Глава 5
Утро следующего дня быстро развеяло горький осадок ночи. Холодное, свежее, оно рано выгнало паломников из объятий мокрых от росы одеял и погнало дальше, не давая ни позавтракать, ни даже расшевелить угли костра. Хмурые замерзшие люди снова потянулись цепочками и группами по белому гладкому дорожному камню к своему избавлению, к своей последней надежде. Их усталость, раздражение и дурное расположение духа прожили не больше часа, так как боги в этот день были благосклонны к путникам. Сначала они взбили пуховые перины облаков и щедро распотрошили их по небу, спасая идущих от разгоревшегося солнца, а после явили путникам чудо — зеленое море по двум сторонам дороги дрогнуло и запестрело серыми гладкими зеркалами озер — словно кто расплескал возле кузнечного горнила расплавленный металл. Это не значило по сути ничего. По пути к роднику им рано или поздно должны были встретиться горные озера. Астор понимал это ясно, но то ликование, которое охватило паломников, передалось и ему. «Все будет хорошо. Вы почти у цели», — говорили сияющие в приглушенном облаками солнечном свете водные глади, и крылатый очень хотел им верить. Ран-Кади рядом с ним приплясывал от радости, но у него был свой повод. Его жабры на груди остро нуждались в воде, а озера давали возможность не только смочить их, но и втихаря искупаться. — Только осторожней, — попросил его Астор. — Понял меня? — Осторожней, — Ран-Кади закивал так яростно, что Астор усомнился, слышит ли он его вообще. — Конечно, осторожней. Вица посмотрел на них непонимающе, но с расспросами лезть не стал. Он сам по себе был парень тихий, не встревающий в чужие дела, но легко подхватывающий любой разговор, и тем самым все больше нравился Астору. — Искупаться не мешало бы, — бросил он неуверенно, не ожидая поддержки. — Хотя уже не жарко. — Разве нужен повод, чтобы упасть в объятья воды? — не знающий ни мороза, ни снега Ран-Кади мечтательно потянулся. — Наша цель важна, но не вижу веского повода отказывать себе в удовольствии. Да, друг мой? Астор пожалел, что не может огреть его крылом. Вица был хорошим парнем, но пока не заслужил того, чтобы они раскрыли ему свою тайну. Ран не полезет в воду, не раскрыв свои жабры, и тогда даже частичная слепота нового друга не помешает ему разглядеть отличия тела южанина. — Может, ночью? — тут же нашелся их новый знакомый, по-своему истолковав его молчание. Его старые сапоги со стесанными каблуками поднимали облака дорожной пыли. Ран-Кади тонул в ней по щиколотки. Народ оживился, и лошади да телеги постепенно оттеснили пеших путников на самую обочину. — Тебе-то неохота небось спину светить, — Вица кивком указал на сложенные крылья Астора. — При всех-то. А в темноте не увидят. — Да, — только и мог согласиться тот. — Неохота. В его словах не было ни капли лжи. Он же не говорил, что именно у него на спине. Радуясь, что врать не пришлось, крылатый уже успел понадеяться, что тема закрыта. Но рано. — Это же горб, да? Или просто нарост какой-то? У горбунов тело-то часто короткое, потому что хребет дугой выгнут, а у тебя нормальное… — Не знаю я… — не очень охотно отозвался Астор, пряча за этим свою растерянность. Он не придумал, что врать, а потому отбивался как мог. Словоохотливый Ран, которого иной раз силой не заткнешь, только молча смотрел на них. — Нарост или горб — мне все одно. Такой уродился. Вот все надеюсь, избавлюсь… — он произнес это достаточно хмуро и с искренней надеждой в голосе, и ясное дело, Вица поверил. — А он меня сопровождает, — Астор кивнул на Рана, чтобы тот по дурости не полез снимать обмотки и показывать руки, и спросил в свою очередь: — А ты где налетел? — Это в драке, — их новый спутник сразу помрачнел и коснулся кончиками грязных пальцев слепого глаза, словно вспомнив о своем увечье. А потом его словно прорвало: — Давнее дело было. Мою сестричку меньшую трое задирали на улице, проходу не давали. А я вступился. Она у меня махонькая совсем была тогда. Отец умер, и мы жили совсем плохо, а тут соседка ей целое богатство дала — каравай хлеба. Маленькая уже и забыла, когда такой в руках держала… Бежала домой, под ноги не смотря, глаза горят, хохочет, дурашка… — голос Вицы дрогнул и сорвался. Ран-Кади слушал его с жадностью, не сводя внимательных янтарных глаз. Астор, чувствующий тяжелую развязку, мрачно молчал. — А эти… они вечно без дела шлялись. Сначала задирать начали. Потом хлеб попытались отобрать. Она не далась. Она у меня смелая… — Вица замолчал и некоторое время смотрел только на пыль, липнущую к его сапогам. Ран-Кади подбадривающие коснулся его плеча, и только тогда он нашел в себе силы заговорить вновь. — Они ее когда толкнули, она так закричала страшно. Головой сильно ударилась. Кровь пошла, кусок кожи стесала с головы. Хлеб в грязь… Они его ногами… Тут я услышал и вмешался… Вот теперь… — он снова потрогал свой слепой глаз. — Лекари берут много, да и не помогут они мне уже. Так что вся надежда на этот родник. — Моя тоже, — тихо произнес Астор и улыбнулся, желая подбодрить. — Потерпи. Недолго осталось. Откровение подкрепило его симпатию. Астор даже подумал, что если все сложится хорошо, он раскроет Вице свою тайну. Только позже. Намного позже. И лучше, когда тайна будет в прошлом. А пока они просто шли. Обедать остановились на удобном пригорке. С припасами было совсем скудно, но у Вицы в котомке и того меньше, поэтому они поделились своей едой с ним. Новый знакомый отнекивался и отказывался, убеждая, что он перебьется, но они настояли. Им кусок бы в горло не полез на глазах у голодного спутника. — Дорогу разделили — разделили и хлеб, — произнес крылатый, протягивая Вице кусок дорожной черствоватой лепешки. — Бери, не жмись. — Как хорошо у вас говорят, — улыбнулся солнечно Ран-Кади. — Прямо совсем как у нас. Он сидел, скрестив ноги и по-кошачьи выгнув спину. Остатки косичек, которые заплетали ему горянки, еще виднелись в блестящей косе. У Вицы за полдня пути не должно было остаться сомнений в том, что перед ним юноша, но поглядывал он на Рана удивленно. Впрочем, кто на Рана удивленно не поглядывал? — У нас говорят… — тонкие бронзовые пальцы южанина ловко отломали длинный кусочек лепешки. — Не были братьями по крови, стали по … бэрэ… по хлебу, — он смочил лепешку питьевой водой. — Не были братьями по крови, стали братьями по вину, — Ран разломил лепешку на три части. — Не разделили материнскую утробу — разделим еду и … — он бросил хитрый взгляд на Астора и в последний момент заменил слово, -… кров. Несмотря на последнюю заминку, это прозвучало так торжественно, что даже у крылатого рука подрагивала, когда он брал свой кусок влажной лепешки. Вица же принял свой ломоть с такой торжественностью, словно из рук короля.***
Ран-Кади так долго уговаривал Астора остановиться на ночь у самого озера, что тот просто не мог не сдаться. Вица и вовсе не возражал. А потому они с сумерками спустились по пологому склону к озеру и разбили стоянку там — поближе к разросшимся кустам и подальше от прочих паломников. После случая с Вицей подходить к другим было страшновато. Вот так заплутаешь в темноте, когда ночью приспичит отойти, а тебя за вора примут. Они разделили скудный ужин и вскоре легли, стараясь устроиться как можно ближе друг к другу. Холодные ночи заставляли забыть об осторожности даже Астора. Он втихаря улизнул к воде перед сном, чтобы отмыть крылья, и теперь они, аккуратно сложенные, снова изображали горб. Ран-Кади, выходец с Солнечных островов, ощущал этот холод намного сильнее Вицы и Астора, но это нисколько не уменьшило его решимости отправиться к воде. Его тело истосковалось по влажным объятьям любимой стихии больше, чем по поцелуям любовников. Озеро никак не могло сравниться с соленым морем, к которому он привык, но выбирать не приходилось. Тихо ступая, Ран-Кади обошел густые заросли кустарника, надежно скрывшего его от возможных наблюдателей, и там, у самой кромки воды, избавился от пропыленной одежды. Сандалии улетели в траву первыми, последней — повязка на жаберных щелях. Ран с удовольствием потянулся, встретился глазами с печальным ликом Богини Луны и нырнул. Озерная гладь приняла его с тихим приветственным плеском. Холод сразу отступил, а может, Ран-Кади просто так показалось. Он закрыл глаза — под водой все равно было темно — и легко заскользил, переворачиваясь и легко разрезая толщу воды. Всполошенные рыбы спешили убраться подальше от неведомого существа с волосами-водорослями. Вода любила его. Вода ласкала его. Вода была его любимой ла — самой отзывчивой и самой нежной. Вода была его домом, где ему всегда были рады. Вода была его спасителем и защитником. «Если бы я только мог жить здесь, не выплывая на поверхность», — мысленно твердил ей Ран-Кади, опускаясь на каменистое дно в красивом замедленном пируэте и легко взмывая вверх. «Если бы я мог питаться здесь, я бы никогда не покидал тебя. Я должен был родиться здесь. В воде. А не ходить по жаркой и сухой земле, которая калечит мне ноги». Вода молчала, но Ран-Кади чувствовал ее ответ. Она всегда отвечала ему взаимностью. Он вынырнул, просто чтобы посмотреть на небо. Тучи разошлись едва-едва, но отражения луны и россыпи звезд купались рядом с Ран-Кади. Южанин вытянулся на воде и замер, позволяя воде самой его нести. Так было холодней, но от этого не менее хорошо. Совсем случайно он бросил короткий взгляд на берег и заметил там какое-то движение. Умиротворение, подаренное этим озером, слетело без следа. Ран-Кади тут же спрятался в воду по глаза. Сразу вспомнились предупреждения Астора. Южанин заскользил к берегу морской змеей, стараясь не создавать лишнего плеска. Больше всего он тревожился о брошенных на берегу вещах. Вот покусится на них сейчас кто-то, и что тогда? Жить ему, как и хотел, в озере, пока Астор с Вицей что-то не придумают. А если просто кто-то из паломников застрянет на берегу до утра? Как ему выбраться незамеченным? Мысли эти крутились у Рана в голове, пока он спешил к берегу, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Кто-то бродил по их стоянке. Не Астор, его опущенные под тяжестью крыльев плечи и легкую походку Ран-Кади не спутал бы ни с кем. Он приблизился еще и выдохнул от облегчения — Вица. Это просто не спалось их новому спутнику. Ран-Кади уже поднял руку, чтобы позвать его, но вовремя остановился. Он уже был достаточно близко от берега, чтобы привыкшие к темноте глаза различали, что происходит вокруг. Ближе к дороге горели костры в большом лагере. Голоса сидящих там были слышны даже возле озера — люди пели гимны, восславляющие богиню Эрраш, подарившую им целебный родник. На фоне далекого костра он очень четко мог видеть Вицу. И как бы ни хотел, не мог сказать, что намерения у того добрые. Их новый спутник, которого они уже оба записали в друзья, некоторое время просто стоял, озираясь по сторонам, а потом склонился к спящему Астору и поднял котомку, которую они с Ран-Кади несли по очереди. Развязал спутанные шнуры, пошарил и отложил в сторону. Снова склонился над мирно спящим крылатым и выпрямился, уже держа в руке кошель. Расстояние было большое, но южанин сразу понял, что это за кошель. Не тот, в котором он приволок Астору монеты, а ныне совсем опустевший — другой, с церемониальными золотыми, оставшимися от похорон отца. Гнев поднялся в душе миролюбивого Ран-Кади черной жгучей волной. Тот, кто делил с ними хлеб и ночлег, оказался самым настоящим вором. Тихо-тихо, так что даже плеск воды заглушил его слова, Ран-Кади пробормотал древнюю клятву мести, призвав в свидетели спящего Бога Солнце и бодрствующую Богиню Луну. Такой проступок не мог оказаться ненаказанным.***
Вица хотел выбраться на дорогу, но никак не унимающиеся паломники спутали все его планы. Им как назло в этот раз не спалось — уже была глухая ночь, а костры все горели и разговоры велись. Вица боялся к ним приближаться. После того, как его почти поймали на горячем, люди держались настороженно и свое добро охраняли. Верили они в его вину или нет, а этот случай заставил их откинуть мысли о волшебном роднике и вспомнить, что в этом мире предостаточно воров. Беспечными были только те двое, что его приютили. Выросший на улице и давно свыкшийся с мыслью, что он нужен только самому себе, Вица не испытывал угрызений совести. Не он бы увел у них это богатство — и откуда взяли только? — кошель с пятью огромными золотыми монетами незнакомой чеканки, на которых красовались попарно изображения богов, а на пятой, с обратной стороны от Эода — пса, покровителя вождей и правителей — какой-то герб, так кто-то другой. Не сегодня, так днем позже. Потому что нельзя вот так доверять, кому попало. Откуда они взялись, такие простофили? Крепко держа добычу в руке, он шагал вдоль озера, по широкой дуге обходя не спящих. Тут, у самой воды, было тихо. Только какая-то рыба время от времени сонно била хвостом. Вица спешил. Стертые каблуки его сапог тонули во влажной земле, луна освещала ему путь. К утру он уйдет так далеко, что даже если сообразят и кинутся догонять — не поймают. Да и едва ли кинутся… Он не обратил внимания на новый плеск, уже мысленно разменивая тяжелые золотые кругляши на привычные ему деньги. Только за один ему должны были отвалить целое состояние. Он сможет не только наесться до отвала и подновить одежду, а и — совсем уж роскошь — переночевать в гостинице на мягкой перине. И даже не одну ночь! Мокрые холодные русалочьи руки обняли его со спины, да так крепко, что у Вицы дыхание перехватило. А через миг эти же руки утянули его в черную озерную глубину. Он попытался закричать — но в рот попала вода и вор едва не захлебнулся. Звезды и луна исчезли. Исчезли костры на берегу. Его мир поглотила черная вода. Гибкое мокрое тело тянуло его на дно. Легкие горели. Он попытался скинуть с себя противника, но не смог. Вода смягчила каждый его рывок, ослабила каждый его удар, а цепкие пальцы таящегося в озере были как стальные крючья. Вица дернулся раз, другой и обмяк в этих жестокий холодных объятьях неведомого озерного чудища.