Битый ген

Скажите ей, что я вернусь, Скажите ей, что я останусь, Усталым солнцем разобьюсь О сердца трепетную малость. © Дельфин «Романс»

Я ощупала свой заживающий живот — всё ещё влажный от крови сарафан был изрезан когтями на ленточки; даже странно, что я не чувствовала боли. А хотелось. Хотелось выть и грызть губы в истерике. — Тео, ты охреневший козёл… «Я люблю тебя, Ева», — от его слов мне хотелось сдохнуть. Лечь и больше никогда не вставать. Почему я всё ещё жива? — Она приходит в себя? — чей-то шёпот. Облегчённый вздох: — С ней всё будет в порядке. Нет. Со мной уже никогда ничего не будет в порядке. Тео, сукин сын… Я приподнялась, опёршись на локоть, и помотала тяжёлой головой, вытряхивая звон, стоявший в ушах. Приоткрыла глаза. Острый свет рассёк мне сетчатку, и слёзы зачесались густой солью в уголках век. Почему так светло? — Ева? Я повернулась на голос. Его обладатель — молодой поджарый парень, было в нём что-то по-индейски дикое и не по возрасту мужское, — уставился на меня тёплыми угольками карих глаз. — Кто ты, нахрен, такой? — взвизгнула я, подскочив с… где я лежу? Диван. Диван, накрытый ворсистым пледом, очевидно, чтобы не запачкать обивку моей кровью. — Где Тео? Он удивлённо моргнул и потёр кончиками пальцев чуть скошенный набок подбородок и обернулся к парню, стоявшему у него за плечом; многозначительно повёл чёрными бровями, будто задавая безмолвный вопрос. Тот только развёл руками и спрятал их в глубоком кармане на животе толстовки; вздёрнутый нос, по-лисьи раскосые глаза, тоже карие — он весь напоминал лисёнка, вымазавшегося в чёрной каминной саже. — Меня зовут Скотт, а это — Стайлз, — обратился ко мне первый, кивнув в сторону друга, стоявшего за плечом. Можно было догадаться. — Где Тео? — снова. Я сорвалась с дивана. Скотт придержал меня за локоть, когда я чуть не расползлась по паркету; от его прикосновения я ничего не чувствовала. Никакой Эллисон. Никакой боли. Будто манул во мне глубоко спал, а я сама — проснулась. В гостиной было мучительно много света, но внутри… В моей груди будто пробки выбило. Стало душно и темно. — Где он? — повторила я громче, переводя взгляд со Скотта на Стайлза и обратно. — Ева, ты что… видишь? — вместо ответа. — Ты… Вижу… Я вижу? Но… как? Я рухнула обратно на диван на подкосившихся ногах — они не держали — и обхватила голову обеими руками. Я жива, и я вижу. Больше не слепая. Моё сердце… Тео. Я же умерла в его руках. Чувствовала, как он тянет из меня силы вслед за жизнью. Я прижала ладонь к зажившей ране — от неё остался только едва ощутимый рубец под складками разорванного сарафана. — Что произошло? — Мы нашли тебя в лаборатории. Думаю… — подал голос Стайлз, — Тео напал на тебя, чтобы забрать твою силу. — Так и было, — кивнула я. — Где он? Я должна его… увидеть. Я должна убедиться в том, что ошибаюсь. Что моя интуиция лжёт. — Ева, ты что, не слышала, что я сказал? Тео хотел тебя убить! — Нет. Тео хотел меня спасти. И сделал это. — Что за бред… — начал было Скотт, но Стайлз вклинился, перебив друга: — Кажется, я понял. Я понял, почему… Тео ведь почти не сопротивлялся. Он просто… не видел ничего. Козёл охреневший… Разжавшиеся пальцы выпустили кровавую ткань на животе; в голове будто разорвалась бутылка с зажигательной смесью. «Я люблю тебя, Ева», — мне по-прежнему хотелось сдохнуть. Лучше бы ты соврал. Лучше бы ты меня предал. Лучше бы ты убил меня, Тео, чем… — Он вынул из меня силу альфы и… моего слепого манула… — не своим голосом пролепетала я. — Ненормальный. Почему я осталась жива? Стайлз, бледный, как узник Освенцима, выдавил примирительную полуулыбку: — Говорят, у кошек девять жизней… Похоже на то. — Не смешно. Мне нужно его увидеть. Прямо сейчас! — я рыкнула, вскочив на ноги. — Где Тео? Они обменялись встревоженными взглядами; Скотт нервно облизнулся, а Стайлз едва заметно качнул головой. Мне это совсем не понравилось. — Где. Тео. Рейкен, — с нажимом. — В Аду. — Да иди ты, — зашипела я на Стайлза. — Ты думаешь, это смешно? О, нет. Кажется, он не шутил. — Тео в Аду, Ева, — Скотт проговорил тихо, не сводя с меня взгляда; ей-богу, от честности его щенячьих глаз было некуда деться — невозможно было уличить эти глаза во лжи. — Всё кончено. Ужасные доктора мертвы, и Жеводанский зверь — тоже. Мы отправили Тео в Ад. В Ад. Эти сволочи отправили моего Тео в Ад. Схватившись за голову, я бросилась через гостиную, растолкав парней локтями. Босиком вывалилась на крыльцо, мокрое от ливня. Влажный ветер обдал голые колени острыми иголочками дождя, задирая комканную юбку сарафана. Свинцовые лужи растекались по асфальтированной дорожке у крыльца; я жадно смотрела, как крупные капли разбивались о рябую поверхность воды и надувались глянцевыми пузырьками. Дождь. Единственное, по чему я скучала — после любимого лица — треклятый дождь с пузырьками на лужах. Теперь такой бессмысленный и страшный. Без моего Тео дурацкий дождь оказался страшнее привычной темноты. Я спустилась по ступенькам на негнущихся ногах, и мокрый асфальт оцарапал босые стопы. — Ева! Я обернулась не сразу. Картинка перед глазами подтормаживала, как от конской дозы обезболивающего; я невольно вспомнила детство — первые восемь с маленьким хвостиком лет, впрочем, совсем не детские. — У нас не было другого выхода, — выкрикнул Скотт. — Он — убийца… Его нужно было остановить. — Он ослеп! Кому он мог причинить вред в таком состоянии? Скотт сошёл с крыльца. Стайлз, вышедший следом, замер на ступеньках и не смотрел на своего друга. — Ты считаешь, что он не заслужил этого? — МакКолл сделал шаг мне навстречу, но я отступила. — Заслужила я. Это всё из-за меня… Тео из-за меня… — я осеклась. Столько слёз стояло в груди, что не оставалось места для воздуха. Это я, я одна виновата в его бедной изувеченной душе, в каждой смерти на его вовсе не атрофировавшейся совести. — Это не так. — Посмотри на мои глаза, Скотт, — выдохнула я, обернув к нему лицо. — Отчего, думаешь, они голубого цвета? — Он замялся, и я добавила: — Это лучше увидеть. Я знаю — альфы умеют читать воспоминания… — Ева, нет. Это больно… — Мне больно оттого, что ты судишь о Тео, не зная о том, какой он человек. — Ева. — Господи, МакКолл! — прошипела я. — Ты просто трусишь взглянуть правде в лицо! Боишься узнать о Тео что-то такое, что сможет его оправдать и сделает тебя преступником. Расслабься. Я не собираюсь оправдывать его поступки и не хочу, чтобы ты его принимал, нет. Я хочу, чтобы ты его понял. Ты говорил, что он не человек. Возможно. Возможно, в Тео мало человеческого, зато много — мужского. Он всю жизнь был мужчиной. Поступал по-идиотски, но всегда — по-мужски. И если ты не поймёшь его после того, что о нём узнаешь, если бы сам не поступил так же ради своей Эллисон, то не очень-то ты и мужчина. Скотт опешил от моих слов и на секунду взглянул на Стайлза — плотно сжав губы, тот скрестил руки на груди. — Эллисон, — я повторила имя, которое, уверена, всё ещё резало его голову на куски. — Эта девчонка сидит в тебе столько времени, и ты не можешь от неё избавиться. Она тебе снится. Ты видишь её чуть раздвоенный подбородок, всё время дерзко задранный, пальцы в кожаной перчатке для стрельбы из лука и упрямые губы. Бледные. В крови. Скажи… Ты бы убил ради неё? Убил бы, если бы мог снова увидеть её живой. — Хватит! — его руки сжались в кулаки, но затем Скотт, шумно выдохнув, расцепил пальцы и раздражённо размял шею. — Откуда ты знаешь про Эллисон? Я пожала плечами: — Когда была слепой, видела намного больше, чем сейчас, — собрав промокшие волосы в кулаке, я обнажила шею под затылком для его когтей. — Сделай это. Хочу, чтобы ты тоже видел. Давай. Скотт МакКолл вспорол мне кожу, а я даже не вскрикнула. Не всхлипнула. Даже не задержала дыхание от боли, надламывающей позвоночник. Боль — ничто в сравнении с этой памятью. Скотт тянул её, как ниточку из туго скрученного клубка; от злой улыбки у меня ныли губы, и всю лихорадило. — Теперь ты знаешь, — прошептала я, падая на колени. Прямо в лужу. На мокрый асфальт. Рассматривая свои кровавые когти, Скотт отшатнулся, ссутулившись — будто мои воспоминания давили ему на затылок. — И после всего этого… я предала своего… альфу. Я поверила всем, кроме него. Тебе. Стайлзу. Малии. Этому козлу Девкалиону. Всем, но не ему, а он… Тео бы никогда не причинил мне вреда. — Ева… Я затрясла головой, пряча в руках заплаканное лицо. Любимый мой. Тео отдал мне свои глаза. Избавил меня от проклятия таскать в груди пережёванные клочья чужих душ. Забрав у меня силу альфы, он отодрал мишень от моей спины. Мой Тео меня защитил — как всегда защищал. Он не мог поступить по-другому. «Гори в Аду, Тео Рейкен», — вот и всё, чем я ему отплатила. Он думал, что я с ним ради выживания. Никогда не говорила, как сильно… — Я хочу к моему Тео.