Fabula de tribus fratribus

События десятилетней давности в памяти Кодзи Учи — Сообщите о результатах. Есть ли выжившие? — скучающим голосом интересуется жуткий дяденька, который только и делает, что смеется, когда узнает, что нас все меньше… — В целом все куда лучше, — а это голос другого человека… Похоже, это доктор Нозоми… Он хороший, он относится к нам не как все, — Тела выживших успешно приняли вживленные микроорганизмы. Смерти все же продолжаются… однако тщательно понаблюдав за ними, мы сможем выявить причину принятия или отторжения антигулификатора. — Итог? — В целом мы добились многого… — похоже, он перелистывает свою записную книгу, эти хрустящие сухие листы бумаги я хорошо помню… На них хранилась вся информация о нас… Хотя доктор и без этой книжки помнил имена всех, он любил и оплакивал каждого. Этот дядя сильный, он как ни в чем не бывало читает жуткому мужчине об ушедших братиках и сестричках, он рассказывает ему о том, как нам было больно, — Все тринадцать выживших показывают примерно один результат. Нам удалось добиться отторжения их организмом питания человеческим мясом, заменив его на искусственное введение rc-белка. Далее, они все еще способны выпускать кагуне, однако на данном этапе подобные действия доставляют им нестерпимую боль и потерю сознания; осмотр показывает, что их физическое развитие в целом и видоизменение кагуне имеет неограниченный характер; кагуне имеет мутно белый цвет, цвет глаз при активизации какугана тоже видоизменяется на серый; продолжительность их жизней сократилась; регенерация куда слабее, нежели у обычных гулей и может занимать недели; в целом они довольно слабы, но если их развивать, то и это пройдет. Сейчас они уже не гули, но и людьми их пока не назовешь… — Прекрасно, — мне не нравится, когда он рад. Когда жуткий мужчина доволен, он придумывает для нас еще более страшные вещи, — Подождем еще немного, Нозоми-сан. Я думаю, число выживших еще успеет сократиться. С оставшимися поступим так: часть оставим в покое, возможно их организм изменится в человеческий самостоятельно, даже без нашей помощи, а за другими мы продолжим наблюдения и опыты, как считаете? — Разве я смею спорить?

***

POV Кодзи Току «Отец говорил, что после того эксперимента организм Учи еще долго не сможет адаптироваться, нужно лишь прилагать усилия…, но она же совершенно ничего не делает! У нее нет мотивации и ее устраивает теперешнее положение… Работа в архивах? Это чтобы хоть как-то оправдать свою полную бесполезность?..»       Тот нервный, что передо мной и моей сестрой щеголял в одном полотенце, сейчас уже имел более менее человеческий вид в привычном для глаз бежевом плаще следователя. Кейс, папки, строгий костюм… Все вроде при нем, да видок у него особо не вызывает доверия.       Сижу на кровати, по-турецки поджав под себя ноги и лицезрея сосредоточенные сборы сестры. Светло-зеленая рубашка с рукавом до локтя, юбка-карандаш… Как не гляди, а в образ человека она вжилась, пусть только и внешне. Погодите, что она делает? Она пытается привести в порядок волосы? Серьезно? — Эй, ты чего там как нервно больной хихикаешь? — заставшая меня за наблюдением Учи с еще более забавной угрюмостью и сосредоточенностью пытается довести шевелюру до положения «Ну… я хотя бы старалась». — Учи, выходим! — из коридора послышался оклик очкарика, на что сестренка пробубнила мне что-то наподобие «да черт с тобой». Обидно, вообще-то… — Току, — резко обернувшись (а также вернув коротким волосам их первоначальное никудышное положение), Учи вдруг пронзительно взглянула на меня и поинтересовалась, — Так ты уходишь?       Я поражаюсь ее гостеприимству и любовью к семье. Нет правда, я ее видел в последний раз… А когда это было-то? Да какая разница, сейчас меня буквально вышвыривают из жизни и квартиры, обидно вообще-то… — Я ос-стаюсь, — судорожно хватая воздух и изо всех сил стараясь скрыть заикания, отвечаю почему-то удивившейся сестренке. Чему же она удивлена? — Т-ты же н-не против? — Да нет… — как-то неуверенно отвечает она, перед тем как рвануть к выходу за долговязым, который уже устал ее ждать. Странный он, вроде Учи его подопечная и в его обязанности теперь входит следить и заботиться о ней, а в итоге недогуль помогает следователю отыскать удостоверение и галстук… — Фикус не трожь! И да, можешь тогда купить кофе?       Без лишних слов киваю головой, ожидая, когда эта парочка покинет дом. Ух… Точно этого следователя на струны для скрипки пущу, все жилы вытяну просто за то, что пробыл ночь в доме сестренки. Пусть и по делу. Пусть и в другой комнате.       Встав с кровати, непроизвольно перевожу взгляд на предмет неприкосновенности, а именно — фикус. Эдакий вялый представитель культурных сорняков внушал какое-то осуждение одним своим существованием. Решил оставить сорнячок в покое и скоротать время изучением комнат.       На кухне беспорядок из бумаг и кружек из-под кофе. Похоже, этого следователя манерам не учили… Неужто он здесь ночевал? Хех, сестренка или намеренно или случайно забыла его посвятить в существование комнаты для гостей? Как бы то ни было, за это я тебя и люблю…       В комнате для гостей расположились две кровати, судя по всему, приватизированные из какой-то казармы или больницы. Серые стены, холодный пол, плотно занавешенные окна и кусочек культуры — книжный шкаф, разнообразил лишь расположившийся на одной из стен до нелепости кривой рисунок какого-то желтого цветка.       Налюбовавшись ванной, возвращаюсь в комнату Учи, с разбега приземляясь на ее кровать. «Жестковато как-то… Как она на таком спит-то?» — от мысленного бубнежа меня отвлекла выделявшаяся из-под простыни неровность. Недолго думая даю волю любопытству, выуживая жесткий предмет на свет божий. Предметом, на который меня угораздило приземлиться, оказалась книжка с довольно-таки твердым переплетом. Давненько я уже не видел ее. С первых страниц я узнал одну из самых первых записей, написанных чуть кривым, но до теплого чувства в груди знакомым почерком. «Дневник личных и совершенно секретных записей Кодзи Учи» Надо же, она до сих пор его ведет. Сколько раз натыкался на него в самых разных местах, но все никак не решусь открыть дальше первой страницы. Сам не знаю почему. Может просто боюсь прочитать, о том, что она чувствовала, когда я возвращался на день-два и снова уходил на несколько месяцев, а то и лет. Может не хочу видеть, как через написанные строчки она говорила о том, как ей грустно и как она скучает по семье, по мне, по маме, по сестренке… — Пора за кофе, — отложив книжонку на место, торопливо начинаю собираться, стараясь оставить все непрошенные мысли о прошлом в этой комнате, может хотя бы до вечера отвлекусь… ***       Весело позвякивая недавно купленными баночками с кофе в пакете, не спеша пересекаю одно из моих любимых мест — старый парк. Людей в нем встретишь реже, зато воздух здесь словно наполнен чем-то воодушевляющим. Древесно-сладковатый запах доносится отовсюду. Разросшиеся заросли и пустынность этого места мог оценить не каждый, на скамейках вообще редко можно было кого-то встретить.       Однако сегодня на одной из них, кстати на моей любимой, потому как, во-первых, она открывала неплохой вид, а, во-вторых, была довольна неприметна и даже скрыта от взора ненужных глаз. Паренек лет восемнадцати, худощавый и болезненно бледноватый на вид, брюнет, свитер, брюки, на по-детскому наивному, кроме глаз, лице выделялась глазная повязка, в руках он сжимал книгу. Погрузившийся в чтение, моего присутствия он, похоже, не заметил.       Обложка книги, словно по щелчку в голове, напомнила мне автора, отчего непроизвольно, подаю голос. — Эт-то дебютная к-книга Т-такацуки Сен? — боже, а ведь я уже намерился идти домой, на что мне этот мальчишка? Кто меня за язык, тем более заикающийся, тянул? — Верно, — немного настороженно, но не менее заинтересованно отвечает паренек, оторвав взгляд от книги и устремляя на меня пронзительные серые глаза, — Вы тоже фанат его книг? — Д-да, — зачем я завел этот разговор? Наверное стало и скучно, и интересно. Да и мальчишке вон любопытно, пусть и с опаской на меня косится. — М-моя с-сестра очень любит эти к-книги и меня п-подсад-дила. — Надо же, а какая ваша любимая книга? — на его лице прямо-таки азарт первооткрывателя, забавный. — Я н-не все ее книги читал, н-но меня особо з-заинтерес-совала «Выброшенная к-коробка». — Вот как, а ведь именно в этой книге, как по мне, сквозит печаль и обида. В конце даже самому тягостно на душе становится… — задумчиво заявил паренек, погрузившийся в размышления о творениях неплохого автора.       Усаживаясь возле него, замечаю, что и сам мальчишка больно мрачный какой-то. Ну, как говорила моя знакомая: « Встречи не спонтанны, а люди не случайны». — Прошу прощение, что не представился, — спохватившись, воскликнул он, — я Канеки Кен. — К-кодзи Току, — представляюсь в ответ, пожимая неловко протянутую руку. Мало того, что печальный, так еще вежлив и скромен. Забавный… — Кааанееки-кууун, — боже, этот назойливо противный голос я стал чаще слышать в окрестностях. Похоже, это дружок мальчишки, что ж, наверное, мне пора идти. — Б-был рад з-знакомству, — спешно заявляю я, вставая со своего места, однако выскочивший из-за кустов кошмар эпилепсика в ярком костюме, на мгновение ввел меня с замешательство. — Канеки! Вот ты где! — восхищенно-победоносный возглас новоприбывшей модели с журналов кавказских ковров таки навел меня на мысль скорее уносить ноги, пока оно случайно до меня не добралось и случайно не заразило. Боже… Оно заметило меня, — Это твой друг? — странный джентльмен протянул руку, — Друг Канеки-куна — мой друг. Я Цукияма Шу. — Код-дзи Т-току, — едва услышав мое имя, приветливость на его лице внезапно сменилась неприязнью, прикрытой натянутой вежливой улыбкой. — А у тебя интересные друзья, Канеки, — мог бы задать тот же вопрос, однако не без того смущенный мальчишка вдруг встрял в разговор. — Кодзи-сан, прошу простить меня и необоснованное поведение моего знакомого… — Боже, я заставил Канеки-куна рассыпаться извинениями перед этим Nichtigkeit… — перебив слова мальчишки, Цукияма продолжил, — В качестве извинения предлагаю сегодня вечером присоединиться к посещению одного занимательного места… — Цукияма-сан! — с ноткой испуга в голосе воскликнул вдруг Канеки, — С того раза… Не поймите неправильно, но такие места я отказываюсь посещать, — на лице парнишки отразилась череда эмоций, словно от возникших неприятных воспоминаний. — Так ты не оценил моей шутки в Ресторане? — изображая недоумение и легкую грусть, интересуется у Канеки его приятель. Этот Цукияма на вид моего возраста, да еще и выглядит пусть и нелепо, но на представителя высокого класса вполне тянет. — Н-не откажусь, — упрямо гляжу в глаза светской выскочке, которая, судя по всему, ожидала, что я вместе с мальчишкой откажусь, однако он, похоже, даже рад такому исходу. — Кодзи-сан, вы не обязаны… — неужели этот мальчишка беспокоится обо мне? Мне то что, я не человек, могу постоять за себя и уж точно не дамся этому гулю в костюме. Хотя, судя по услышанному, он уже бывал где-то с Цукиямой, значит вполне осознает, чем это ему могло грозить.       Похлопав своего юного нового знакомого по плечу, оборачиваюсь в сторону ожидавшего Цукиямы. Что ж, посмотрим, кто кого…