Щенок

Лидия нервно встряхивает пачку, но оттуда лишь сыплются мелкие листочки табака. Лидия комкает её — дурацкая привычка — и отправляет прицельным броском в мусорку. Снаряд приземляется в миллиметре от корзины. Лидия закатывает глаза — ну разумеется, стоило догадаться. Удача покинула её окончательно, махнув хвостом и неплохо зарядив по макушке. Лидия думает (дурная привычка). На часах ещё не утро, но уже далеко не вечер, за полночь, но Лидия не может уснуть. Лидия придумывает оправдания. «Магазин на диване и бутылка вина — не лучшее сочетание», — уверяет она отражение в зеркале, но оно только трясёт бледно-рыжими локонами и иронично возражает: «Неубедительно. Серьёзно. Ты можешь лучше». «Это был подарок от всего класса». «Да, верно», — саркастично закатывает глаза отражение. — «Кроссовки стоят почти две штуки баксов. Кому это нужно?» Четыре ноль пять — самое время биться головой о стол и молить о пощаде. Лидия думает, что совсем сходит с ума, раз делает такие дорогие подарки малознакомым парням, с которыми у неё нет ничего общего. «Нет, есть», — шепчет ехидный голосок отражения, а ключица начинает предательски саднить. — О, заткнись, — шипит Лидия девчонке в зеркале и забирается под одеяло. Лидию привычно знобит, а пульс отдаётся гулом в висках — верный признак того, что она думает об Айзеке. Снова и снова примеряет его себе, как туфли или очередное платье. Вертит из стороны в сторону, разглядывает, думает (это неизлечимо). Осторожно опускает одну ногу на изгиб лодочки, но, только коснувшись, с испугом отпрыгивает и забирается с ногами на лавку. Айзек Лидии не подходит по стилю, слишком неброско-невзрачный, туманный, холодный, непривычный. Лидия вспоминает Лондон, в котором проводила весенние каникулы дважды. Лидия помнит, что, в первый раз ступив на мощёную влажную дорогу, почувствовала безграничную панику и желание убежать. Но на следующий год Лидия возвращается, потому что город её тянет, манит туманом и новизной — тем, чего ей часто катастрофически не хватает. Айзек — её личный Лондон, обновлённый, в двадцатиминутной доступности. Лидии страшно, холодно и непривычно. Но Лидия чувствует, что это ненадолго. Лидия снова берёт странные невзрачно-серые лодочки и придирчиво рассматривает — впрочем, ничего страшного. Что-то в них есть. Можно привыкнуть. Лидия засыпает за час до подъёма в школу и надеется, что новые туфли не будут натирать. *** — Симпатичные кроссовки, — выдыхает Малия. Айзек неопределённо передёргивает плечами. Вообще, неопределённость становится обязательной составляющей его жизни. Айзек может оправдаться, но — лучшее в Малии — ему не нужно. Айзек может придумать сотню неправдоподобностей, от фальшивости которых Тейт только дёрнет бровью, но правда намного проще плохо продуманной лжи. Айзек смотрит на новенькие фирменные кроссовки с ядовито-зелёной подошвой и думает о Лидии. Он думал о ней постоянно и раньше, но теперь этот абсолютно точно неуместный для малознакомых людей подарок, словно красная нить, соединяет их. У Айзека от осознания такой глупой, но ядовито-реальной связи мурашки табунами прокатываются по спине. — Лидия, — продолжает Малия, пока они идут по подмёрзшему асфальту в школу, пока она смолит уже вторую сигарету щедрыми затяжками. «Лидия» — контрольное слово, которое заставляет Айзека мелко моргать, хмуриться, а потом тянуться за сигаретой — условный знак, что он не хочет говорить об этом. Тейт понимающе даёт затянуться и продолжает шагать рядом с другом, взрывая носком кеда наст из опавших листьев. Айзек возвращает сигарету и на мгновение задерживает взгляд на бледно-тусклой Малии Тейт с неровной линией остриженных до плеч волос, с бледной кожей и короткими, жёлтыми от больших доз никотина, ногтями. Айзек смотрит и представляет — как и десятки раз до этого, — как просто было бы её любить, близкую и дорогую, простую и обычную, приземлённую, засмоленную в собственных мыслях. Айзек думает, что он, должно быть, самый глупый парень в мире, раз умудрился по уши и совершенно серьёзно влюбиться в Лидию Мартин. Айзек хочет — на самом деле, без преувеличений — любить простую Малию Тейт. Или, например, разукрашенную откровенно пошлую и доступную Эрику Рейес. — Эй, придурки. — Рядом с ними притормаживает малиновый разбитый бьюик с обшарпанным до стали бампером. — Запрыгивайте. Эрика одета во что-то слишком леопардовое, леденцово-розовые губы кривит привычная усмешка. Она всё ещё не признаётся, как заработала на машину, но школьные слухи в её случае всегда компенсируют и опережают правду. — Симпатичные кроссовки, — щурится Рейес, бросая мимолётный взгляд на друга. — Я ему уже говорила, — отзывается Малия с заднего сидения. — Лидия, — подытоживает Эрика, стирая с губ усмешку, болезненно хмуря напудренный лоб. — Не суетись, в машине не курить. Её рука с длинными насыщенно-розовыми ногтями на мгновение замирает на колене парня, а потом снова вспархивает на руль. — Все мы там были, Лейхи, — почти равнодушно протягивает Рейес. — Мы рядом. Айзек думает, что совсем забывает о главных постоянных в своей жизни. Айзек снова пристально смотрит на кроссовки и думает о выцветшей меди волос и пухлых губах, сжимающих тонкий фильтр вишнёвой сигареты. Кроссовки ему и правда нравятся. *** Лидия поправляет волосы и естественный макияж перед парой истории, слишком долго и пристально смотрится в зеркало, снова становясь королевой школы, яркой и ослепительной, жаждущей поймать восхищённые взгляды одноклассников. Лидия пытается не думать, что вполне определённо хочет поразить всего одного конкретного человека. Лидии телефон жжёт карман, в котором с утра ярким уведомлением пульсирует сообщение «спасибо за кроссовки». Лидия снова и снова думает, даже улыбается, стоя у своего шкафчика, не замечая никого вокруг. Окружающий шум прорывается в её грёзы не сразу, только тонкий испуганный крик какой-то старшеклассницы пробивает оборону из мыслей об Айзеке Лейхи. — Что за?.. — удивлённо начинает Эллисон рядом, оборачиваясь на звук, но тут же давится словами. В нескольких метрах от них посреди коридора образовывается толпа старшеклассников. Кажется, проходит не больше двух секунд, но Лидия видит сразу всё — вжавшуюся в стену Эрику с остекленевшими от страха глазами, Стайлза и Скотта, бросающихся в сторону, окаменевшую Малию с плотно сжатыми губами. Лидия делает шаг вперёд и тут же замирает, будто натыкаясь на невидимую стену. Лидия видит кого-то распростёртого на полу, подрагивающего в судорогах. Лидия не видит лица, но знает имя, оно пульсирует в висках и разрывает горло на части. Лидия видит ядовито-зелёную подошву кроссовок и забывает, как дышать.