***
«Эта девушка странная, не так ли? Она только и делает, что играет на этой приставке целый день...» «И не говори. Кто тратит столько времени на видеоигры?» «Только тупые геймеры-кретины.» «Они слишком замкнуты для общения. Вы видели дом её родителей? Богатые дети всегда считают, что они слишком хороши для нас...» Когда Чиаки проходила мимо сплетничающих студентов, она сжалась и упёрлась в экран сильнее, будто яркие цвета смогли бы заблокировать разговоры. Она надеялась, что их слова перестанут доканывать, но — тщетно. Они ошибались в том, что она застряла, хотела возразить она. Она с удовольствием побеседовала бы с ними, если бы могла. Но, даже если она и хотела начать разговор, она просто не знала, как. Все девушки, с которыми она мечтала поговорить, болтали лишь о парнях, о моде и о других вещах, которыми она не интересовалась, а все парни смеялись над идеей играть в игры с девушкой. Просто не было возможности связать свой мир с их миром. Правда, всё было хорошо, сказала она себе. Когда одиночество сильно угнетало, она просто просила у своих родителей больше игр, чтобы отвлечься. Она бы и с ними провела время, но знала, что у них самих этого времени нет. Поэтому соглашалась на подарки. Розоволосая девушка вздохнула, одной рукой отпустив консоль, чтобы подтянуть сползающий рюкзак к плечу. Её ноги бездумно следовали по тропинке к классу, пока глаза тренировались в игре. Вокруг неё крутились люди — безликие студенты в безликой толпе. Очередной обычный день в школе. Она была совершенно не готова к тому, что пол под ней внезапно исчезнет. Это было настолько неожиданно, что Чиаки даже не успела вскрикнуть. Секунду назад она приближалась к двери в класс, а в следующую её нога провалилась сквозь пол, и она падала, падала... Она с визгом ударилась о землю, консоль вылетела из её рук и растворилась в темноте. Тело жутко болело от удара. Подняв голову, она увидела, что попала в какой-то средневековый коридор. Повсюду камни, тёмные и холодные. На стенах висели ярко светящиеся во мраке мониторы, но изображение на них искажалось статикой. Пока она пыталась понять, как она здесь оказалась — разве она не шла на занятия минуту назад? — чей-то голос женственно, мягко и неправильно раздавался повсюду эхом. «Беги, староста. Посмотрим, как далеко ты сможешь...» Чиаки начала просыпаться с тихими вздохами, её сердце бешено стучало, как у кролика, холодный пот стекал по коже. Кафельная плитка. Она смотрела на потолок из белой плитки, а не на тёмные коридоры. Она была в своей постели, в безопасности. Её сердцебиение замедлилось, и она облегчённо вздохнула. Абсолютный Геймер вытерла пот и зевнула. Прошло уже много времени с тех пор, как ей снилась прошлая средняя школа. Воспоминания об этом одиноком времени были не самыми лучшими, и её мозг охотно сотрудничал с ней, питая её приятные мечты играть с друзьями. Но этот последний сон... что это было? Она нахмурилась, но на пути её снов всё растворялось в дневном свете. Она испугалась — слишком много она помнила. Должно быть, просто плохой сон. Одной рукой потирая глаза, Чиаки слепо следила, как Камукура-кун протягивал ей новую трость. Это было в пределах досягаемости от кровати, и, как только она получила её, то использовала, чтобы попробовать встать; всё это время ноги слегка дрожали. Дни превратились в недели, и её прогресс в ходьбе был медленным, но стабильным; она всё ещё не могла сделать больше одного или двух шагов сама, но с тростью ей удавалось недолго походить. Очень недолго. Инвалидная коляска по-прежнему служила основным средством передвижения. Едва пройдя расстояние до своего комода, Чиаки приходилось останавливаться и садиться. Это было прекрасно, ведь она ещё не могла спускаться по лестнице. Но ей не нравилось, что нужно было опять учиться ходить по ступенькам вверх и вниз. Несмотря на странный сон, день был довольно обыденным. Терапия прогрессировала, как обычно, с небольшими улучшениями в конце. В обед она пробовала есть самостоятельно, и ей даже удалось накормить себя несколько раз, прежде чем палочки для еды упали из её дрожащей руки, и Камукура-кун снова занял своё место. Ничего примечательного до полудня не происходило. Чиаки пыталась выяснить, что понравится Камукуре-куну больше — Disgaea: Hour of Darkness или Dungeon Explorer, как вдруг он появился из ниоткуда и протянул ей толстую стопку бумаг. — Что это? — Спросила она, бережно принимая их. — Ты просила фотографии своих друзей. Точно, она просила. Это было в начале недели, но тогда он ответил, что у него их нет. Позже она решила, что он забыл об этом. Откуда он их взял, Чиаки не знала, но она не сомневалась в его способности добиваться своих целей. Она медленно изучала снимки, и её сердце всё больше и больше сжималось. Фотография с последнего выступления Миоды-сан и Сайонджи-сан; газетная статья о Кузурю-куне и последнем нападении Пекоямы-сан на Базу Будущего; обложка журнала с изображением Монокумы и закусочной Ханамуры-куна; и другие различные вырезки. Было больно смотреть на доказательства злодеяний её друзей, и было, вероятно, неправильно надеяться, что База Будущего не поймает их; в конце концов, теперь они — террористы и преступники. Но ей было всё равно. Они были её первыми друзьями, их и Хината-кун. Они много для неё значили. Она хотела, чтобы они были на свободе, в безопасности, даже если это подразумевало, что они продолжат совершать ужасные вещи. Наверное, я слишком эгоистична. Розоволосая девочка сглотнула и отложила фотографии. — Спасибо. Она чувствовала его скучный взгляд на себе. — Ты не просила меня найти своих родителей. Вопрос, замаскированный под утверждение. — Ах... — Чиаки пожала плечами, невольно вспоминая свой сон. — Они... на самом деле, они не были рядом, когда я росла, поэтому у меня нет к ним особых чувств. Я не имею в виду, что желаю их смерти или ещё что-то, но это немного сложно, ведь я их почти не знаю. Даже Юкизоме-сенсей мне роднее, чем моя настоящая мать. Часть её чувствовала себя немного виноватой за такие слова, но она никак не могла этому помочь. Юкизоме-сенсей была воплощением матери, хоть Чиаки и знала, что она всего на несколько лет старше её; добрая, но строгая, когда ей приходилось это делать. Заинтересованная в своих "благополучных и талантливых" учениках, она всегда была готова дать совет. Чиаки восхищалась ею, ориентируясь на неё в формировании своего поведения как старосты. Юкизоме-сенсей была настоящим образцом для подражания. Так почему же, когда Чиаки недавно вспоминала о ней, у неё возникало чувство предательства? Она знала, что Юкизоме-сенсей тоже промыли мозги, но это не объясняло сердечные муки от мыслей именно о своей учительнице, а не о своих одноклассниках. Думая о ней в качестве матери и о своих отсутствующих биологических родителях, она будто что-то вспомнила и повернулась к темноволосому парню. — Как насчёт твоих родителей, Камукура-кун? Они в порядке? — У меня не осталось воспоминаний о них. Я не знаю, живы они или нет, да и меня это не волнует. — Они не навещали тебя во время реализации проекта? Разве он тогда не был несовершеннолетним? Разве это не означает, что его родителям нужно было согласиться на то, чтобы их сына использовали в качестве подопытного кролика в проекте Камукура? Чиаки хотела забыть этот вопрос, как только он возник в голове. Да, её родители были пренебрежительными по отношению к ней, но она была абсолютно уверена, что они не согласились бы на подобное. — Нет. После моего рождения посещение было запрещено. Раньше это не имело значения, хотя по тем данным, которые я собрал, они всё равно не посещали Хинату. Чиаки пришлось проглотить комок в горле, воображая, как бедный Хината-кун сидит где-то в лаборатории совсем один, осознавая, что его родители даже не удосужились навестить его. Тогда Камукура-кун, сидящий в той же самой лаборатории, скучал, изолированный от общества, как какое-то ценное животное. Она знала это чувство игнорирования людьми, которые должны были любить тебя, и она ненавидела это. Она также знала, что ему всё равно. И, может быть, это и сделало её самой грустной из всех. Его действительно не волновали условия, в которых держали и его, и Хинату-куна. — И ты больше никогда их не видел? — Один раз, — скучно признался Камукура-кун, — после того, как академия пала. К тому времени я обнаружил, что все еще сохраняю эмоциональную привязанность к тебе, и мне было любопытно, будет ли у меня такое же чувство к моим родителям. Поэтому я и выследил их, но, встретив, так ничего и не почувствовал. Я ещё раз дал им возможность полюбоваться собой, но они оказались очень скучными людьми. Я взял отпуск и вернулся сюда. — Наверное, у нас есть кое-что общее, — грустно пробормотала Чиаки, когда стало ясно, что он закончил. Dungeon Explorer оказался лучше. Кооператив, вероятно, будет смехотворно лёгок для них, но наличие только двух игроков вместо пяти может компенсировать это. К тому же она была поклонницей классики. Он молча взял контроллер и вставил диск. Она устроилась рядом с ним и приготовилась играть.***
Нанами была самой нелогичной девушкой. Этот вывод Изуру извлёк из своего общения с ней. Он уже давно заподозрил это, когда увидел, как она пытается «помочь» ему, истекая кровью до смерти, но позже его догадки подтвердились. Она была склонна к натиску веры и эмоций, то есть действиям, которые имели мало оснований в реальности. Это доказывали её постоянные попытки победить его в видеоиграх, чтобы он мог «повеселиться». Он много раз говорил ей, что это невозможно. Но она была настойчива. Однако ему было не так скучно, когда он проводил время с ней, что было близко к значению «повеселиться». Так что в этом, может, что-то и есть. Но опять же, только потому, что он был с ней; играя в игры один, он быстро терял интерес. На тот момент Изуру наблюдал за завершением другого сеанса терапии. Они действительно немного переусердствовали; он предложил остановиться несколько минут назад, но Нанами решила продолжать. Она чувствовала, что на этот раз справится с шестью шагами, но через мгновение он подсчитал, что она, скорее всего, справится всего с тремя, поэтому позволил ей продолжить. Как он и предугадал, на втором шаге её ноги вытянулись, пока руки не прижались к стене. Потом подкосились и колени, но ей удалось превратить падение в немилосердное скольжение на пол. Она выглядела слишком счастливой, её глаза сверкали. — Я сделала это! — Воскликнула Нанами, приближаясь. Она взглянула на него и просияла. — Камукура-кун, ты видел это? Я прошла весь путь до стены! — Да, ты справилась, — вяло согласился он. Он никогда не мог смотреть на её улыбку слишком долго. Это вызывало колебания в его сердцебиении. Каждый раз, без исключений. Он быстро понял, что это побочный продукт его тяготения к ней, но почему-то не мог заранее подготовиться к следующему разу. Он взял её за плечо и поднял. Оно было очень тонким, он замечал это уже не в первый раз; его рука почти полностью охватила её предплечья, дотрагиваясь указательным пальцем до большого. И она всегда чувствовала себя такой маленькой, когда он носил её. Иногда это наводило его на мысли о том, что она недоедает. Но всякий раз, когда он проверял её вес, тот был в пределах здоровых параметров её роста и возраста. Просто она была маленькой. Он не понимал, почему он всегда помнил о таких вещах. Почему её тело, цвет волос или глаз должны привлекать его внимание? Постоянно? Они никогда не менялись, но всегда оставались интригующими для него. И потом, тот факт, что она могла побуждать у него последовательные эмоциональные реакции без нарастания скуки, стал одной из причин, почему она интересовала его. Когда он нёс её назад в инвалидное кресло, взгляд Нанами соскользнул на календарь в гостиной. Её улыбка исчезла, и розовые глаза стали грустными. Изуру быстро выполнил мысленные расчёты и понял, почему. Сегодня день, когда она почти погибла. Его не удивило, что он не помнил об этом. Некоторая отдаленная часть его отметила приход сентября, но он никогда не уделял особого внимания датам. Они не имели для него значения — каждый день был таким же бессмысленным, как и все последующие. Казалось нереальным, что уже прошёл год с тех пор, как он впервые поборолся за спасение её жизни. — Спасибо, Камукура-кун. Её слова были мягкими и внезапными, но он, тем не менее, услышал их. Было очевидно, что она благодарила его именно за это — учитывая дату, это должно было послужить спасением её жизни. Он моргнул, показывая, что принял её слова. Она заправила прядь волос за ухо. — Знаешь... ты присматривал за мной весь этот год. Для тебя это было, наверное, скучно — провести большую часть времени с человеком без сознания. — Это так. — Но ты всё равно это делал. И с тех пор ты продолжал помогать мне и следить за мной. И я просто поняла, что никогда не говорила тебе этого раньше, поэтому... искренне, спасибо тебе. Она была благодарна ему. Она доверяла ему. Изуру позволил ей ждать в тишине, обдумывая её слова. Эта информация была отнюдь не новой, но всё ещё чем-то, что он не мог постичь. Это было просто глупо с её стороны. Она не помнила в полном объёме о его прошлой связи с Эношимой, но, учитывая, насколько сложным было его знание о ней, она должна, по крайней мере, подозревать это. — Твоя благодарность неуместна. Я не такой хороший человек, Нанами, — наконец заявил он. — Я не забочусь о мире, и мои планы далеко не моральны. — Его план загрузить ИИ Эношимы в Программу Нового Мира, чтобы протестировать, действительно ли отчаяние сильнее надежды, было тем, что Нанами определённо бы не одобрила. Нанами вздрогнула от его прямоты. — Я знаю, — сказала она после паузы. — То есть... со всеми своими талантами, ты, возможно, остановил бы Эношиму до того, как ситуация настолько обострилась. У тебя наверняка было много возможностей. Но это не значит, что я не могу быть благодарной за всё, что ты для меня сделал. Это не значит, что я не могу быть благодарной за то, что встретила тебя. Я знаю, ты не хороший человек... но я также не думаю, что ты плохой. Изуру заметил тёплое чувство у себя в груди. Это случалось не в первый раз в её близости; он уже исключил экологические и медицинские реакции в качестве причины. Он должен изучить это более подробно позже. — ...Неразумное убеждение. У тебя нет достаточно доказательств для подтверждения этой гипотезы. Она снова улыбнулась, и его сердце снова безумно затрепетало. — Я уже говорила, не так ли? Я просто чувствую это в своём сердце. Этого для меня достаточно. Поистине самая нелогичная девушка.