Дневник Рыбьенога Ингермана.
7 августа **** года.
Крыло Дракона все ещё оправлялось после потерь. Погибло тысячи демонов, многие пропали без вести, возможно, были похищены. После поражения Матери Смерти воинов Эклипсима стали изгонять из города солдаты армии Игниса, горожане и отряд, в числе которых состояли я, Забияка и Задирака Торстоны, Эрден Рестрейнд, Сморкала Йоргенсон, Хедер Хэддок, Дагур Остервенелый и, к моему несказанному удивлению, Корн Олсен, изъявивший желание действовать против Эклипсима. Так же в изгнании Эклипсима навсегда из земель Игниса приняли участие Стоик и Валка Хэддоки. Иккинг Хэддок, будучи чрезвычайно сильно раненым после сражения с Красной Смертью, самым сильным бойцом Матери Смерти не смог сражаться. Его левая нога была повреждена настолько сильно, что его немедленно поместили в лазарет, и спустя несколько дней ногу заменил протез. Никто толком не смог объяснить, каким образом Астрид Хофферсон додумалась победить Мать Смерти именно так, но многие посчитали, что она погибла. И да и нет. Я сам затрудняюсь дать ответ на этот вопрос. Астрид Хофферсон жива, и мертва одновременно.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
9 августа **** года.
Медицинский отчет.
Я не совсем могу понять, в каком состоянии сейчас находится Астрид. Её поместили в лазарет около четырех дней назад. Над её ранами трудились лучшие лекари Игниса, в их числе Готти. Раны Астрид затянулись, сломанные кости и конечности (три пальца на правой руке, шесть пальцев на ногах, сломаны три ребра, вывих кисти, перелом лодыжки) срослись. Сложно понять, как она была способна сражаться с такими ранами. Но даже когда мы максимально излечили её, состояние Астрид не нормализовалось. Сложно, разумеется, ожидать такого через несколько дней. Но даже сейчас кажется, что она будто умерла. Насчитывая количество ударов сердца, мы не поверили. Двенадцать ударов. В пять раз меньше нормы по человеческим меркам.
15 августа **** года
Очередной медицинский отчет для себя любимого.
Состояние Астрид стабильно, сердцебиение такое же. Один удар в течении пяти секунд. Она дышит, органы работают, кровь переносится по организму, однако она на грани смерти. Это видно по едва заметному дыханию, по слишком бледному оттенку кожи. Это не похоже на сон. Больно наблюдать, как к ней приходят и сидят возле неё. Самое ужасное — не иметь возможности узнать, как она. Нередко приходят Сморкала с Рыбьеногом и долго о чем-то говорят, бросая беспокойные взгляды на Астрид. Хедер — один из самых частых посетителей. Она приносит Астрид цветы, сидит на стуле рядом с ней, сообщает о новостях, но при виде её ран под конец все равно не может сдержать слез. Корн приходил к Астрид не так часто, но его не отпускало сильное чувство вины. И не отпускает до сих пор. Однако он старался всеми силами вернуться к нормальной жизни. И конечно же, чаще всех приходят Эрден и Иккинг. Эрден часами стоит у окна, время от времени рассказывает, что происходит, часто упоминала о том, что если Астрид не очнется, то растеряет все свои боевые навыки. Иккинг крайне долго сидит на стуле рядом с ней и молчит. И всегда держит её за руку.
Каждый раз было ощущение, что тоннель закончится. Он был туманным, однако имел четкие очертания, и был виден путь, по которому надо продвигаться. Но не было ни света, ни тьмы. Все было серым и безжизненным. И бесконечным.
Одна большая, длинная бесконечность.
Бесконечность.
Дневник Рыбьенога Ингермана 25 августа **** года
Время идет крайне медленно, без всякого на то продвижения. Дни идут, Крыло Дракона восстанавливается, погибшие солдаты похоронены, культурные наследия и дома отстраиваются заново. Лишь одно идет без изменений — состояние Астрид Хофферсон. Иногда, когда я прихожу к ней, она напоминает мне куклу своей бледной кожей и какой-то пугающей красотой. Её раны полностью затянулись, и кажется, будто она спит, но с момента её помещения в лазарет прошло двадцать дней, а она не просыпается. Готти, предположила, что если Астрид не может очнуться спустя столько времени, то сейчас она в состоянии комы.
Дневник лекаря Задираки Торстона 5 сентября **** года
Как же тут без медицинских отчетов.
Прошел уже месяц с того момента, как Астрид одолела Мать Смерти. Её состояние совершенно не изменяется. Столько же ударов в минуту, такое же дыхание, такой же оттенок кожи. Ничего. Состояние комы — ужасная вещь. Астрид не просыпается, а все этого очень ждут. Она вроде и жива, и нет одновременно. Мы с Забиякой ничего не можем сделать, лишь исправно выполняем необходимые процедуры, надеясь, что хоть чем-то можем быть полезны. Посетители приходят к ней таким же составом, но уже не так часто. Однако Иккинг держит режим. Он стал более живым после войны с Матерью Смерти. Стал рассказывать Астрид о том, как поживают Хэддоки, что случилось с его ногой. Но неизменно, каждый раз перед тем, как уйти, он повторял:
«Я скучаю.»
Неизвестно время пребывания в туннеле, но он все-таки закончился. В тот же момент происходит попадание в обрывки чьих-то воспоминаний. Неизвестны имена дорогих и близких, неизвестно, где ты жил, а что самое главное — неизвестно даже твое имя. Поэтому видеть чьи-то воспоминания — очень странно и чуточку страшно. Чьи-то улыбки, чей-то гневный взгляд, реплики, визги. Все кажется слишком далеким, не понятно, кому принадлежат эти воспоминания.
Хоть кто-то знает, когда кончится этот кошмар?
Дневник Рыбьенога Ингермана.
16 ноября **** года.
Я стал значительно реже возвращаться к этому дневнику. Возможно, вести его стало сложнее потому, что меня повысили в звании и остается крайне мало времени, или просто потому, что я разленился больше, чем мог представить.
Ах да! Возвращаясь к новостям.
Крыло Дракона, наконец, восстановилось полностью, демоны Игниса оправились после войны. Эклипсим затих и, по моим предположениям, надолго. Приятно видеть восстановившуюся гармонию. Трудно сказать, в каком состоянии сейчас город. Вроде бы все и счастливы, однако есть в этой картине незавершенная, недокрашенная часть.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
25 ноября **** года.
Очередной медицинский отчет.
Не думаю, что кто-то удивиться, узнав, что спустя почти пять месяцев Астрид так и не очнулась. Сморкала перестал приходить к ней, сказав, что уже не может видеть её такой. При этом он крайне растерян. Йоргенсон перестает надеяться, что Астрид очнется. Эрден откололась от Иккинга и стала приходить к Астрид вместе с Хедер. Они выглядели подавленными, уходя от Астрид. Иккинг же оставался таким же исправным посетителем. Он становится грустным только у неё в палате. В остальном морально он почти восстановлен. Однако никто не отрицает, что пробуждения Астрид ждут. И не только те демоны, что приходят к ней в палату. Ждет весь Игнис.
Сложно понять, как много времени понадобилось, чтобы понять, что показанные обрывки воспоминания являются собственными воспоминаниями. Сложно понять, сколько ещё времени уходит на то, чтобы узнать поименно всех тех, кто показан в воспоминаниях. Все кажется таким беспорядочным и неясным. Словно каждый раз кто-то перемешивает все ложкой, создавая хаос по новой.
Конец этой неясности все так же ожидаем.
Дневник Рыбьенога Ингермана.
27 декабря **** года.
Недавно по демонам прошелся слух, что Эклипсим формирует новое восстание. Однако без наличия такого серьезного врага, как Мать Смерти, оно не представляет собой угрозы, поэтому Игнис спокоен. У нас найдутся солдаты, чтобы противостоять подобному восстанию. Однако без Покровителя мы слабы.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
6 января **** года.
Всем итак понятно, что это ещё один никому не нужный отчет.
Итак, прошло уже почти полгода с момента помещения Астрид в лазарет. Состояние стабильно, без изменений. Она не просыпается. Вместе с Иккингом стали приходить Стоик и Валка, которые тоже сообщали произошедшие новости. Валка, судя по всему, считает Астрид кем-то вроде своего вынужденного слушателя. Иногда она приходит одна в другое время, садится рядом с Астрид на стул, пьет свой чай и делится всякими впечатлениями. Она часто с улыбкой рассказывает о том, что Иккинг стал слишком привязан к Астрид и не перестанет приходить к ней каждый день даже через долгое время.
Хочу верить, что долгое время ходить ему к ней не придется. Что Астрид проснется раньше, чем поседеем мы все.
Нужно слишком много времени, чтобы ворох воспоминания наконец рассеялся, заменив собой зеленую поляну. Нужно всего лишь мгновение, чтобы обернувшись, увидеть знакомое доброе лицо. Нужно несколько секунд, чтобы расплакаться, упав на колени и ещё десять, чтобы маленькие руки обняли её, позволяя обнять в ответ и вполголоса выть имя:
— Мэй…
Дневник Рыбьенога Ингермана.
19 февряля **** года.
Зима близится к завершению. Скоро начинается весна, и я несказанно рад этому. В этом году было крайне холодно. Хотя, возможно, не только из-за низкой температуры. Наверное потому, что ощущается неполноценность, потому, что Рождество не было таким пышным, как в прошлом году. Наверное потому, что я не чувствую себя так, будто все идеально и
Игнис может навсегда успокоиться.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
1 марта **** года.
Настал первый день весны. Однако в этом году теплее становится не так рано, как обычно. Пока снег ещё не растаял полностью. Эрден нередко приходит к Астрид с новостями о том, что у неё появилась новая группа солдат, которую она обучает сражаться. В один момент Эрден сказала, что они, несмотря на то, что являются сильными демонами, никогда не смогут иметь такого же хорошего прогресса, как Астрид. Пожалуй ради того, чтобы услышать это, стоило бы и очнуться. Серьезно, я сам чуть не расплакался. Хедер присоединилась к семье Хэддоков и теперь они все вместе приходят к Астрид, однако Иккинг всегда остается последним, кто уходит. И он всегда в конце говорит ей, что скучает. Это уже похоже на своеобразный ритуал.
— Сколько времени я здесь нахожусь?
Мэй улыбается.
— Здесь время идет по-другому. Не так, как в мире живых. Возможно там уже прошли года.
— Боже…
Мэй смеется, видя ошарашенное лицо.
— Это нормально, что я так долго шла к этому месту? И почему я так странно себя чувствую?
Лэндон вдруг задумывается и отвечает:
— Вообще, это любопытный случай, что ты так долго до сюда добиралась. Я оказалась тут почти сразу. А под странным самочувствием… — девочка вдруг задумалась, — Что ты имеешь ввиду?
Взгляд на собственные дрожащие руки вновь на секунду мутнеет. Чувство усталости постепенно затуманивает рассудок.
— Мне хочется уснуть, хотя я и держусь…
Взгляд Мэй становится вдруг беспокойным. Но потом морщинки на лбу сглаживаются, и девочка добродушно произносит:
— Давай-ка мы пойдем кое-куда. Тебя уже ждут…
Дневник Рыбьенога Ингермана.
14 апреля **** года.
Я был прав. Картина идеальной победы не выстроена у меня в голове не только потому, что на ней нет Астрид, но и потому, что это нехватка для каждого. Я открыл для себя уникальную вещь. Моральная связь Покровителя с его демонами сильна настолько, что демоны сами ощущают острую нехватку своего защитника, если его нет. Так же и с Астрид. Когда её нет ни на картине победы, не среди нас, мы не можем чувствовать себя так, будто все закончилось. След войны тянется за нами слишком долго, и он не развеется, пока мы не приобретем полноценную картину.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
2 мая **** года
Ещё один медицинский отчет.
Пожалуй, мне сложно сказать хоть что-то новое. Все очень и очень мутно. Астрид, скорее всего, уснула навечно. Потому что она не проснулась. Её состояние не подвергается никаким изменениям. Однако она точно жива. Её сердце бьется так же медленно, кровь бежит по венам, а дыхание такое же незаметное. Она жива, а такое чувство, что мы никогда не увидим её больше.
Проснувшейся.
Сложно дышать, а не всхлипывать, когда ласковый взгляд проходится по лицу. Сложно не моргать, потому что этот дикий страх, что все вот-вот исчезнет в момент моргания, слишком велик. Сложно не броситься в объятия тем, кто растил и лелеял с самого рождения.
— Мам… Пап… — выходит хрипло, натужно, с придыханием, но это как-то не важно. Самое важное то, что есть чувство тепла обнимающих рук. Что есть на их лицах радостные улыбки. Даже желание уснуть притупляется под напором неверия. Теперь кажется, что все стало невероятно гармоничным. Теперь кажется, что все встало на свои места.
Больше нет места горю.
— Мне так жаль… — голос дрожащий и хриплый от эмоций, — Что вас не получилось спасти… Что вся деревня погибла… Из-за меня… — плач вытесняет радость.
— Тише, — ласково произносит мама, утирая слезы с щек, — Твоей вины в этом нет. Мы с отцом знаем, через сколько ты прошла. И мы тобой очень гордимся.
— Я никогда не мог подумать, что ты станешь настолько сильной. Никогда не мог подумать, что ты пойдешь так далеко.
Улыбка. Измученная, но счастливая. Она невольно появляется на лице. Потому что рядом все, кого любишь.
Хотя что-то не завершает полноценной картины. Но, скорее всего, это с непривычки от нахождения в этом месте.
Дневник Рыбьенога Ингермана.
27 июля **** года.
Слухи о том, что Эклипсим планировал новое восстание, оказались правдивыми. Однако это восстание было столь незначительным и слабым, что подавилось очень быстро. На это даже не пришлось тратить основные силы армии Игниса. К сожалению, улаживая дела с Эклипсимом и восстаниями, я совершенно забыл об этом дневнике. Но я вспомнил об нем и о том, что нужно написать здесь потому, что сегодня Карнлагс. День поклонения демонов Игниса солнцу. И, казалось бы год назад, в замке, где каждый год праздновался этот праздник, ещё год назад, в этом замке танцевали Иккинг и Астрид, счастливые, довольные, не знавшие, что их ждет. Мэй Лэндон, не знавшая, что умрет в этот день. Астрид Хофферсон, не знавшая того, что возможно никогда больше не проснется. И Иккинг Хэддок, не знавший того, что часть его души Астрид утянет за собой, и он навсегда останется привязан к ней.
Дневник лекаря Задираки Торстона.
5 августа **** года.
Сегодня ровно год с того момента, как Мать Смерти была побеждена, а Астрид погрузилась в сон. Это состояние Готти объяснила, как кому. Ничто не способно разбудить Астрид, кроме неё самой. И, судя по всему, Хофферсон тоже не может это сделать. Она молчит уже год, и сегодня к ней пришли абсолютно все. Даже Сморкала и Корн, которые после этого ушли весьма подавленными. Эрден присоединилась к чете Хэддоков, которые пришли к Астрид. Её палата заполнена цветами, подарками и открытками. Все ждут её пробуждения. Даже я с Забиякой пришли к Астрид, хотя и ухаживаем за ней каждый день. Иккинг остался с ней дольше, чем обычно. И ушел ещё более огорченным, чем когда-либо.
Даже спустя год она не проснулась.
— Все в порядке? — обеспокоенно спросила мама, заметив слабость и подрагивающие ноги.
— Да… Мне почему-то нехорошо. Очень хочется… Спать.
Отец посмотрел обеспокоенно, а ослабшая рука неожиданно почувствовала на себе касание руки Мэй.
— Ах! — вскрикнула девочка, — Ты. Просто ледяная!
— Что с тобой? — спросил отец, подходя поближе и заглядывая в глаза.
— Я. Я не знаю. Вообще не знаю. Понятия не имею. Просто хочется. Уснуть.
— Стой! — крикнула мама, — Не закрывай глаза! Скорее всего, это связно с тем состоянием, которое находится твое тело в реальности. Хотя, после смерти обычно душа больше не связана с телом.
— Но если она зависима от своего состояния в реальности… — протянул отец.
— Ты все ещё жива, — завершила мама.
— Как?! Я же отчетливо помню, что погибла!
— Возможно крупицы жизни остались в твоем теле. Ты сейчас не мертва, — сказала Мэй с умным видом. Вот же. Обучилась умным речам, — В реальности, вероятно, ты находишься в состоянии настолько глубокого сна, что это похоже на смерть. Ты не проснешься, пока этого не захочешь.
— Ты хочешь проснуться? — задал вопрос отец.
— Я… Я не знаю. Хочу, наверное, раз мне тут так плохо… — голос вдруг резко оборвался, и далее уже с отчетливыми нотками страха, — Постойте! То есть это значит, что мне придется опять покинуть вас?!
— А кто сказал, что ты нас покидаешь? — недоуменно спросила Мэй.
— И то верно, — в тон ей сказал отец, — Ты же не покидаешь нас, а отлучаешься. Когда ты по-настоящему погибнешь, то вернешься сюда. К нам. И гораздо быстрее. Ты не могла попасть сюда из-за сопротивления той части твоего тела, что ещё жива.
— Н-но я… — голос начал подрагивать, а глаза стало болезненно пощипывать из-за скопившихся слез, — Я не увижусь с вами ещё так долго.
— Послушай, — проговорила мама и заключила её в объятия, — Мы: я, отец и Мэй. Мы знаем, что ты непременно явишься сюда. Что ты вернешься. И для нас не будет проблемой немного подождать, ведь мы знаем, что у тебя все будет хорошо. А те, кто в реальности… Они не знают даже, умерла ты или нет. И что самое болезненное…
Мама посмотрела в глаза так пронзительно, что сердце замерло, и сказала вкрадчиво:
— Что они ждут тебя надеются на твое возвращение. Они
хотят, чтобы ты очнулась. Ты хочешь к ним? К тем, кто любит тебя так же, как и мы?
— Конечно хочу… — говорить было тяжело из-за занемевшего подбородка и челюстей, — Я так к ним хочу… Но я слишком мало была с вами. Вас опять у меня отнимают.
— Ну что за глупости! — засмеялся отец, — Никто нас у тебя не отнимаем. Мы ждем, слышишь? А твои близкие с той стороны не знают, когда ты очнешься. Зачем же их разочаровывать?
Руки дрожат. Опять становится очень страшно. Как же хочется остаться здесь ещё ненадолго. Они здесь. Они
живы. Как же прекрасно видеть родителей не застреленными, а красивыми и цветущими. Как же замечательно не видеть жутких ран и ссадит и выражение ужаса на лице Мэй, которое было на ней, когда её убивали жители родной деревни. Они были здесь. И она не могла остаться с ними. Это казалось высшей несправедливостью.
— А что, если я никогда не вернусь к вам?! — какой страх захлестывает от этой догадки. А если не получится вернуться в это место, и она больше никогда их не увидит?
— Нет, — Мэй качает головой, — После смерти все оказываются здесь. И ты вернешься, хочешь этого или нет.
— Почему. — спать хотелось все сильнее, но горечь притупляла это желание, — Почему дорогие для меня существа по разные стороны?..
— Прошу тебя, возьми себя в руки, — умоляюще сказала мама, — Ты тратишь последние силы. Если тебе не хватит их на то, чтобы вернуться обратно, то ты по-настоящему умрешь.
Сил на возражений просто не осталось, зато их хватило на то, чтобы заключить всех троих в объятия.
— Я люблю вас. Всем сердцем.
Они застыли на секунду, но тут же обняли в ответ. Их тепло согревало.
— Мы тоже тебя любим, — сказала мама, её глаза поблескивали. И в её голосе было столько тепла, что хотелось закутаться в него, как в старый уютный плед.
— И мы будем тебя ждать! — вторила Мэй дрожащим голосом, прижимаясь ближе.
— Ты молодец, — вполголоса произнес отец, — Прошу тебя, будь осторожна там, без нас.
— Х-хорошо…
— Мы будем ждать, — повторила мама и поцеловала в лоб.
Это произошло само по себе. Просто свет начал отделять её от них троих. Она в один момент заметила улыбку на лице мамы и отца, плачущую Мэй, которая махала ей рукой, и сама помахала им в ответ, смеясь и захлебываясь слезами и всхлипами одновременно.
Когда тьма окутала её вновь, она оказалась уже готова к этому. Мысленно попрощавшись с ними тысячу раз, она наконец утерла слезы и повернулась вперед, лицом к пустоте. Там её ждут.
Её звали Астрид Хофферсон.
И она непременно проснется.
Дневник Рыбьенога Ингермана.
19 сентября **** года.
Пожалуй, можно сказать, что Игнис теперь восстановился полностью. Восстания Эклипсима теперь подавлены, больше некому воевать против Игниса, который постепенно укрепляет свою власть все больше. Астрид так и не похоронили, но большинство считают, что она все же погибла. Я сам не знаю, верить тому или нет. Но не могу смириться с её смертью. Что-то подсказывает мне, что она не могла умереть просто так.
Дневник Задираки Торстона.
28 апреля **** года.
Да не отчет это уже.
На самом деле я не писал так долго просто потому, что не хотел. Честно. Я устал хранить хрупкую жизнь на протяжении почти полутора лет. Я не мог видеть отсутствие жизни, когда все делал для её восстановления. Поэтому на какое-то время я перестал писать. Однако, кое-что заставило меня вновь сесть за этот дрянной блокнот. Сегодня, когда я вновь проведал Астрид, посчитал количество ударов сердца, на секунду я оторопел. Двадцать четыре удара. В два раза больше, чем было весь год и несколько месяцев. После произошли удивительные вещи. Кожа Астрид на несколько минут приобрела здоровый оттенок, и в комнате почувствовалось присутствие её магии. Это все происходило в течении нескольких минут, во время которых я не знал, куда деть себя от восторга и страха одновременно. Я не сказал об этом никому, потому что не хотел вселять ложных надежд. Сейчас состояние точно такое же, что и на протяжении всего времени. Однако теперь моя вера стала сильнее, чем когда-либо.
Постепенно воспоминания от самых ранних начали приближаться к самым поздним. К последним, которые с ней произошли перед её смертью. Она приметила пронзительно-синий глаз Эрден, блестящие волосы Хедер и её игривый взгляд. Она вспомнила теплые руки Иккинга и его взгляд, когда она закрывала разлом. И его рыдания, когда он думал, что она погибала.
Она все помнила.
Она стремилась к реальности.
Неизвестно было, сколько времени прошло с её так называемой смерти. Но не было разницы. Она была готова вернуться в реальность хоть через несколько дней, хоть через несколько лет.
Воспоминания становились настолько яркими, что ощущались по настоящему. В этот же момент стало остро покалывать в области рук и ног. Все тело резко отяжелело. Но к черту. Это была такая радость — впервые почувствовать свое тело на физическом уровне, что счастье приносили даже далеко не самые приятные ощущения. Она сейчас слишком близка к жизни. Её яркий свет уже мельтешит перед глазами. Нужно совсем чуть-чуть времени, чтобы схватить и поймать его. Совсем чуть-чуть терпения.
И она сразу же вернется.
К ним всем.
И к одному наглому демону, что ждет её.
24 мая **** года.
11:58.
— Знаешь, вчера Сморкала, например, бросил вызов Эрден, пообещав ей, что в этот раз обязательно победит её. Самым изумительным было то, что под конец, когда он вновь повалился на землю, он перекувыркнулся несколько раз подряд, походя на шар. И это было настолько смешно, что Эрден. Черт возьми, Эрден впервые на моей памяти расхохоталась! Я думал, что вызвать её смех может божественная шутка или что-то вроде, но её рассмешила такая нелепая ситуация… Да… Эрден действительно плоха в юморе… — тихо засмеялся Иккинг.
Он снова находился в палате Астрид, которую заливал солнечный свет. Хофферсон лежала на кровати, её светлые волосы разметались на подушке, а грудь ритмично вздымалась и опускалась. Её лицо было таким красивым в своей чуть ли не мертвой красоте, что Иккинг мог бы любоваться им часами. Хофферсон знатно отощала из-за невозможности нормально питаться, поэтому сейчас казалась Хэддоку настолько болезненно-хрупкой, что он боялся лишний раз брать её за руку.
— Знаешь, почему я сегодня пришел сюда чуть раньше, чем всегда? — спросил Иккинг, дав ей секунду, точно она сейчас ответит, но тишина сказала за неё, — Потому что сегодня ровно два года прошло с того момента, как я забрал тебя из деревни. Да, представляешь, я запомнил и дату, и время… — Иккинг улыбнулся, чуть сжав в своей большой ладони холодные пальцы Хофферсон.
Он любил вспоминать те времена, когда подшучивал над Астрид, когда они едва ли не враждовали. Он любил вспоминать, как наслаждался реакцией Хофферсон на его подколы. Как ему нравилась её непокорность, её острый ум. Он любил слушать её голос, и ежесекундно его мысли возвращались о ней. И иногда он жалел. Он считал, что если бы Астрид осталась там, в деревне, её жизнь бы сложилась совершенно иначе. Но тогда бы они никогда не встретились. И не было бы таких замечательных воспоминаний. Все, что сейчас нужно сделать Астрид — проснуться. Иккинг был бы в любую секунду готов сделать её жизнь замечательной. Он хотел укрыть её от опасностей. А у него не получилось. И он в какие-то моменты умирал от собственной слабости.
— Астрид, тебе уже девятнадцать… Как же непривычно знать, что прошло уже два года с того момента, как я забрал тебя оттуда. Как же меня убивает то, — речь Иккинга постепенно замедлялась, а голос становился все ниже из-за с трудом сдерживаемых эмоций, — Что тебя постоянно забирают у меня. Что я никогда не мог быть уверен, что ты не исчезнешь у меня из-под крыла!.. И. Сейчас все нормально. Сейчас нет врага, который хочет убить нас, но. Теперь я даже не знаю, слышишь ли ты меня. Потому что ты не можешь очнуться… — Иккинг сделал вдох и выдох, — А ты… Ты возможно вообще сейчас даже не думаешь обо мне… — хрипит он, — Но лично я не могу выбросить тебя из головы. И я люблю тебя так же сильно, как и в тот день, когда впервые увидел… — признался Иккинг, вслепую тычась своим лбом в тыльную сторону её ладони.
***
«…не можешь очнуться…»
Голос Иккинга, который на удивление четко раздался в её ушах, когда она летела сквозь поток собственных воспоминаний, оказался полной неожиданностью. И огромной радостью. Услышать спустя такое количество времени его голос казалось отрадой. У Астрид слезы едва не хлынули из глаз при тембре родного голоса. Она с трудом сдержалась, и, прерывисто вздыхая, попыталась понять суть происходящего. Такого она точно не помнит в своих воспоминаниях.
Что происходит?
Если он говорит об «очнуться», могут ли эти слова быть обращены к ней? Может ли это быть что-то вроде личной исповеди Иккинга, которую он посвятил Астрид?
«А ты… — продолжал он, и у Хофферсон разрывалось сердце от количества печали в его голосе, — Ты возможно вообще сейчас даже не думаешь обо мне…».
Неправда.
Она думает о нем так же часто, как и он о ней. И Астрид непременно хочется как можно скорее вернуться в свое тело и сказать ему об этом. Что она даже во время смерти будет думать о нем.
«Но лично я не могу выбросить тебя из головы.»
Сердце ёкнуло от этих слов и желудок скрутило. Если сейчас это события настоящего времени, то как же сильно Астрид хочет прижать Иккинга к себе. И недостойно разреветься. Потому что печалью Иккинга можно наполнить целый океан.
«И я люблю тебя так же сильно, как и в тот день, когда впервые увидел…»
Астрид сжалась в комок, зажмурившись. Как же сильно она хотела, чтобы Иккинг знал о его полной взаимности. Что Астрид его слышит, что её чувства так же крепки, если не крепче. И если Иккинг сейчас не услышит хотя бы отголосок её мыслей, то Астрид сойдет с ума.
Эмоции хлынули через край, и Астрид начала мчаться через поток с такой скоростью, что волосы хлестали по лицу с неведомой силой.
***
Иккинг оторопел, увидев, как из закрытых глаз Астрид побежали слезы, пробегая по щекам и впитываясь в ткань подушки. Он не поверил, увидев на лице Астрид хоть что-то, помимо обремененности вечным сном. И это ему показалось едва ли не волшебным сном. Он резко встал, его крылья затрепетали от волнения и чуть ли не восторга. Неверие вперемешку с счастьем окатило его неожиданной, хлесткой волной.
— Астрид… — шепнул он, чувствуя, как у него самого на лице катятся слезы. Полтора года. Полтора года без ответа. Полтора года они жили в полном молчании. И вот он. Тот момент, когда Астрид услышала его. Когда его эмоции не остались незамеченными. Он склонился над ней, внимательно вглядываясь в её лицо, ища хоть какие-то отголоски эмоций.
И чуть не задохнулся от неверия, когда глаза перед ним распахнулись, открыв незримую до этого в течение полутора лет синеву радужки, сопровождая это резким вдохом. Иккинг резко отшатнулся, присев обратно на стул и накрыл рукой лоб, ошарашенно вглядываясь в стену.
Наверное, он сошел с ума.
Наверное, ему показалось.
Он не мог поверить.
Но когда увидел резко вздымающуюся грудь девушки и её распахнувшиеся иссохшие губы, а главное — её
осознанный взгляд, направленный на него, он позволил себе поверить в это чудо. Он позволил себе понять, что это — реальность, а не очередные его мечты, которыми он забывался.
Иккинг накрыл глаза ладонью. Его плечи пару раз мелко дрогнули, а потом он осторожно отвел руку от слезящихся глаз, посмотрел на Астрид и проникновенно произнес вполголоса:
— Как же я сейчас…
Счастлив.
Астрид начала улыбаться ему, несмело смеяться и вместе с тем всхлипывать и захлебываться собственными рыданиями. Иккинг совершенно не изменился. Возвращаясь обратно, она ожидала колоссальных изменений, и ожидала с ужасом. Но увидев его таким, ничуть не изменившимся за определенное время, она не смогла сдержать эмоций. Она хотела многое ему сказать, хотела подскочить и обнять, но голосовой аппарат и конечности не использовались два года. Поэтому Астрид смогла лишь с трудом приподнять руки.
Иккинг все понял без слов, и, осторожно прикоснувшись к Астрид, почувствовал тепло её
живого тела. Он аккуратно приподнял Хофферсон и, не в силах больше просто смотреть на неё, резко прижался к ней, обвив руками, как удав свою добычу. Он рвано выдохнул и не смог сдержать слез, что покатились по его щекам.
— Я… Я вообще не думал, что ты когда-нибудь очнешься… — с трудом выговорил он, чувствуя, как руки Астрид едва заметно и осторожно обнимают его, чуть цепляясь пальцами, — Я всякую надежду потерял, — Иккинг едва не рвет на части от того, как содрогается в ответных рыданиях тело Астрид в ответ. Ему сносит крышу от счастья, которое хлынуло на него.
Астрид всхлипывала и обнимала такого теплого и родного Иккинга, который был от неё по ту сторону на протяжении долгого времени. Который вообще перестал верить, что она сможет проснуться.
— Я.. зд…есь… — с трудом, хрипло выговорила она едва работающим голосом, навыки которого растеряла за столько дней молчания. Она тряслась и сжимала Иккинга так сильно, словно не то, что боялась его ухода. Она даже шанс бы ему на подобное не дала.
— Да, ты здесь… — Иккинг зарылся носом ей в макушку и выдохнул горячий воздух ей в загривок, — И от этого я просто счастлив.
