальный столик обе и принёс из Его кабинета канцелярский нож. Затем разрезал и резко открыл коробку. Там были толстые свечи. Много свечей. Нет, очень-очень много свечей. Чтобы не терять время, я принялся доставать и расставлять их по одной ровными рядами, пока в голове перетекали разные мысли. Мы с Ним никогда не пробовали играть с воском, да и самому мне тоже никогда не доводилось, поэтому только из опыта «нечаянно капнул на руку, пока переносил свечу» мог представить, каково это. Но на самом деле было даже не столько боязно пробовать новое, сколько обидно, что это случится при таких обстоятельствах. У меня в голове чётко отпечатывался «первый раз» чего бы то ни было с Ним, и каждое из этих воспоминаний становилось внутри особенным. Не хочу вспоминать это как часть «той ужасной недели недовольного Шона и моих провалов». А теперь придётся. В итоге стол уже закончился, а половина второй коробки ещё оставалась. Правда, ну и куда нам столько? Годовой запас? Или в секс-шопе акция типа две коробки по цене одной? Вот это было бы даже забавно. Но на Шона не похоже. Я пошёл в прихожую, чтобы выловить из кармана своей куртки зажигалку. Не знал, заготовлена ли у Него своя где-нибудь в комнате, поэтому подумал, пусть на всякий случай будет. Закончив со всеми приготовлениями, я встал на колени в ожидании своего Мастера. — Сейчас пытался вспомнить… Вот даже на день рождения они мне торт заказывали — мама ничего печь не стала. И на то Рождество был её фирменный вишнёвый… Давно не слышал от Него рассуждений о простых житейских мелочах. Может, сегодня Шон будет в настроении сам что-нибудь порассказывать и это спасёт меня от времени. Я безумно радовался Его хорошему настроению впервые за всю неделю. Это вселяло надежду на то, что сегодня сценарий может измениться и всё закончится лучше. Шон бросил короткий взгляд на стол. — Зажигалку принести не догадался? Ну, хотя бы не с раздражением спросил — уже приятно. — Догадался, сэр. И положил её на полку под журнальным столиком, поэтому Он не заметил. Я хотел потянуться и достать, но для этого надо было расцепить руки за спиной, а сделать это не решился. — На полку нижнюю положил. Вам подать, сэр? — Всё, вижу, молодец. Он потрепал меня по голове, и от такого давно забытого жеста по спине расползлись приятные мурашки. Следом я получил команду одеться и принялся исполнять. Пока будем разговаривать, воск как раз подплавится, а если нет, то, подозреваю, меня заставят говорить ещё больше. — Ну, рассказывай, как съездил? — спросил Шон, начиная поджигать первый ряд свечей. — Очень хорошо, сэр. Я получил даже больше, чем рассчитывал. Спасибо Вам за телефон. — А на что ты рассчитывал? — Просто поговорить, сэр, мы тогда не так много успели. Корнелия очень интересно рассказывает, а в доме у Вас ощущение теплоты, будто изнутри всё там светится… Не знаю, насколько правильно это говорить, но мне домашнего уюта всегда так не хватало, а тут мы вместе готовили — это было очень здорово. Я не ожидал от неё такого радушия. — Тоже не знаю, насколько правильно это говорить, но я очень рад, что, пусть через свою маму, могу дать то, чего тебе так не хватает. Должен ли я знать об этой встрече что-то ещё? — Мы личные темы не затрагивали, сэр, и кости Вам не перемывали, если вопрос об этом. Наверное, можно даже сказать, было больше вопросов обо мне с её стороны. Но, если хотите, я могу пересказать весь наш разговор слово в слово. — Это, думаю, уже лишнее. Но хорошо, я рад. За первым разговором время пролетело очень быстро, во-первых, потому что у меня была запасная тема про поездку к Корнелии, а во-вторых, потому что Шон был в крайне позитивном расположении духа и охотно поддерживал любую начатую тему, сильно облегчая мне задачу. Мы так заболтались, что я даже забыл о том, чему на самом деле предшествует весь этот разговор. Кажется, только тогда понял, в каком виде Шон хочет эти разговоры. Хотя, опять же, такую инициативу с Его стороны сначала придётся заслужить. Сегодня же это удалось только благодаря Корнелии. Прямо как в сказке — сходил к фее, та подарила волшебный артефакт, и, о чудо, он-то меня как раз и выручил. Завтра надо будет последовать примеру Шона и как минимум цветы ей отправить, она даже не представляет, как сильно помогла. Теперь оставалось только со своей стороны ничего не запороть. — Встань. Я сам тебя раздену. Я поблагодарил, но Шон сказал, что это не жест внезапной доброты, а Ему так просто захотелось. Ну, как захотелось, так и будет, собственно. Я с удовольствием дал снять с себя каждую деталь гардероба. А то, что Он до сих пор даже пиджак с себя не снял, вызывало вопросы. Да, если Шон ехал домой сразу после зала, то в душ особо не рвался, но во время сессии — по пальцам могу пересчитать количество раз, когда Он оставался в пиджаке. Больше всего люблю, когда с обнажённым торсом, но в брюках — м-м-м, это прям любимое. — На колени, лицом к дивану. Я отвернулся от журнального столика и уже ощутил спиной жар, исходивший от стола. — Стоп-слова? — спросил Он, встав за мной. — Конечно, сэр, я помню и знаю, что могу в любой… — Нет, проговори вслух. Я глубоко вздохнул и озвучил короткий список со всеми пояснениями, прямо как Он когда-то делал это в первый раз для меня. Шон терпеливо выслушал, кивнул в подтверждение, и после всё должно было вот-вот начаться. Я вполне ожидаемо занервничал перед новыми ощущениями, но старался, вопреки всем страхам, собраться. Несколько раз представил, каково будет, если, например, капнуть на спину, и абсолютно тщетно пытался приготовить своё тело к неизвестному. — Ты не готов, я чувствую. Одевайся, — вдруг выдал Он. Я это понял как отбой на сегодня и, естественно, хотел попытаться возразить, буквально уже с губ сорвалось… Но лучшим решением было заглушить своё разочарование и подчиниться. Что ж, может, получится завтра… Застегнув пуговицу джинсов, я встал перед Ним в ожидании команды уйти, но Шон вернулся в кресло и указал пальцем возле себя. Не понял, чего от меня хотели такой командой, поэтому просто подошёл ближе, от неловкости сцепив руки в замок за спиной. — Сюда на колени — рядом со мной. Помнится, в прошлый раз тебе так больше понравилось разговаривать. Я на секунду растерялся, но такое неожиданное приглашение заставило меня всего засветиться. — Можешь обнять меня, если хочешь. Хочу? Да я каждую ночь себе это представлял в мельчайших деталях! Не медля ни секунды, туго обхватил ноги Шона и прижался виском к Его колену. Всё, что в тот момент сдерживало меня: груда загнанных мыслей, неразрешённых сомнений — тут же отпустило. И после как будто бы даже задышалось свободнее. Этой связи действительно не хватало. То, с какой лёгкостью я расслабился, совсем не играло мне на руку. Вместо того чтобы собрать мысли в кучу и начать формулировать грамотные предложения, я продолжал безмятежно лежать на Его коленях, крепко сжимая икры и расплываясь в счастливой детской улыбке. Очень надеялся, что Шону этого не было видно, потому что так в открытую наслаждаться было крайне неуместно и нагло с моей стороны. — Простите, сэр, я трачу Ваше время. Пытался изобразить тяжёлый вздох и положенное сожаление, но ложь до правды дотянуть не получилось. Да и если бы получилось, это ничего бы не поменяло. — М, а я думал, настраиваешься на разговор. Он успокаивающе положил ладонь мне на голову и принялся играть с волосами, изредка поглаживая висок большим пальцем. Тут я ослабил хватку, окончательно растаяв. На коленях подвинулся ближе, подставляясь под ласку. Я так боялся, что это может прекратиться по щелчку пальцев, что с жадностью впитывал каждое мимолётное прикосновение. По загривку пошли мурашки, а изнутри от радости словно щекотали тысячи крошечных иголок. Я не сразу почувствовал, как задрожал под Его руками. Тепло, исходившее от ладоней, было похоже на красивый нежный сон, из которого не хотелось выбираться, как по утрам из-под нагретого местечка под одеялом. Если бы мог, то замурчал бы, как сытый довольный кот. Всё складывалось настолько идеально, что внутренне я уже начал готовиться к резкой пощёчине будильника, которая быстро вышвырнет меня из этой сладкой неги. Я резко открыл глаза и вздрогнул, реально поверив в то, что умудрился заснуть. Наткнулся взглядом на Шона, который выжидающе смотрел — будто ждал какого-то ответа. Чёрт, кажется, прослушал вопрос. — Вы что-то спросили, сэр? Мне почему-то стало страшно неловко! Точнее, страшно и неловко. — Вообще нет, но сейчас, похоже, спрошу. Он продолжал недоумённо моргать, не спуская с меня глаз, а я столько всего начал думать про себя, что не смог выбрать, какие слова лучше сказать. Вроде сначала расстроился из-за того, что позволил себе «выпасть», но потом, когда услышал внутри мирное сопение убаюканной тревоги, — облегчённо вздохнул и чуть было умиротворённо не улыбнулся. Такого заряда на пару дней точно должно хватить, так что не будет никаких сожалений, если придётся расплачиваться по полной программе. Осмелился поднять свой честный взгляд, в котором отражались все чувства, которые испытывал в тот момент. Шон легко меня читал, а я не мог определить ровно ничего по неприступному, холодному лицу. Я тактично отстранился, вытянулся, сделав свою стойку красивой, и убрал за спину руки, демонстрируя свою покорность и открытость. Эмоции Шона при этом оставались непонятными. Тяжёлое молчание было страшнее всего. Не выдержав, я всё-таки спрятал взгляд под ножку кресла. — Прости, конечно, не хотел портить тебе такой момент, но поговорить со мной всё равно придётся. — Конечно, сэр, о чём Вы хотите поговорить? — Меня интересует всё, что ты держишь в себе, любые переживания и вопросы. Переживания? Это будет звучать так, словно я Ему жалуюсь или высказываю. Все приблизительные ответы на каждый свой такой вопрос я уже знаю, так зачем лишний раз нарываться? Он уже второй день пытается именно это спровоцировать, непонятно только зачем. Я мало, что ли, огребаю? Шон ждал ответа, поэтому пришлось связать всё в очень мягкую форму и выдать осторожный отказ. — Кажется, я смог понять, в чём твоя проблема: ты боишься говорить и задавать вопросы, потому что не хочешь услышать то, что может тебе не понравиться. Итан, сейчас послушай внимательно: перестань думать за меня. Сомневаешься в чём-то — просто спроси. Вместо того чтобы пытаться угадать, «а что бы мне ответили». Спроси меня. Я всегда честно отвечу. Не обещаю ответы, которые тебе понравятся, но зато в них будет правда — это важно и это нужно. Сейчас перевари эту информацию пару минут и скажи, понял ты меня или нет. Я раньше даже не обращал внимания, так привык это делать, что уже вошло в привычку. — Сэр, я понял. Не знаю, как это реализовать, но Вас я понял. — Хорошо, тогда продолжи разговор в том ключе, который от тебя жду. В большей степени на посыпавшиеся откровения повлияла не смелость, а некое бунтарство, я бы сказал. Было желание проверить, как Он примет эту правду, которую хочет слышать, и будет ли Ему и нам это действительно так нужно. Хотел — получай. Но правда в том, что к Его ответу я готов не был. — В тех рамках, которые Вы поставили, мне сложно. Я был уверен, что справлюсь, но после такого контраста перестроиться оказалось куда сложнее, чем я думал. Вы подарили мне столько ласки, столько нежностей в постели… А теперь я сплю один, в своей комнате. Мы так много времени проводили вместе, а сейчас я вижу Вас в лучшем случае два часа в сутки… — С моей стороны это выглядит примерно так: во-первых, прошло всего лишь три дня, я считаю, рановато тебе пока жаловаться на мою строгость, во-вторых, проблемы ты себе создал сам — соврал мне, потом напился и почему-то считаешь, что я после этого должен встречать тебя улыбкой и объятиями. Для меня ложь — вещь серьёзная, особенно когда ты делаешь это так легко, не задумываясь. Этот твой поступок до сих пор мне осадок оставил. Особого раскаяния я не увидел, разве только страх перед наказанием и обиду за то, что ты отсрочил себе же получение желаемого. Себя я в этих эмоциях не нашёл, но можешь меня поправить, если я что просмотрел. Касательно твоих желаний — это ты ходил за мной хвостом и просил делать всё как раньше. В итоге это получил, но опять недоволен. Ответить на такое было сложно… Я ещё раз прошёлся внутри по эмоциям, в которых меня уличили. Его слова проходились по мне словно бритва. — Наверное, сэр, Вы правы, — с трудом признался. — Но я абсолютно не знаю, что мне с этим делать… — По-моему, у тебя сейчас есть только один вариант — хорошо мне служить, с полной отдачей. Хочешь получить свой шанс всё исправить? Так покажи, как ты его хочешь. После Его слов повисла пауза, после которой разговор должен был закончиться, однако у меня ещё оставался чуть ли не самый главный вопрос. Я мялся и не знал, как бы это так сказать, но Господин быстро понял причину моей неловкости. — Я дам тебе кончить сегодня, — не задумываясь ответил Он. Заметив мой скептичный взгляд, Шон кивнул, а Его глаза дали мне обещание. Правда, радоваться было трудно из-за того, как подозрительно легко мне досталось это решение. — Сэр. Я поднял взгляд, по которому Он всё понял. — Теперь уже разденешься сам. Пока возился со своими вещами, Шон всё-таки снял пиджак и закатал рукава рубашки. Я снова опустился на колени перед журнальным столиком. Теперь жар будто бы стал ощущаться ещё сильнее. Шон взял со стола свечу и сделал небольшой шаг вперёд, чтобы проверить мою реакцию. И не надо было видеть, чтобы понять наслаждение, с которым Он считывал каждый мой вздох, каждое движение. Я расправил плечи и расслабил тело — мы с ним всего лишь один большой сосуд, который принимает всё, что пожелает его Хозяин. Не будет другого времени, когда меня наполнят, не будет никакого внимания, надо всё брать сейчас. Ещё шаг. Мягкий, любопытный. Я замер и закрыл глаза в ожидании первой капли. Шон положил ладонь мне на плечо. — Правильно, расслабься, иначе у тебя ничего не получится. Он поочерёдно погладил мне плечи, и это дало нужный настрой — широкая ладонь, тепло, которое она за собой оставляет. Его особенная забота. — Готов? — Да, сэр. Хозяин всё так же медлил, а я не мог понять почему, пока Он не объяснил: — Не вздрагиваешь, — удивился Шон. — Что это вдруг с тобой случилось? — Очень скучаю по Вашим рукам, сэр. Даже не успел задуматься над ответом, поэтому он и для меня прозвучал неожиданным откровением. Я зажмурился от удовольствия, когда Его пальцы скользнули по шее очередным пробирающим до мурашек прикосновением. Он провёл по волосам на затылке, взял короткую прядь волос и принялся ласково перебирать её в руках. Я отвлёкся, и в этот момент воск обжёг мне плечо. Капля поползла вниз по лопатке, и по спине словно пробежали маленькие искорки. Не ожидал, что настолько буду предвкушать эту боль… Она такая новая и волнующая. Даже сам себе я боялся признаться в том, как сильно мне понравилось. Настоящая боль скоро придёт, пострадать ещё точно успею, но сейчас так приятно принимать этот расплавленный огонь… Раньше вообще как-то не смотрел в сторону воска, игры с ним казались не особо интересными, во всяком случае со стороны наблюдателя. Мне нравилось разве что как смотрятся большие красные кляксы на бледной коже — это было буквальным воплощением любимой метафоры. Я — холст, а Он — художник, который расписывает его так, как видит, так, как хочет. Я же могу только впитывать краску и принимать кисть под нажимом твёрдой руки… Вскоре досталось второму плечу. Я наклонил голову набок: хотелось подставиться и заодно сделать Ему удобно. — Нравится? — вкрадчиво спросил Шон, потрепав мои волосы. — Да, сэр, — тут же отозвался я и незамедлительно получил ещё порцию. — М-м… Он довольно хмыкнул, а я страшно пожалел, что в этот момент не видел Его лица. Почти уверен, Господин довольно прикусил губу, как давно не делал. Чёрт, мне так нужна эта картинка в голове! Во время сессии я не переставал чувствовать себя слепым. Вроде зрение есть, но какой в нём толк, если Хозяин в поле зрения не попадает? Что ж, буду заниматься своей любимой игрой «угадай эмоции по голосу». — Наслаждайся, пока можешь. Костяшкой пальца погладил мне шею. Мурашки снова побежали по спине, и я вдруг почувствовал контрастный шипящий холодок, застывающий на голой спине. Меня тряхнуло от этих ощущений. Он капнул снова, но на этот раз обожгло не так сильно, как в первый — кожа уже находилась под защитой застывшей корочки. Теперь контраст пошёл в руки, которые волнами начали покрываться гусиной кожей, и я буквально чувствовал, как волоски встают дыбом. Меня всего приятно затрясло. — Ну кто бы мог подумать, — улыбчиво произнёс Шон. Сам не ожидал, что моё тело может так отреагировать на столь простую, казалось бы, манипуляцию. Какой же был дурак, что раньше обходил вниманием то, что только лишь казалось неинтересным. Надо бы ещё вспомнить пару практик, по которым я сделал для себя преждевременные выводы, так и не попробовав. Кто знает, что теперь может понравиться? Я ожидал продолжения, думал, Он сейчас возьмёт за волосы, наклонит голову вперёд, расплескает воск по всей спине, и я начну ещё больше гореть… Но сценарий оказался другим — Хозяин начал царапать плечи, чтобы отскрести от них застывший воск. Первый раз стерпел молча, думая, что на этом с плечами закончено. Но мы, как оказалось, только начали. Он повторил всё снова. Боль усиливалась, но пока всё ещё мне нравилась. Когда Шон во второй раз принялся убирать воск, царапая обожжённую кожу, я тихонечко завыл и чуть было не дёрнулся в сторону от Его руки. Больно. Стиснул зубы и нашёл в себе силы любезно подставить под раздачу второе плечо. Снятые стружки воска хлопьями сыпались на пол, и я подумал о том, как не хочу потом это всё убирать. Хозяин выдержал паузу и принялся бережно гладить горящие плечи, будто правда хотел облегчить боль. Но чем нежнее были Его прикосновения, тем больнее они резали разодранную кожу. Шон опустился на пол, мягкое дыхание медленно приближалось ко мне… Я с замиранием сердца ждал, когда же ко мне прикоснутся. Он был всё ближе, рядом становилось всё теплее… Наконец Он плавно провёл кончиком носа у меня за ухом. Я с удовольствием отреагировал — откинул голову назад в надежде поймать Его губы, которые, казалось, были так близки, но недосягаемы из моего положения. Повернуться боялся, но откинуть голову навстречу не казалось таким ужасным нарушением. Он резко впился в плечи, и меня вытянуло струной от внезапной боли. Я отпрянул так, будто об Него обжёгся. Но возбуждение тут же подхватило две эти эмоции и уверенно начало заявлять о себе. Было невероятно тяжело удержаться на месте: от всех этих разных ощущений разрывало изнутри, всё переворачивалось вверх дном при каждом Его движении. Я хотел буквально наброситься на Него, повалить на кровать и умолять трахать меня до тех пор, пока в окне не покажутся первые лучики солнца. Боже мой, что же ты со мной творишь-то?! Я услышал, как Он взял со стола ещё одну свечу, — придётся вытерпеть это снова. Каждая капля больно кусалась, а когда их выливалось сразу несколько, на плечо словно нападала стая злых голодных собак. Мне казалось, хуже уже не будет, пока Хозяин не начал снова вгрызаться в плечо ногтями. Я не сдержался и громко вскрикнул, почувствовав в глазах слёзы. Больно. И ещё раз. Теперь воск стал ощущаться словно жидкий металл, и с каждой каплей в плечо будто вонзался тонкий раскалённый прут, который проходил до самых рёбер и разжигал пожар в лёгких. Это состояние быстро откинуло меня к ощущениям, когда я страшно напился: тело загорелось изнутри, а потом жар оставался медленно болезненно тлеть. Слёзы, которые лились из глаз, казались обжигающе горячими, они текли, словно лава, и застывали угольками на щеках. Потом я представлял, что слеза, подобно капле воска, течёт по щеке и можно даже почувствовать, где именно она застывает. — Эй, ты всё ещё со мной? Он заметил, как я начинаю тонуть внутри своих ощущений. — Да, я здесь, сэр, с Вами и для Вас… Новые дорожки слёз заструились по щекам, и Он наклонился, чтобы поцеловать их. Всё, что я чувствовал… всё, что мы чувствовали, — вся наша любовь была в этих словах и в одном Его прикосновении… Он сделал это снова — взял со стола свечу. — Ещё раз, ты сможешь, — уверенно произнёс Господин, и после Его слов у меня не оставалось никаких сомнений. Конечно, я смогу. Для тебя. Новые капли словно превратились в кислоту — каждая разъедала кожу, проникала глубже и снимала слои тонкими ломтиками подобно хирургическому скальпелю. Был почти уверен, что на этот раз воск получится отодрать разве только вместе с мясом. Я не удержался — дёрнулся и вскрикнул. Из-за промаха падающие капли попали на ногу. Шон выровнял меня, крепко схватив за волосы, но устного замечания не сделал. Вместо этого разлил воск по левому плечу. — Сейчас я хочу, чтобы ты кончил. Давай, помоги себе. Если на уровне эмоций я и мог отыскать своё возбуждение, то физиология дала жёсткий отказ. Я начал себе дрочить, и чем больше концентрировался, тем хуже получалось запустить процесс. — Долго возишься, всю ночь тебя ждать не буду. Я быстрее задвигал рукой, судорожно пытаясь возбудиться, но из-за того, что по глупости перенервничал, дело шло плохо. — Десять секунд, Аарон, девять… Он начал обратный отсчёт, очевидно пытаясь помочь. Я попытался сосредоточиться на Нём, на счёте, но, зараза, какого-то чёрта не получалось! Ну же, блин, мне же так хотелось! И вот именно сейчас… — Руки за спину. Ровно в момент, когда я отдёрнул руку, член с запозданием отреагировал. Очнулся, блин, приятель, когда понял, что теперь нельзя. Вот это «нельзя», прозвучавшее в голове Его голосом, тут же спровоцировало сильнейшую волну возбуждения. О-ох, как в пах прилетело! Оно было такое сильное, такое мощное, копившееся все эти дни… Эти сладкие судороги… Руки пришлось буквально заламывать. — Удивительный ты, конечно, мальчик. — Шон покачал головой, усмехнувшись. — Даёшь десять секунд, так нет, ему нужна именно одиннадцатая. А я чуть было не испортил всю сцену своей улыбкой. Правда по-дурацки получилось. Я осознавал нелепость ситуации, но, с другой стороны, считал всё справедливым: Он обещал дать разрешение, и Он его дал. Другое дело в том, что я им не воспользовался. — И что мне теперь с тобой делать? Мозг полностью находился внизу, и я даже не смог ничего ответить. Ощущение подрагивающего члена, готового вот-вот выстрелить, ещё больше лишало контроля. Я лишь умоляюще смотрел на Шона, чуть ли не поскуливая. Но, чёрт, если скажет «нет», у меня к Нему не будет никаких вопросов. Я сам виноват в том, что не смог собраться. Он подошёл сзади и наклонился, чтобы руками дотянуться до сосков, а зубами — до ушного хрящика. Как только новая боль заставила всё тело снова включиться, из Его уст прозвучало «можно». Реакция была незамедлительной. Напряжение, копившееся все эти дни, наконец-то можно было выпустить. Нахлынувшее облегчение оказалось настолько сильным, что напугало меня, его было так много, казалось, невозможно удержать в теле, меня в буквальном смысле разрывала эта долгожданная разрядка, она была… Я почти сошёл с ума от удовольствия, а может, и совсем сошёл бы, если бы Шон не разделил это со мной, крепко прижав к себе. Его ладони оставались на моей груди, а Его колени я чувствовал двумя лопатками. Когда ощущения покинули тело, следом за ними ушли силы, и мне захотелось упасть на пол, полежать и немного понежиться в послеоргазменной усталости. Шон, аккуратно придерживая, дал мне такую возможность и даже осторожно набросил на меня покрывало. Стоило мне лечь и полностью расслабиться, отдаваясь всему, что медленно докипало внутри, тело отчего-то затрясло, было то ли слишком жарко, то ли слишком холодно, то ли всё вместе… И покрывало пришлось очень кстати. Мне казалось, я вообще не отдаю отчёта происходящему, более того, не могу контролировать своё тело. Не знаю, что это было, но что-то определённо хорошее. Будто добро и зло схлестнулись воедино прямо внутри и оставили после себя что-то невероятное, неосязаемое и еле понимаемое. Причём «злом» в этом случае была боль, а «добром» — разрядка, которой так не хватало. Пока я лежал, Шон успел сходить за «первой помощью». Для этого мне пришлось найти в себе силы встать если не на ноги, то хотя бы на колени. Он положил холодные марли, и я сразу почувствовал, как ткань начала впитывать в себя весь жар. Потом настало время обработать мазью, и, чтобы закрепить компрессы, Хозяин сделал мне красивую обвязку из бинтов так, будто бы это была верёвка. Я, конечно, недовольно шипел, пока проделывались все эти манипуляции, но в итоге не терпелось посмотреть на себя в зеркало: обвязка должна выглядеть очень красиво. Думал, после сессии буду чувствовать себя виноватым, но по ощущениям остался будто бы должен, словно мне дали большой аванс, который ещё придётся отработать. Но и чувство благодарности за этот самый аванс не отменялось, я был очень, ну просто очень благодарен Шону! У нас ещё оставался добивающий разговор после, на который у меня по традиции не осталось сил. Пол был отвратительно грязным, весь в стружках воска и ещё моей сперме. Это захотелось немедленно убрать, потому что разговаривать, пока это всё на полу, не самый приятный вариант. — Сходи в душ и возвращайся. Вслед Шон ещё сказал не мочить плечи, на что я чуть было не закатил глаза. Ну что я, правда, дурак совсем, что ли, сам этого не понимаю? Когда вернулся, Хозяин уже успел немного убрать пол, если не от горок воска, то хотя бы от моей спермы. Теперь оставались только многочисленные восковые крошки, от которых по-хорошему придётся избавляться пылесосом. Я получил разрешение не одеваться и собрался сесть на диван, но Шон подозвал меня и приласкал у своего кресла. — Как на работе, сэр? Если именно сегодня Он закрыл тот важный проект, по поводу которого переживал, а ещё и дома смог ухватить кусочек любимого маминого пирога, который пекли только по особым случаям, то в совокупности это дало вот такого расслабленного Шона с отличным настроением. Так странно осознавать, что все маленькие случайности в кои-то веки вот так вот взяли и сложились в мою пользу. — Тебя сейчас правда это больше всего волнует? Он вроде усмехнулся, но брови нахмурил так, будто вопрос не понравился. — Время же уже пошло, сэр? — с сомнением уточнил. — А это первое, что пришло мне в голову. — Что ж, сегодня был хороший, продуктивный день: мы подписали два очень удачных контракта и наконец-то завершили проект. Все договоры закрыли, и платежи последние пришли. У меня такая гора с плеч упала, ты представить себе не можешь! Наконец-то избавились от них, и не дай бог такое «сотрудничество» повторится. За год все нервы истрепали и мне, и команде… Вот это удовольствие, наверное, выслушивать, чем у меня голова забита. Прости, я что-то разошёлся. Я не согласился и сказал, что мне правда интересно, а ещё поздравил Его с окончанием проекта. — Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? И Он ещё спрашивал. Да я себя таким счастливым с понедельника не чувствовал! — Я безумно благодарен Вам за эту сессию. Спасибо за всё, что Вы сегодня со мной сделали, сэр. Мне… — Не надо, Аарон, — резко оборвал Он. — Мне не нужны слова для того, чтобы отличить благодарного саба от неблагодарного. Больше скажу, мне намного важнее видеть это в твоих глазах и чувствовать, чем слышать. Тогда я с теплотой поцеловал Ему руку и ткнулся в неё головой, с большим уважением склонив перед Ним голову. — Молодец, — мягко протянул Он, проводя рукой по моим волосам. — Сейчас подождёшь меня из душа, потом я помажу кремом вот эту красоту, и ты пойдёшь спать. Договорились? — Да, сэр. Шон встал и начал раздеваться — брюки положил на подлокотник, а рубашку забрал с собой в ванную. Вот только возникла проблема. Он открыл машинку, нагнулся, чтобы кинуть рубашку стирать, но машинка, сука, оказалась полной. — Мне надо сейчас что-то говорить или ты сам себя за это поругаешь? В этот момент захотелось выйти на балкон и проораться от злости. Только у меня появилось ощущение того, как всё хорошо сегодня прошло, так нет, нашлась вот эта маленькая херня, которая выпала из поля зрения и теперь предательски ножом вошла в спину! Всё так ладненько шло, Шон всем был доволен, мы уже практически по спальням разошлись с хорошим настроением… А я, блять, забыл постирать. Причём вопрос был не в том, что Ему нечего носить, — рубашек у Него столько, что в день можно хоть по три штуки менять, — а в том, что, останься с нами Лаура, такой ситуации бы точно не получилось. Хотел сказать, но Шон колко опередил меня: — Знаю-знаю, завтра ты всё, конечно же, сделаешь. В этом я даже не сомневаюсь. — Сегодня, сэр. Я сделаю всё сегодня, а завтра утром принесу Вам уже отглаженные рубашки. У нас в подвале была ещё одна стиральная машина, вот я и подумал, что можно перенести всё туда, чтобы шум работающей стиралки не помешал Ему спать. Лучшей идеи по поводу того, как можно хоть немного сгладить этот косяк, мне не пришло. — Собираешься не спать всю ночь? Нет, такой подход мне не нравится. Тем более с этим всё равно уже нет особого смысла торопиться. — Пожалуйста, сэр, дайте мне возможность исправиться. Я сам этого очень хочу. Да, я виноват, я забыл… — Ты забыл сказать «этого больше не повторится», — напоследок бросил Шон, прежде чем залезть под душ. Стоя на коленях, я ждал, когда Он закончит. И продолжал обдумывать, как бы исправить то, что уже невозможно исправить. Мы молча вышли из ванной, Шон сходил за мазью и всё мне обработал, как обещал. — Теперь касательно плеч. Завтра утром буду ждать тебя на кухне, чтобы поменять повязку. Завтрак сделаешь как обычно. — Понял, сэр. Теперь могу тут убрать? — Нет, это я сам. Ты можешь идти. — Сэр, так можно я внизу постираю? Может, это глупость, но мне было очень важно исправить всё сегодня, чтобы завтра никаких претензий уже не оставалось и можно было сделать вид, будто чистые вещи давно лежат на полках, как и должны. Это моя обязанность, и я чувствовал необходимость исполнить её немедленно. Или это мой внутренний перфекционизм вдруг заиграл — не знаю, но я просто был уверен, что это надо сделать прямо сейчас. Шон покачал головой и улыбнулся. Я подумал, это значит «нет». — Если тебе так неймётся — стирай. Но я хочу, чтобы ты сейчас выспался и дал себе восстановиться. Моё желание такое, а выбор оставляю за тобой. Доброй ночи, Аарон. До завтра.