Перо Света и Крылья Тьмы

Астрид ничего не видела и не слышала. Глаза застилали слезы, а сама она, прижав руки к ушам, выла, рыдая в голос. Тело Мэй, искалеченное, совсем не такое, каким оно должно быть у маленькой девочки в девятилетнем возрасте, лежало на холодной земле, в окружении самых настоящих убийц. Хофферсон казалось, что её разум скатывается по наклонной, ей кажется, что она сходит с ума. Убили. Незаслуженно. Ни за что. Просто за то, что она есть и поневоле связалась не с теми, с кем надо. Просто за то, что она ступила на родную землю и посмела открыть рот, чтобы защитить собственную жизнь и вразумить уже совершенно невменяемых людей. Убили. Как предателя. Как отвратительную шавку. Словно она — самое мерзкое существо на Земле. Затоптали её целой толпой, обрушили на неё кучу боли, страха и собственной агрессии. Выпустили на ней своё безумие, решив, что они смогут освободить себя, но лишь глубже погрузились в море крови. Убили. Со всей своей яростью, словно так и должно было быть, Старательно ломали кости, хотели сделать как можно больнее. Словно Мэй была опаснейшей преступницей, а не обычным ребенком. Страшно. Больно. Мерзко. Убили. Астрид почувствовала злобу. Невероятную, огромную, безграничную злобу. На все, что произошло. На дьяволов Эклипсима за то, что посмели заявиться в Карнлагс и испортить праздник, на себя, за то, что она уговорила Эрден оставить их, ведь если бы она была сейчас с ними, то Рестрейнд не допустила бы смерти Мэй, на этот чертов телепорт, который, по неизвестным причинам перенес их именно в деревню, на Френка и Сая за то, что сторожили границы именно в этот день, на жителей деревни за их жестокость, на старшину, который не дрогнув, убил Мэй, на Перо Света, которое не смогло явиться на вызов, хотя Астрид призывала ещё более отчаянней, чем в прошлый раз, на все-все-все. На все, что забирает у неё дорогое. Это была такая злость, что она буквально не помещалась в теле Астрид. Вокруг Хофферсон воздух постепенно чернел, приобретая жутковатые черно-фиолетовые оттенки. Нет, не злость. И не гнев. Огромная ярость. Такая сильная, что хочется рвать волосы и кусать локти. Она не смогла. Она столько тренировалась, а тренировки пошли впустую? Почему? Неужели и на войне она ничего не сможет? Тогда какого черта? Какого черта её вообще стали обучать тому, что она никогда не сможет применить на практике. Сейчас она оказалась чудовищно слаба, и будь она стоящим магом, то непременно бы спасла Мэй. Она даже не способна подчинить себе орудие. Перо Света не явилось, но если бы оно было в её руке, то Астрид бы смогла запустить Защитный Механизм и разнести тут все в пух и прах. Не смогла. Она ничего не смогла. Астрид с глухим рычанием втянула воздух и смогла выпрямиться, поджав кулаки до хруста пальцев. Мэй не должна была умирать. Астрид хотела наполнить её жизнь с тех страшных дней одним лишь весельем и азартом. Она хотела уберечь её от войны. Астрид взращивала Лэндон, словно цветок, который расцветал во всей своей красе, ведь Мэй стала чаще смеяться и улыбаться, гораздо чаще, чем было в первые дни. Астрид хотела сделать её счастливой, разговаривала с ней, играла с ней, учила медицинские пособия вместе с ней, шалила вместе с ней. Получала нагоняи от Эрден и Стоика вместе с ней, завтракала, обедала и ужинала вместе с ней. Она хотела быть для Мэй точно старшей сестрой, с которой ты проводишь замечательные дни. Но Мэй не должна была умереть. Она должна была жить, в понимании и любви. Она не должна была проводить свои последние минуты под гнетом серого неба и людской жестокости. А Астрид просто-напросто её не спасла. «Иди сюда.» Она стиснула зубы до судороги в челюстях, чуть пошатываясь от пьянящего, слишком острого ощущения, чувствуя настолько неописуемую ярость, что ноги от неё подкашивались. Хотелось завыть раненым зверем, хотелось так кричать, чтобы потом упасть в обморок. Хотелось рвать, метать, разрушать и вопить. Громко-громко. «Я сказала иди сюда!» В пальцах заиграло щекочущее чувство, отдаленно похожее на легкие, почти невесомые прикосновения. Поднялся ветерок, всколыхнувший практически разорванный шлейф на уже далеко не великолепном платье Астрид. Глаза Хофферсон вспыхнули, горя бешенством и самым настоящим отчаянием, которая испытывает добыча, которая не может более терпеть игры хищника с ней, добыча готова хоть умереть, лишь бы это закончилось. Но Астрид не намерена умирать Она намерена заставлять умирать других. «ИДИ СЮДА! Это приказ, приказ!» Этот мысленный вопль не остался без внимания, а в руке Астрид запестрил небесно-голубой водоворот, который позже преобразовался в Перо Света. Её ноги максимально плотно уперлись в землю, но Астрид более не чувствовала в себе ту энергию, что позволяла ей повелевать стихиями. Лишь слабый её отголосок находился внутри собственного источника сил Астрид. Настрой Защитного Механизма переменился. Энергия перестроилась, и она такая сильная, настолько, что Астрид чувствует, что умрет, если не освободит её. Она громко, едва ли не рыча, дышала. — Убью… — шепнула она, а потом из её груди вырвался вопль: — Я убью вас!!! Следующий звук был похож на треск. Что-то среднее между треском одежды и треском сломанных вещей. Однако он был столь громкий, что эхом задрожал в перепонках каждого человека, в том числе и Астрид. Это был треск разрывающегося пространства. Поднялся резкий, порывистый ветер. Но у людей сразу пробежали мурашки, потому что этот ветер… был им не знаком. Словно завывания загробного мира. Могильный, нечеловеческий холод, адская боль и жуткие страдания слышалась в этом ревущем ветре. Позади Астрид раздавался все тот же треск, словно сама суть пространства начинала трещать по швам. Хофферсон вытянула руку с зажатым Пером в руке вперед, и прямо за её спиной образовалась трещина. Разлом, огромный, страшный и резкий, он разрывал пространство, ломал суть происходящего. Позади Астрид нах была кромешная тьма, настолько непроглядная, настолько первобытная, что людей охватил страх. Астрид дышала загнанно, свистяще, она практически не контролировала собственные эмоции. Весь мир моментально окрасился в красный свет, в голове практически не осталось ни единой мысли. Лишь одна единственная мысль тряслась в голове в бешеных припадках. Убить. Разлом позади неё пропускал через себя ветер, словно это окно в Преисподнюю. Людям казалось, что в их ушах дребезжат вопли мертвых, звучит адский смех тех, кто их пытает, крики юношей и девушек, плаксивый стоны детей… Детей, которым вторит Мэй Лэндон. Астрид запрокинула голову и закричала, и вместе с этим громким воем из разлома хлынули существа. Они были похожи на черную, или фиолетовую субстанцию, очень напоминали теней, хотя удивительно, что при том, что не были похожи на существ из плоти и крови, оставались довольно-таки четкими. Четкими настолько, что всем были видны их морды с кровожадными улыбками, сквозь которые они пропускали ехидные смешки. Существа хаотично выпрыгивали из этого разлома, проносясь рядом с Астрид, словно её вой был приказом наконец начать убивать. Они вытянули когти вперед и заглушили её вой своим, визжащим и гогочащим, словно, спустя столько лет наслаждаются человеческим ужасом сполна. А ужас был. Люди с такими нечеловеческими воплями разбегались в стороны, что приводили тварей в восторг. Кое-кто из них остался рядом с Астрид, разломав клетку. Они выпустили её, и как только Хофферсон ступила на землю, они согнулись в почтительном поклоне. И несмотря на эфемерную форму, им не составило должного труда разрезать веревку. Жители деревни пытались убежать, но твари быстрее, они вылетали вперед, гоготали прямо им в лица, заставляя в ужасе пятиться назад. Таким образом они столпили людей в кучу, образовав из себя плотную кольцеобразную стену вокруг жителей и Астрид. Астрид смотрела в столь знакомые лица жителей деревни, с каждым из которых она общалась практически ежедневно, но более не видела в них никого. Теперь для неё все они — были убийцами. Они не имели права отнимать чужую жизнь, но сделали это. Теперь Астрид вернет им долг, забрав жизнь у них. В животе зародилось ощущение истинного страха, когда она поняла, что этих кошмарных существа она призвала. Это её способность. Это её дар, когда в её руках находится Перо Света. Она призывает существ. Что ж. Она воспользуется тем шансом, что ей предоставлен, если она таким образом отомстит за Мэй. Астрид, осязая, как сильно ей хочется прикончить всех к чертям собачьим, мертвенным голосом произнесла: — Убейте. Каждого. Твари послушно ринулись за дело, начиная убивать людей. Кровь летела во все стороны, отчего Хофферсон затошнило, но она чисто физически не могла оторвать взгляда от процесса. Тишину воздуха прорезали самые различные вопли самых различных людей. Женщин и мужчин, детей и стариков. Хофферсон было неважно, что люди гибнут. Она наслаждалась этими звуками. Воплями, стонами, хрустом костей и треском разрываемой плоти. Адская симфония звенела в ушах, и болезненное чувство агонии внутри, которое образовалось в тот момент, когда в Мэй вонзилось нож, несколько притуплялось и успокаивалось от этих криков, и Хофферсон чувствовала себя освобождающейся в какой-то степени. Изумление от того, что она раскрыла подлинную суть своей магии перекрыла жажда крови, представленная в виде багряной пелены перед глазами. Она сама хотела убить каждого, ломая кости и наслаждаясь криками боли, но хотелось отдать приказ именно тем существам, что вырвались из непроглядной тьмы разлома. Они были похожи на Сумрачных Охотников, о которых писалось в Томе Великих. Хофферсон стояла и смотрела на расправу. Когда она завершилась и существа отошли в различные стороны, столпившись вокруг трупов, она увидела, во что превратились жители деревни. Астрид впервые в жизни видела человеческий труп. Впервые видела столько крови и столько месива. У некоторых людей косте торчали из ран, у кого-то органы из особо глубоких ран вываливались прямо на землю. Астрид все же не смогла такого выдержать. Её вырвало. Она две минуты стояла, опираясь руками о колени, в тот момент как Сумрачные Охотники были молчаливы, но не отрывали взгляда, внимательного, пронзительного, от неё. Она закончила выворачивать содержимое своего желудка на землю и, посмотрев на тело Мэй, зарыдала в голос, спрятав лицо в ладонях. Чуть-чуть. Совсем чуть чуть. Оставалось так немного, прежде чем Астрид смогла бы уничтожить жителей деревни. так почему она не успела её спасти? Почему не спасла? Она бы успела… — Я бы успела… — сквозь слезы проревела Астрид, всхлипывая и хрипя от душераздирающей моральной боли, — Мэй, я бы успела, — Хофферсон вновь зашлась в приступе громкого плача, протягивая руку к лежащей и не дышащей Лэндон, в потухших серых глазах которой отражался весь этот мир. Астрид, сквозь пелену слез вытащила из тела Мэй кинжал, отбросила её в сторону и, закрыв ей глаза и немного приподняв её, прижала к себе. От неё все ещё пахло родным запахом, которым Мэй всегда пахла, когда Астрид обнимала её. И Хофферсон, плача и чувствуя, как её душа чернеет и иссыхает от горя, зарывалась в её волосы и пыталась уловить сквозь запах крови этот родной аромат, — Убирайтесь, — неожиданно прохрипела она, сжимая Перо и проводя им по воздуху, — Уходите обратно, больше вы не нужны! — крикнула она, и существа, покорно склонив голову, с такими же воями и гоготом, с которым они пришли в этот мир, покинули его. Астрид сидела с телом Мэй долгое время, прижимаясь к ней и беззвучно принося ей извинения за то, что не успела спасти. А потом, сквозь пелену слез она увидела, как впереди неё, в небе, слишком близко к земле летят тени, совершенно непохожие на птиц. Хофферсон увидела среди них Корна, напряженного и очень взволнованного, Эрден, губа которой была разбита, но её взгляд остался тем же, Хедер, которая, как и Рестрейнд, не произносила ни слова, напряженно вглядываясь куда-то вдаль, Сморкалу, который с очень тяжелым взглядом пытался выискивать Астрид, а когда увидел её, завопил, но лицо его мгновенно изменилось, близнецов, которые придерживали сумки, вероятно, с лекарствами и травами и Рыбьенога с блокнотом, что-то торопливо поясняющему всем остальным. — Аст… — чуть было не крикнул Иккинг, но стремительно побледнел и его глаза стремительно наполнились ужасом, когда он увидел, как Хофферсон, измученная, руки и одежда которой были в крови, прижимая к себе мертвое тело Мэй, на грани полной потери разума и со слезами на глазах смотрела на Хэддока сверху вниз, сидя рядом с горой окровавленных тел.