Глава 3
Дорога к целебному ручью, который больше знали как Слезы богини Эрраш, лишь краем задевала деревушку Зеленый луг, в которой они остановились передохнуть, и уходила дальше, петляя укатившимся от рукодельницы клубком. Она началась для них как скромная тропка, указанная добрыми людьми, но сейчас, простившись с гостеприимной хозяйкой, Ран-Кади и Астор вышли на широкий тракт, вымощенный отполированными сотнями ног булыжниками. Позже им стало известно, что таким он и был — главный путь к Слезам Эрраш, который в надежде на исцеление день за днем проходили жители всех девяти лерств и гости из других стран. Это они пробирались к нему другими путями, прежде чем влиться в шумный людской поток. Горное яркое солнце опалило булыжники до белизны, и от одного вида дороги у Астора слезились глаза. Широкий тракт, по которому могли спокойно проехать две телеги, не мешая друг другу, был полон людей, среди которых терялся и юноша с наростом на спине, и его яркий спутник. Старики и калеки, изувеченные бедой или волей Богов, прыщавые юнцы и девушки, которые не могли похвастаться красотой, измотанные матери, прижимающие к груди плачущих детей — они передвигались группами, парами или в одиночку, шли пешком, ехали верхом на лошадях, мулах, вели за собой ослов с поклажей, проезжали мимо на крытых телегах. Они страдали от палящего солнца и от холода, что поднимался от земли, как часто бывало в горах, разговаривали, читали молитвы Богам, иногда ругались. Где-то там, Астор был просто уверен в этом, среди всех паломников прятались Диво, привязав к поясам хвосты, закрыв шапками рога и укрыв плащами крылья. Ран-Кади, словно учуяв его мысли, только печально вздохнул. Их путь лежал мимо полей и лугов, тянулся через горный лес и снова катился, вычерчивая белую полосу среди высокой зеленой травы. То и дело попадались колодцы с навесами, где ищущие исцеления могли передохнуть и испить воды, еще чаще — крохотные алтари Богов, теряющиеся среди старых и новых подношений, ветви растущих у дороги деревьев украшали выгоревшие на солнце и новые шнурки, ленты, полосы ткани и даже пряди волос. Даже дороге, ведущей к исцеляющему ручью, люди придавали некую силу своей верой. — Как все же забавно на материке все устроено… — протянул Ран-Кади, когда они остановились напиться. Голос у него звучал хрипло, и он ждал, пока удастся набрать воды и втихаря смочить жабры. На пути к ручью не так уж просто было укрыться от чужих глаз. Астор с тоской понимал, что его затекшим, зудящим крыльям, совсем запревшим под рубашкой, в ближайшие дни отдыха не будет вновь. Разве только они надумают рискнуть и сойти с главного пути. — Я смотрю и не могу понять, друг мой Астор, ваши боги они… животные? — тонкий палец выглянул из-под обмотки и указал на деревянный алтарь, где под крышей застыла мастерски вырезанная фигурка жабы. — Не совсем. Но часто, спускаясь на землю, они принимают облик животных, которые им больше всего по душе, — Астор говорил негромко, чтобы не привлекать к ним внимание. Солнце палило, у колодца толпились те, кто подоспел ранее, и им не оставалось ничего другого, как развлекать себя беседой. — Богиня Эрраш Исцеляющая любит оборачиваться жабой. Это ее алтарь, как и место, куда мы идем. Помнишь кошек и лошадей в Полной Чаше? Кошка — любимый зверь Элы, хранительницы очага, а конь — Эдара — покровителя воинов, торговцев и путников. Экротаг, легенду о котором я рассказывал, покровитель ученых, любит оборачиваться драконом, а Эяна, покровительница земледельцев — коровой. Элини… — А ваши самые главные Боги? — нетерпеливо перебил его Ран-Кади. — Кем они оборачиваются? Ты говорил мне о них. Вы тоже зовете их Отец и Мать. — Небесный Отец и Небесная Мать, — поправил его Астор. — И они никем не оборачиваются. Они не спускаются к людям. Это работа их старших детей. — А как они выглядят? Как люди? — Откуда же я знаю… — крылатый даже смутился от этого вопроса. Он никогда не задумывался над этим. Человеческие фигуры верховных божеств на алтаре были такими привычными, что он не мог представить их иначе. — Нет, наверное… Но мы их изображаем так. Этого никто не знает. Разве что самые просвещенные жрецы, которые могут услышать их голоса. Я не знаю… — он посмотрел, как разочарованно вытянулось лицо Ран-Кади, и не удержался: — Вам же на островах тоже не ведомо, как ваши выглядят! — Ведомо, — южанин гордо вскинул подбородок. — Иначе в этом не было бы никакого смысла. — В чем не было бы смысла? — не понял Астор. — Откуда ведомо? — Просто ведомо и все, — Ран посмотрел на него хитро-хитро, словно знал какую-то тайну, недоступную ни одному жителю материка. — Ты может поймешь все, друг мой Астор, когда увидишь своими глазами. Если наша дорога приведет на Солнечные острова. На этом их разговор закончился.***
— ДЕРЖИ ВОРА! — этот крик взорвал тишину ночи, перебудив всех — от паломников до мелких пташек, спрятавшихся на ночь в кустах. — ДЕРЖИ ВОРА! Астор не взмыл в воздух только из-за того, что крылья его сдерживала рубашка. Рядом сонно поднял голову Ран-Кади. Они расположились на обочине дороги, отгородившись от крупной группы паломников колючим кустарником, и устроились на одеялах, грея друг друга. Летние ночи в горах были холодными. Солнце давно село. Луна спряталась за тучи, в кострах дотлевали огоньки — только звезды давали слабый свет. Астор видел мелькающие тени сбегающихся на крик паломников, слышал их встревоженные голоса и приглушенные звуки борьбы. Рука нашарила кошель на поясе, потом нашла сумку Ран-Кади — все было на месте. Поколебавшись секунду, Астор обогнул колючие хищно растопыренные ветви и поспешил к их соседям. Судя по шуму, туда уже сбежалась половина тех, кто ночевал сегодня на дороге. — Вот он! Вот! — задыхаясь, словно после бега, кричал старший среди восьми паломников, что расположились рядом с Ран-Кади и Астором. Крылатый хорошо рассмотрел его еще днем и не нашел никаких увечий или следов болезни. Высокий мужчина, уже наживший седины и обзаведшийся животом, но не утративший телесной мощи, отправился в этот путь просто чтобы проводить к Слезам Эрраш родню, друзей или соседей. Сейчас он стоял посреди их стоянки с всклокоченными после сна волосами и крепко держал за вывернутую руку тощего, как камыш, паренька. Нога в тяжелом пропыленном сапоге придавливала голени вора к земле, вынудив того встать на колени перед собравшимися. — Да не воровал я! — отчаянно возразил ему пойманный. Голос его был высоким, режущим уши, дрожащим от страха и боли. — Люди добрые, не воровал! Заплутал в темноте, на чужую стоянку зашел! Не воровал! — Врешь, гниль! — старший из паломников хорошо дернул свою добычу за руку, и тот взвыл от боли. — По котомкам шуршал! — Да не трогал я! Богами клянусь! — голос вора задрожал еще сильнее — вот-вот расплачется. — Заплутал же! Говорю! Люди толкались, переговаривались, хватались за кошели, но на обвиняемого не нападали и его пленителя не поддерживали. Ночь и правда была темная, земли чужие — можно и заблудиться. Да и сам пойманный — перепуганный внезапной атакой, замерший в унизительной позе, но при этом не вырывающийся отчего-то внушал большее доверие. Может, из-за увечья — слепого глаза с бельмом, который разом ставил его в один ряд с другими. Старший же из паломников был одет в добротную одежду, явно не голодал и излучал здоровье. Он казался человеком суровым, но при этом довольно скупым и скорым на расправу. Такой и правда, схватит не разбираясь. Названный же вором испытал на себе и голод, и злыдни. Его одежда не была тряпьем нищего, но на рубашке хватало штопок, закатанные рукава прятали истрепанные края, а каблуки на сапогах давно стерлись. Давно не мытые волосы липли ко лбу, на тощей шее торчал острый кадык, сейчас ходящий ходуном. Да, парню явно не везло, но поверить, что на пути к исцелению он начнет воровать, как-то не верилось. По крайней мере, так рассуждал Астор. — Он что-то украл у вас? — неожиданно для самого себя спросил он старшего из паломников, выступая вперед. Кто-то принес тлеющую палку из костра и раздул на ней пламя — стало светлее. Астор видел, как на щеках обвиненного в воровстве блестят слезы страха. — Украл! Конечно, украл, иначе бы я и не стал его трогать, — возмутился тот, но Астор уловил в его голосе неуверенные нотки. — Что украл? — ровно спросил он, глядя старшему паломнику в глаза. Плечи невольно расправились, «горб» от этого стал заметнее, но Астора это не заботило. Он хорошо помнил отца и невольно пытался копировать его манеру говорить. Когда лер Майат хотел добиться от кого-то правды, его тон и взгляд порой были куда надежней самых суровых допросов. — Я… — Что именно он у вас украл? — повторил Астор тем же ровным тоном. — Вы наверняка обнаружили пропажу. Чего именно? Паломник запнулся, губы его сжались, выдавая гнев. Коленопреклоненный мальчишка смотрел на Астора с надеждой, люди из толпы — с удивлением. На их глазах юный горбун, тихо плетущийся к роднику вместе со своим шумным другом, неожиданно повзрослел лет на десять. В голосе ощущалась сталь. — Вы не можете ответить мне, — Астор снова заговорил, не дожидаясь возмущенных воплей. — Потому что вы не обнаружили пропажи. Вы обвинили этого человека в воровстве, даже не поняв, пропало ли у вас что-то. — Он хотел… -…вернуться к своей стоянке, но заплутал в темноте, — отрезал Астор, чуть повысив голос. Кончики крыльев шевельнулись от волнения, и он понадеялся, что этого никто не заметил. Его разбирала злость. Старший из паломников годился ему в отцы, если не в деды, но то, что он вот так, не разбираясь, возвел поклеп на случайно попавшегося под руку незнакомца, не давало проявить должного уважения. Одинокий калека едва не стал жертвой расправы только за то, что оказался не в том месте и не в то время. Так же, как и Диво в мучениях гибли только за то, что рождались другими. Никто не возражал. Никто не перечил. Теперь собравшиеся на крик смотрели на старшего паломника, ожидая от него достойного ответа. И тот нашелся: — Да не успел он просто! Я его вовремя за руку схватил. Это вор, люди добрые, точно вам говорю! Вор! Боги мне свидетели! — А может и правда… — донеслось из толпы неуверенное. — Придет такой заплутавший, а потом кошеля не найдешь. Людское кольцо загудело. Обвиненный в воровстве испуганно втянул голову в плечи. — Ты зря Богами клянешься, уважаемый, если точно не знаешь, -укорил его Астор, жалея, что Ран-Кади поотстал. Вот у кого талант забалтывать людей. — Я вот не уверен… — Не уверен, значит, забирай его, защитник хренов, — разозленный паломник швырнул пойманного ему под ноги, как тряпичную куклу. — Но учти, что-то у кого-то пропадет — с вас двоих шкуры спущу. Раз ты так своего дружка прикрываешь. Толпа снова загудела. Теперь речи паломника били в цель и те, кто сомневался в вине слепого на один глаз мальчишки, смотрели на него косо. И не только на него. Крылья под рубашкой нервно задергались, и Астору с трудом удалось их расслабить. Иначе шкуру спустили бы с него прямо сейчас. И с Ран-Кади за компанию. И все же у него хватило сил и выдержки протянуть руки липовому вору и помочь ему подняться. Спасенный им незнакомец дрожал всем телом, тяжело отходя от пережитого. Наверно, он уже представлял, как озверевшая толпа рубит ему руки и вышвыривает на обочину дороги или просто избивает в кровь. Он трижды споткнулся за три шага и едва не свалил легкого Астора. — Идем со мной, — тихо сказал ему наследник Старограда. — Ляжешь спать с нами. И тебя никто не тронет. Спасенный только дрожал и торопливо кивал. Впервые в жизни Астор почувствовал себя не много не мало — героем легенды. А еще он точно знал, что отец бы им гордился. Спасенного звали Вица — он был тощ и гибок как ивовый прут, но при этом лишен той грации, которая была у Ран-Кади, пожитки его умещались в тощую грязную котомку и родом он был из земель лера Рентара, находящихся далеко к югу от Старограда. Все это Астор узнал в первые минуты знакомства, когда они, спотыкаясь о камни в темноте и хватаясь друг за дружку добрались до кустарника, под которым раскидал свое одеяло Вица, чтобы забрать его пожитки. Он сбивчиво благодарил за спасение и то и дело нервно комкал рубашку на груди и клялся, что и не думал воровать. Когда это повторилось еще раз, Астор не выдержал и перехватил его руку своей. — Прекрати, — как можно строже произнес он. — Я верю тебе. И верил с самого начала. После этого Вица угомонился. У самой брошенной стоянки они столкнулись с Ран-Кади. Любопытный южанин так и не смог больше заснуть, и видимо собрался идти на поиски друга, но не успел. И хорошо, что не успел. Астор чувствовал дикую усталость из-за тяжелого перехода под палящим солнцем, и у него не было никакого желания искать по всей дороге заплутавшего Ран-Кади… Не хватало, чтоб еще этого за руку поймали. — Это Вица. Он будет ночевать с нами, — не дав ему рта раскрыть, произнес Астор и устало опустился на свое одеяло. Крылья зудели и ныли — он был готов отдать правую руку за право их распрямить и вымыть. И знал, что это невозможно. Пока невозможно. — Это Ран-Кади. Мой спутник. — И его каней, — радостно улыбнулся Ран Вице. Он взял его ладонь своими двумя, потряс и затараторил. — То есть, я, конечно, не могу быть пока его каней, и он моим каней. Поэтому пока он мой ан-каней, будущий каней. Ты, наверное, не знаешь слова каней… Каней — это значит… — Ран, я буду благодарен, если ты все расскажешь утром, — перебил его Астор, чувствуя как краска заливает щеки. — Мы все устали. А завтра долгий путь. — Хорошо, хорошо, друг мой Астор, — южанин неохотно отпустил Вицу, и тот сразу принялся стелить свое старое одеяло в полушаге от них. Ран-Кади следил за ним с неожиданным вниманием. — Ой, — он заморгал и повернулся к Астору. — А что там случилось? Вора-то поймали? — Спи, Ран! — не выдержав, рявкнул крылатый. — Спи. Утром поговорим. Уром я тебе все расскажу, обещаю. А сейчас спи. Ваша Мать Луна вон уже давно на небе… Он очень устал, переволновался и крайне не желал пускаться в подробный рассказ, который, зная Ран-Кади, мог бы затянуться до утра. К его счастью, Ран был не в настроении поспорить. Он грустно вздохнул и покорно улегся рядом с Астором. — Вот так всегда. Самое интересное потом. А если я хочу сейчас? Если я все хочу сейчас? Он заснул, недовольно бормоча себе под нос. Больше их в ту ночь никто не будил.