Чудесная история

      Знать бы всё наперед, мой друг, рассказать героям историю. Как желал бы я открыть им глаза, уберечь их или успокоить. И, вместе с тем, я страшусь последствий, которые могли бы быть.       Рассказал бы мне кто, встречусь ли я с тобою вновь, смогу ли пожать твою руку… Но не готов я услышать в ответ: более никогда. Надежда должна умирать последней. Я не знаю, верно ли я поступаю, рассказывая всё тебе, открывая врата в тот мир, о существовании которого ты не должен иметь и малейшего понятия. Я не знаю… Но дело уже начато и должно быть доведено до конца. И нет в прошлом ни правильных поступков, ни ошибочных — есть только совершённые и несовершённые.       Экспедиция ветра прошла через земли огня, но на территории стихии смерчей попала в плохие погодные условия. Началось резкое похолодание, и первый снег обрушился на землю метелями и ледяным ветром. Даже на острове, на котором стихии были подвластны человеку, природа была капризна. Джордан говорил, что люди старались не вмешиваться в естественный ход вещей: своими действиями, непродуманными, неверными, они могли вызвать только большие катаклизмы.       Ученики сбились с пути, уйдя на несколько километров правее, продрогли и отчетливо поняли, что до утра следующего дня им не добраться до места. Мороз норовил пробраться под одежду, укусить за кожу; снег облеплял вещи, обращая людей в снеговиков, сыпался в ботинки, становясь холодными каплями, неприятно скользившими вниз. Даша вытянула перед своим лицом и лицом Насти широкий шарф, прячась за которым, они скрывались от порывов ветра и снежинок, множество которых застилало глаза. Шли они наугад, смотря вниз, шаг за шагом повторяя путь идущих впереди учеников. Никто не мог точно сказать, где они оказались. Метель не прекращалась, лишь истошно выла, подобно волкам. К счастью, у местных жителей удалось выяснить, что недалеко от этого места был дом Гаста. Учитель с радостью встретил отряд.       Как тепло было внутри! Даша почувствовала, как начали оттаивать её замерзшие щеки, лицо покрывалось алыми пятнами, снег каплями падал на кожу с шапки. Дом Гаста был домом настоящего холостяка: хоть всё и было чисто и убрано, здесь не было ни одной лишней вещи, служившей для украшения, мебель была крепкой, практичной, не имеющей ненужных деталей. Видимо, учитель сам сколотил её всю. В каждом предмете был дух хозяина дома, всё носило его след. Гаст провёл гостей в кухню, чтобы они могли как можно скорее согреться и перекусить. За широким столом сидели два человека. Эдея и Лиза. Даша улыбнулась, не веря своим глазам. — Вы тоже попали в эту ужасную бурю? — спросила Эдея тем образом, словно это было самое дружеское, объединяющее приветствие. — Да, — ответил Никита.       Даша наблюдала за ними и была глупо счастлива от того, что не надо было более прятаться от снега, что она оказалась в тепле и уюте среди доброй компании. Гаст накормил их картошкой, обжаренной с мясом, и казалось, ничто не могло быть вкуснее этого блюда. Друзья засиделись вместе надолго. Гаст уговорил учеников задержаться у него хотя бы до обеда, обещая проводить их до дома Райдера. Все устроились на ночлег.       Проснулась Даша на следующий день часов в 11. Эдея и Лиза уехали. Так состоялись встречи всех учеников, прежде чем они разъехались на поиски. Хотелось верить, что это был хороший знак.       За завтраком отряд с живым интересом слушал Гаста. Учитель говорил легко и открыто, шутил, рассказывал истории из своей жизни, добрые анекдоты. Гаст с удовольствием показал весь дом, особое внимание уделив мастерской, занимавшей большую площадь постройки. Комната была заполнена разными механизмами, устройствами, двигателями, стеклянные шкафы — заставлены неизвестными приборами. Многие изобретения учителя работали за счёт его стихии — движущей силы ветра, которую он вызывал одним прикосновением. Гаст мог долго рассказывать о каждом своем творении, всё показывая и объясняя, часто изображая движениями рук устройство деталей, их ход: бег шестеренок вращением пальца, чертежи в рисунках, созданных на воздухе. Настя и Артём засыпали учителя вопросами. Создавать что-то у Гаста выходило естественно: ему не требовалось для этого знание наизусть учебников физики и прочих, во всем он полагался на свой гениальный ум и опыт. Как выяснилось, всё электроснабжение острова было его заслугой, как и многое другое.       За сытным обедом Гаст расспрашивал учеников о Земле, о развитии науки, о новостях. В разгаре обсуждения Никита вдруг сказал: — Скоро глобальная война будет. — Да, похоже на то, — кивнул Артём.       Гаст вдруг замолчал и перестал улыбаться. В одно мгновение он постарел на много лет. Гости, увидев изменение в учителе, тоже замолчали. — Война — это страшное дело, — проговорил наконец Гаст. Голос его был тихим и печальным, — Ничего из прошлой жизни не помню, а войну помню. Товарищ мой совсем молодой был, когда его шальной пулей убило. А у него девушка была, хорошая, красивая. Любил он её как!.. Она всё письма ему писала, а мне их отдавали. Два месяца прошло, как его в братской могиле схоронили, а она всё писала, надеялась. Сил у меня не было ей ответ вывести. А кто смог бы? Потом уж перестала: видать, сообщили ей родные, — он остановился на мгновение, задумавшись, смотря на пол со свинцовой тяжестью, — Помню еще: огни, горит всё внизу, вся земля. Свист в ушах невыносимый. И хвост горит самолёта — подбили нас. А руки крепко за металл держатся, не дрожат. Знают своё дело… Странная вещь — память…       Никто не ответил ему. Да он и не ждал ответа. Гаст сдвинул брови и сжал кулаки. Голос его окреп: — Я знаю верно — Тёмных вы победите. Иначе и быть-то не может. И вот когда обретете силу, сделайте всё, друзья, всё, чтобы войне этой новой не бывать. Никому она не нужна.       Сказав это однажды, Гаст больше никогда не возвращался к разговорам о войне. Но ему и не надо было повторять: каждый, кто слышал его слова в тот час, помнили их до конца жизни.