***
- Доброе утро, Джо-о-он. Как обстоят наши дела? От этого подчёркнутого акцента на имени у Ватсона каждый раз будто срабатывал условный рефлекс: губы превращались в тонкую бледную линию, на скулах отчётливо проступали желваки, а сейчас даже кончики пальцев, сжимающие ручку, побелели от натиска. - Доброе, - кашлянув, сухо ответил доктор, не поднимая головы от бумаг. Сегодня Мориарти мученически вздохнул, скидывая пальто. - Такой чудесный день, а вы чернее тучи, - заметил он капризным тоном, будто великосветская девица на прогулке со своим ухажёром. - Место и окружение не располагают, герр Мориарти, - сказано с той же остротой, с какой бумага разрезала кожу в следующей момент. Джон скривился и одёрнул палец, что-то шипя себе под нос. - Конечно, конечно, - хмыкнул Мориарти, но в голосе, как всегда, сквозила издёвка. Джон впервые с момента его появления в лаборатории поднял глаза от стола. Как всегда, безупречен: идеально сидящая форма, выглядывающий из светло-серого ворота мундира край белоснежной рубашки, блестящие чернотой вороньего пера волосы и цвет лица – благородная белизна, на щеках чуть потревоженная морозным румянцем в тон алого рта. Пока Мориарти был занят верхней одеждой, Джон позволил себе задержать на нём взгляд чуть дольше, чем это было необходимо. Вспышкой в памяти возник этот самый рот с влажными расслабленными губами и раскрасневшееся отнюдь не от мороза лицо. - Спрашивай, - в глубь шкафа бросил Мориарти. Джон даже не сразу понял, что гауптшарфюрер обращается к нему. Просто среагировал на звук его голоса. - Простите? - Что хочешь, - обернулся тот и равнодушно пожал плечами. – Я сегодня в отличном расположении духа. – Спрашивай, Джон. Джон нахмурился, одновременно гоня от себя навязчивые образы и соображая, что же он хочет знать. Да, а что он хочет знать? Как тот его убьёт, когда всё закончится, или, когда это вообще всё закончится, или… что... что?! - К какому подразделению вы относитесь? – неожиданно выдал Ватсон. Глаза Мориарти сверкнули интересом, а губы растянулись в приторной и одновременно холодной улыбке. Абсолютно противоречивое карикатурное явление, от которого Джону стало не по себе. - Служба безопасности, - тихо ответил тот и плавно склонил голову на бок, вытягивая каждый шейный позвонок. - Но ты и так знал это, не правда ли? Джон поёрзал на стуле и кивнул. Вопрос действительно был формальным, наводящим. Он сразу понял, что гауптшарфюрер принадлежит к какому-то элитному подразделению государственного аппарата Третьего рейха. Привычные руны «SS» отсутствовали в петлицах на погонах, а сами погоны были другого образца, с нетипичной для общих СС зелёной окантовкой. Невысокий рост и прочие отнюдь не арийские параметры внешности также говорили не в пользу принадлежности офицера к любимому детищу рейхсфюрера. Стоило вспомнить о методах воздействия и преследуемых целях, пускай далеко не конечных, как все, казалось бы, железобетонные "против" превращались в зыбучий песок, утекающий сквозь пальцы. И Ватсон снова склонялся ко мнению о причастности гауптшарфюрера к СС. Впервые увидев Мориарти без пальто, Джон заметил ещё один знак отличия в виде нашивки «SD» на левом рукаве форменного пиджака. Насколько он знал, политические заключённые, военнопленные и прочие осуждённые поставлялись в концлагеря силами гестапо – подразделением с соответствующей спецификой, в полномочиях на несколько ступеней ниже СД. Тем не менее, Мориарти здесь хорошо знали и все, включая коменданта и главного врача, относились к нему с большим пиететом. Странностей в этом было не больше, чем в том, что он самолично доставил Джона сюда и держал под неусыпным личным контролем. Право, неужто у высокого чина нет более важных дел, нежели исполнение роли личного надзирателя чехословацкого докторишки? - Ты не глуп, - Мориарти прервал размышления Джона. Он был уже подле него, расплёскивая между ними свою живую, опасную, пахнущую чем-то запретным ауру. Джон невольно отстранился в попытке сохранить дистанцию и личное пространство, которые Мориарти с присущей ему игривостью и лёгкостью любил уничтожать. – А может, я переоцениваю тебя? – задумчиво протянул гауптшарфюрер и «отпустил» его, элегантно развернувшись на каблуках. На этой недосказанности многообещающий разговор был прерван появлением Морана. Обершарфюрер взмахнул рукой в характерном приветственном жесте, украдкой взглянул на Джона и, коротко кивнув ему, наконец, обратился непосредственно к старшему по званию: - Гауптшарфюрер. Мориарти снисходительно кивнул в знак приветствия и, не вытаскивая рук из карманов, небрежно бросил: - Докладывай. Моран отчего-то мешкал, но резко взлетевшей брови на вполне умиротворённом лице оказалось достаточно, чтоб напомнить, что приказы подлежат исполнению без промедлений. - В лагерь прибыла фрау Мориарти. Несколько секунд стояла звонкая тишина, сопровождаемая полной растерянностью, написанной на лице Мориарти - загадочного хозяина положения, вёрткого, пластичного, опасного и проницательного до мозга костей противника, и тут... Твою мать! Это было неописуемо! Начиная с самой новости о семейном положении его личного надзирателя и заканчивая реакцией Мориарти на сообщение о том, что супруга решила проведать горящего на службе муженька. Джон повернулся к стеллажам с медицинскими инструментами, пряча улыбку от взора мужчин. Судя по всему, фрау Мориарти было дано природой больше, чем многим. Вывести из равновесия эту пластичную суку - чудо, да и только! - Где она сейчас? - гауптшарфюрер, уже облачённый в пальто, натягивал вторую кожу на руки, не обратив никакого внимание на манёвр Джона, рассматривавшего стерильные пробирки; или попросту сделал вид, что не заметил, экономя время. - В отведённом вам крыле комендатуры. Щелчок пальцами на выходе, и, не оборачиваясь: - Ватсон, остаёшься до моего прихода. Я с тобой ещё не закончил на сегодня.***
Под переливающимся всеми цветами радуги блеском бриллиантов в ушах, на длинных светлых шеях и изящных запястьях многочисленных фрейлейн и фрау на празднике, устроенном фюрером, скромную темноволосую девчушку с голубыми глазами, опущенными в пол, Мориарти раскусил в первый же вечер их знакомства. Хайда Гиммлер, племянница рейхсфюрера Генриха Гиммлера, для юного безвинного создания обладала слишком уж чувственными движениями, в которых сквозила природная эротика, заложенная в неё сверх всякой меры, а взгляд, изредка падающий на темноволосого офицера службы безопасности рейха, буквально прожигал тому спину. Мориарти даже не пришлось прикладывать никаких усилий - Гиммлеру достаточно было его блестящего образования, внушающего уважение послужного списка и симпатии любимой племянницы, не преминувший обратить внимание дядюшки на перспективного потенциального жениха. Сам гауптшарфюрер не возражал. Более того, поспешил выразить своё почтение невесте и всей её ставшей с веянием времени знатной семье. Хайда действительно подвернулась очень кстати, удачней вряд ли могло сложиться. В течение их не так давно заключённого брака погоны на плечах офицера оставались теми же, но неизменно внушающими уважение - военная карьера Мориарти выстрелила не по годам стремительно. С присвоением внеочередного звания молодому повесе было решено несколько повременить, дабы соблюсти хоть какие-то приличия и не нарваться на недовольство самого фюрера. Мориарти, собственно, данный аспект мало волновал. Главное, что теперь, через спальню племянницы, он имел прямой доступ к разуму впечатлительного до крайности дядюшки. Довольно быстро и без труда из статуса родственника Мориарти продвинулся до негласного звания первого доверенного лица рейхсфюрера. Обаять кого угодно маленькому темноволосому херувиму с пухлыми щёчками и очаровательной улыбкой удавалось с пелёнок, а уже к годам десяти мальчик в совершенстве владел своей мимикой, эмоциями и речами, с правильно поставленным тоном к той или иной ситуации. Кроме того, сам по себе брак для томного офицера, слишком уж часто мелькавшего в компании мужчин, служил отличной защитой от разного рода подозрений, начиная со шпионажа и заканчивая жёстко преследуемым гомосексуализмом. Мориарти не учёл только одного - в игре под названием «брак» змеем искусителем являлся отнюдь не он...***
- Хайда, девочка моя, где ты? - гул шагов по голому паркету, и вот он уже в гостиной комендатуры «Бухенвальда», в интерьер которой были внесены спешные коррективы, согласно вкусам прибывшего на постой гауптшарфюрера. Мрачные стены в сочетании с громоздкой мебелью из тёмного дуба навевали на герра Мориарти мрачные мысли, угнетали нервную систему, и сказывались на пищеварении. Потому потолок и стены были перекрашены в светлые тона, пол устлан персидским ковром с высоким густым ворсом цвета слоновой кости, глубокие подоконники уставлены цветистыми растениями, а зияющие скучным серым видом оконные проёмы завешены тончайшим тюлем в тон цвета стен. Мелкие статусные безделушки, приборы из серебра и чешский фарфор придавали помещению обжитости и уюта. Обладательница холодных, как стекло, глаз нашлась посреди гостиной. Красивой формы губы, с чётко обрисованным природным контуром, были брезгливо надуты, так что и без того молоденькое личико фрау приобрело и вовсе детское выражение. - Здесь всего одна спальня, Джим! Короткая терпеливая улыбка. - В Берлине у тебя осталось целых шесть спален, - Мориарти приблизился к ней и, ловко обхватив за талию, притянул к себе, - три ванные комнаты и целый штат прислуги, - шептал он, вдыхая запах её волос и кожи. Заметно разомлев под прикосновениями и гипнотическим голосом, Хайда прикрыла глаза, охотно подставляясь под ласку. - ...Включая повара...которого ты выписала из Франции, - почти невесомые поцелуи закончились с появлением холодного влажного языка, скользящего от тонкой выпирающей ключицы к шее. - Кстати, его язык успел добраться выше твоей щиколотки за время моего отсутствия, или он все ещё продолжает вылизывать твои туфли? - Ты же не сомневался в этом, - Хайда прильнула губами к щеке Мориарти. Сразу же после сказанных слов последовал короткий немного испуганный вскрик. От укуса острых зубов на тонкой коже несомненно останутся следы. - Рассказывай, - резкий звук разрываемой материи, и пуговицы дождём посыпались на пол. Рука затерялась в разорванном жакете. - Я наказала его, - после слов, выдохнутых со стоном удовольствия от чувственных прикосновений, кончик языка скользнул по ушной раковине и исчез за рядом обнаженных в улыбке белых зубов. - М-м, - сочувственно изрёк Мориарти, смотря в блестящие от возбуждения глаза женщины. – Ты же знаешь кто я, маленькая дрянь, - глаза почернели от гнева. Перед ударом по лицу наотмашь, глаза женщины испуганно округлились, а хмельная улыбка сошла с лица. Хайда упала на ковёр. Руками опираяст об пол, она пыталась подняться, но дрожащее тело не слушалось. Дыхание сотрясалось от готовых вот-вот прорваться слез. Джим возвышался над ней с невозмутимым выражением лица. - Льда? – сухо предложил он супруге. Смотря на того исподлобья глазами до краев налитыми жгучей ненавистью, Хайда провела ладонью по пылающей щеке - разлившаяся припухлость рисковала в скором времени перерасти в хороший оттёк с синеватыми оттенками. Затем вскинувшись, поднялась с пола. - Да, дорогой. Принесёшь в спальню, - прошипела она и вцепилась в его губы поцелуем. Мориарти слизал кровь с прокушенный губы и ухмыльнулся. Стащив в пару резких движений с себя узкую юбку, фрау бросила её в лицо супруга, отчего улыбка на его губах стала только развязней. В след Мориарти полетели остатки жакета.