Дополнительная жизнь

Это было не полное воспоминание, в основном — просто большие отдельные куски. Но этого было достаточно. Толпа за воротами громко шумела. Чиаки как можно быстрее спешила на урок, но нельзя было не вздрогнуть при виде парада студентов Резервного Курса, не вздрогнуть от их голосов, полных ненависти, от их криков, которые становились всё громче и злее, когда студенты видели её. Она не могла не думать,, а что, если Хината-кун среди них? Мысль о том, что он среди этой насмешливой, жестокой и разъярённой толпы, что он в опасности, пугала её, и она волновалась, покусывая губу. Чиаки раскрыла свой зонтик и последовала за Комаедой-куном. Она была рада, что он в порядке, но страх за Цумики-сан скручивал её живот. Будет ужасно, если Цумики-сан сейчас потеряется; вдруг некоторые студенты из парада напали на неё? Самооценка медсестры была такой заниженной и хрупкой, что та, вероятно, вообще не будет сопротивляться. Она надеялась, что удача Комаеды-куна поможет найти её, прежде чем случится что-то плохое. По её коже отчётливо пробегали мурашки, как бывало во время игры в ужастики поздними вечерами. Как Митарай-кун появился перед ними? Почему он такой худой, почему его лицо такое серое, а тело дрожит? Кто эта женщина возле него? Её глаза, её осанка, всё вокруг неё излучало ауру антагониста. Эти вопросы терзали её сознание, и она боролась с идеей убежать. Митарай-кун выглядел так, словно у него были неприятности, и это был её долг, как старосты, как его друга, помочь ему. «Нельзя убивать людей!» Протестовала Чиаки. Она едва понимала, о чём говорил Комаеда-кун в своей огромной речи о «надежде» и «отчаянии», но она знала, что один закон универсален. Что бы ни сделала эта девушка, она, конечно же, не заслужила того, чтобы умереть за это. Как вообще Комаеда-кун пробрался в Японию, миновав систему безопасности? Неужели она действительно хочет стать свидетелем покушения на убийство? Это должен был быть обычный день! Всё произошло так быстро... Его глаза внезапно расширились, и он резко развернулся, указывая пистолетом на что-то через плечо. Чиаки повернулась, чтобы понять, из-за чего, и заметила молодого человека с очень длинными тёмными волосами. Что-то в нём показалось ей знакомым, но, прежде чем она смогла изучить его, он исчез. Прозвучал выстрел, и Чиаки увидела падение Комаеды. Она чуть не закричала, торопясь поймать его — осмотрела его, разыскивая кровь — о, слава богу, в его нагрудном кармане был электронный справочник, он не мёртв — и когда она подняла голову... Когда она подняла глаза... Время застыло на месте. Всё исчезло. Комната, Эношима-сан, Митарай-кун, даже раненое тело Комаеды. В тот момент всё это не имело никакого значения, потому что она вглядывалась в красные глаза, которые должны были быть зелёными. Было темно, и чёрные волосы скрывали большую часть его лица, но она знала, она знала. Завороженная, Чиаки заглянула в эти глаза, ища Хинату-куна, потому что это точно был он — но она должна была спросить, должна была убедиться... Сердце у неё было в беспорядке эмоций; счастье наконец-то найти Хинату-куна, любопытство относительно того, почему он выглядел по-иному, беспокойство из-за пустоты в его взгляде, а затем боль из-за его жестокого и безразличного «кто ты?» И тогда вернулось беспокойство о Комаеде-куне, о Юкизоме-сенсее и о том, как всё это страшно и тяжело. Ноги толкали её и Комаеду-куна вперёд, к зданию Академии, но мысли были с теми, кто остался позади. Она улыбнулась, когда одноклассники поддержали её, и на неё нахлынула волна облегчения. Это заняло больше самообладания, чем она рассчитывала, чтобы не позволить её друзьям зависеть от страшных мыслей в её голове. Поскольку Юкизоме-сенсей передала ей флаг наставника, оставшись позади, она не могла позволить ей умереть. Только не после всего, что сенсей для них сделала. В одиночестве она была бессильна. Она была просто запуганным геймером. Но со своими друзьями... со своими друзьями, со всеми их талантами, она могла бы добиться успеха. Цумики-сан... Юкизоме-сенсей... Почему? Её рука ныла от боли, но это казалось пустяком по сравнению с болью в сердце. Горло было слишком забито предательством, чтобы говорить; всё, что она могла делать, — это смотреть на быстро уменьшающийся образ учителя, пока лифт погружал её во тьму. Перед ней проплывали извиняющееся лицо Цумики-сан, сумасшедший взгляд Юкизоме-сенсея. Она не понимала, зачем они это сделали, она могла только спрашивать их образы, не понимая, почему? Её сердце громко билось в ушах, и она почти не могла стоять — настолько её ноги были ослаблены ужасом. Перед ней простилался холодный каменный коридор. В тенях ярко светились мониторы, изображающие лицо с ледяными голубыми глазами и улыбку со слишком большим количеством зубов. Её глаза восприняли это с недоверием, потому что этого просто не могло быть, потому что бодрый голос Эношимы провозглашал: «Как занавес для нашего чудесного отчаяния… Время Наказания!» Она не могла разгадать загадку этого ужасного лабиринта, секретного маршрута, который выведет её наружу. Сердце стучало, как отбойный молоток, пока она панически искала выход. Бессмысленная череда мыслей проносилась в её голове снова и снова: так темно всё пошло не так мне страшно что не так с Хинатой-куном что случилось с Цумики-сан почему Юкизоме-сенсей так поступила мне страшно где мои друзья они же не оставят меня где они мне больно больно мне так страшно... Эйфорическое облегчение накрыло её, когда через размытое зрение Чиаки разглядела дверь, на которой было золотом напечатано «цель». Больно, было очень больно, но она была так близка. Так близка. Игнорируя боль, она схватила кровавой рукой дверную ручку. Дверь медленно заскрипела, и она увидела своих улыбающихся друзей и учителя на другой стороне. Все, что она могла думать, было: Я сделала это. Я в безопасности. Я в безопасности. Я в безопа... А потом всё оборвалось. Но не трудно было понять, что произошло. Конечно, дверь была ловушкой. Каким же способом лучше подтолкнуть людей к отчаянию, чем не предложить им идти по пятам надежды? Взглянув снова на шрамы на своём теле, Чиаки поняла, что все ловушки за дверью оставили отметины на её животе. Она не помнила, откуда они, и что именно было между её грудями так близко к сердцу, но очевидно, что это было смертельно. Чудом Камукура-кун смог её спасти. Всё было слишком ужасно, чтобы помнить, и она дрожала. В конце концов, никто не хотел вспоминать, как её вынуждали играть в кошки-мышки, где её преследовали, изматывали и где она медленно истекала кровью. Но среди этих головоломок одна строка была ужаснее остальных. «Когда ты умрёшь, это видео погрузит всех твоих одноклассников в отчаяние!» Это была моя идея, поняла Чиаки, почти задыхаясь от чувства вины и ужаса, это была моя идея пойти туда. Это была моя идея попытаться самостоятельно бороться с Эношимой вместо того, чтобы попросить помощи. И она знала это! И она использовала это для промывки мозгов! Чиаки кричала. В этом крике не было слов. Это был животный вой боли и отчаяния. Это была моя идея! Это была моя идея, которая заманила моих друзей в её когти! Это была моя идея, которая обрекла их! Это была МОЯ ИДЕЯ! Она провела свой отряд в финальную темницу, рассчитывая, что они готовы победить босса, только чтобы понять, насколько они недооценили свои силы. Ты глупая, глупая девчонка! Ругался её внутренний голос. Ты действительно думала, что сможешь строить из себя героя? Спасти наставника, спасти возлюбленного, спасти весь день, и все уйдут домой, счастливые и довольные? Такая, как ты, не способна на это! Ты должна была оставить это профессионалам! Но ты этого не сделала, а теперь смотри, что из этого вышло! Чиаки нечем было дышать. Грудь вздымалась, пытаясь втянуть воздух, но лёгкие отказывались работать. Шрамы на её теле внезапно превратились в горящие клейма. Она не была тщеславна, она никогда не хвасталась ими, но рассматривала их с определенной гордостью, как свидетельство о её выживании. Теперь они, горящие и позорные для её кожи клейма, были всего лишь напоминанием о каждой ошибке, которую она совершила в тот день. Чей-то голос назвал её имя. Знакомый голос. Но он был далеко. В комнате было темно, и её взгляд размыли слёзы, но она смутно видела сплошную черную форму с двумя красными огоньками, склоняющимися над ней. Малая часть её мозга признала это, но подавляющая истерия и отчаяние заглушали эту часть. Ей казалось, что это какой-то теневой монстр пришёл закончить работу, начатую Эношимой. Она снова закричала и набросилась на него. Чужие руки поймали её и легко прижали к кровати. Она изо всех сил пыталась вырваться, но хватка была железной. Захват переменился, и теперь её запястья были сдвинуты в одну руку; затем что-то металлическое и холодное пронзило её предплечье, и Чиаки почувствовала, как отяжелели конечности. Всё вокруг медленно исчезло...

***

Сознание постепенно возвращалось. Вне зависимости от того, что было введено, вещество до сих пор скиталось по её венам — всё тело было лёгким и плавным, погружённым в неестественное спокойствие. Даже помня всё, что она... хорошо, помнив, не будем нарушать спокойствие. Она раскрыла глаза на знакомый потолок своей комнаты. Чиаки инстинктивно взглянула направо, и да, там был Камукура-кун. Сидит в кресле, нога на ноге, рука через колено, смотрит на неё. Эта картина сразу напомнила ей момент, когда она очнулась после комы. Только теперь она всё знала. — Ты помог ей. — Не было необходимости объяснять, кто такая «она». Чиаки жалела, что не смогла подать свои слова в обличительном тоне, но она была слишком уставшей. Вместо этого они вышли грустными. Его ответ был немедленным и непримиримым: — Да. — Зачем? Камукура-кун очень долго молчал, и она начала думать, что он не собирается отвечать. Однако, в конце концов, он заговорил, понизив голос: — Она предложила способ избавиться от моей скуки. Чиаки зажмурилась. Она не знала, как себя чувствовать. Она знала, что Камукура-кун постоянно скучает и ненавидела это больше всего на свете, знала, что никогда не сможет его понять. Она знала, что его апатия заставила его отречься от всего, что освобождает её. Она знала, что это, вероятно, повлияло на его решение затаиться, поскольку мир рухнул. Она приняла всё это. И, хоть она и не злилась, всё равно... было трудно слышать такое. Ей пришла в голову ужасная мысль, и даже через успокоительное она почувствовала боль в животе. Чиаки открыла глаза, но не могла заставить себя взглянуть на него. Да и узор обоев был весьма интересным. — Значит, моё спасение... было её желанием? Это было её планом? Держать меня в живых, чтобы она могла, не знаю, смеяться надо... — Нет. — Его голос был необычайно резким, одно-единственное слово прозвучало громко и почти сердито. Но это было глупо, потому что Камукура-кун никогда не сердился. Прошло несколько ударов сердца, прежде чем он заговорил снова, так же монотонно, как раньше, и Чиаки почти решила, что смутный всплеск интонации просто послышался ей: — Эношима желала твоей смерти. К этому она не причастна. Плотное ощущение в груди ослабло. — Ладно, — сказала она тихо, дрожаще, — ладно. Он никогда не врал ей раньше. О чём-то умалчивал, но никогда не врал. Приятно было слышать, что ее полуоформившееся подозрение ошибочно. После двух предательств от Юкизоме-сенсея и Цумики-сан... она не знала, могла ли она справиться с третьим. Только не от него. Знакомые имена вытащили связанные с ними воспоминания обратно, и она сглотнула. — Получается, тогда... ты знаешь, почему Цумики-сан и Юкизоме-сенсей..? — Когда они предали тебя, Эношима уже промыла им мозги. В животе образовалась пустая яма. Юкизоме-сенсей, должно быть, была схвачена, когда она пришла спасти Чиаки и Комаеду-куна. Она не знала, когда Эношима заполучила Цумики-сан, и это было намного хуже. Медсестре, возможно, промывали мозги в течение нескольких дней, недель, месяцев, а она этого не замечала. И ты ещё называешь себя старостой. Пытаясь отбросить эти мысли, она потянулась к другому вопросу, любому другому вопросу. — Что изменилось? Почему ты хотел помочь мне? Когда я говорила с тобой, ты спросил, кто я. — Да. Но, хоть я тебя и не знал, меня продолжало тянуть к тебе. Я почувствовал желание спасти тебя, когда ты умирала. Мы разговаривали. — Я не помню этого, — произнесла она с некоторым удивлением, садясь. — Естественно. Твой мозг боролся за кислород, у него не хватило бы энергии сохранить воспоминания о твоих последних моментах. То, что ты говорила и делала... — Здесь он сделал паузу, словно подбирая правильные слова. Как странно; неуверенность была чем-то, что Чиаки никогда не замечала у него раньше. — ...заставило меня поставить под сомнение идеалы Эношимы, и всё это испытание изменило моё мнение о ней. Я больше не связан с ней. Чиаки поняла, что должна гордиться этим. Иногда удаётся получить достижение от антагониста для прокачки главного персонажа. Но всё успокоительное растворилось, и спокойствие постепенно угасало. Возвращенные воспоминания вновь поглощали её и вновь отходили, как волны; боль, чувство вины, сожаление, отвращение к себе и горе вновь напоминали о себе, втыкаясь ей в сердце, как тысяча игл. «Когда ты умрёшь, это видео погрузит всех твоих одноклассников в отчаяние!» Чиаки стиснула руками простынь. Если бы я была сильнее, умнее… если бы я не была такой глупой... моим друзьям не промыли бы мозги. Это было правдой, чёткой и ясной. Они доверяли её мнению, и она заманила их в когтистые лапы Эношимы. Она отнюдь не была главным героем, призванным спасти мир. Она была второстепенным персонажем, достаточно бредовым, чтобы считать себя героем, будучи на самом деле причиной всеобщего беспорядка. Камукура-кун, казалось, ждал ответа, но она не могла ничего из себя выдавить. Пауза затянулась, раздулась и поникла. Было некомфортно, совсем не похоже на уютную тишину, которая иногда повисала над их совместными обедами. Наконец, когда стало понятно, что Чиаки не собирается отвечать, он встал. Она вдруг заметила, как сморщен его костюм, словно он часами сидел у её постели. — Теперь, когда твои воспоминания восстановлены, мы начнём дополнительные сеансы терапии, — заключил он. — Во благо твоего психического и эмоционального здоровья. — Хорошо, — тихо согласилась она, хотя на самом деле ей было всё равно. Это того не стоило. Скрипучий голос из прошлого шептал, что она, возможно, даже не заслуживает здоровья, и в тот момент, когда всё казалось таким мрачным, было трудно найти причины не согласиться с ним. Она вздрогнула, когда Камукура-кун подошел ближе. Он наклонился вперёд, а Чиаки автоматически откинулась назад. Его узкие красные глаза пронзали её, и она сглотнула, опасаясь, что он сможет по одному взгляду прочесть все её мысли. Однако, заметив или не заметив что-то, он не стал приставать. Вместо этого он отступил назад, и некая еле заметная тень мягкости коснулась его лица. — Оставайся в постели, пока не почувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы выйти. Я сделаю тебе обед. Так Чиаки пролежала всю ночь и весь следующий день. Расслабившись, лишь бы её больше не рассматривали, она слегка поклонилась, и Камукура-кун ушел. Но быть наедине со своими мыслями было не намного лучше, чем в прежней неловкой атмосфере. Наоборот, это ещё меньше отвлекало её от мысленных ударов по собственной глупости. Пытаясь отвлечься, Чиаки безучастно скользнула взглядом по комнате к окну. Занавески были раздвинуты, обнажая алое небо — вид, который ей уже не был симпатичен. Теперь, со свежим позором в её жилах, это было невыносимо. Она отвела глаза, оглядываясь по сторонам, пока не наткнулась на её Game Girl Advance, невинно лежавшую на прикроватном столике. Чиаки долго смотрела на устройство. Розоволосая девушка медленно подняла и включила её; радостные, яркие цвета и веселый звон Гала Омеги поприветствовали её. Она пристально глядела на экран, слегка нахмурившись. Это была единственная игра, в которую она никогда не играла со своими одноклассниками, та, которую она хранила только для себя и для Хинаты-куна. Конечно, они играли и в другие игры, но эта была... особенной. Благодаря этой игре они встретились. И было приятно делиться ею только с ним. В глазах защипало. Конечно, когда она думала о времени, проведённом с Хинатой-куном, она нечаянно вспоминала и о своих друзьях. Праздники, школьные мероприятия, экскурсии; особенно пикники. Соня-сан всегда так стремилась узнать больше о Японии, и Сода-кун сам сопровождал её, чтобы всё показать и рассказать, а Танака-кун каким-то образом без особых усилий отметал его... Теперь те же самые друзья были преступниками без будущего. Из-за неё. Ты была ужасным другом не только для Хинаты-куна. Ты была ужасным другом для всего своего класса. Такой человек, как ты, никогда не может быть старостой. Тебе следовало остаться в своём маленьком мирке, где ты всегда и была. Слёзы подкатились к уголкам её глаз, но Чиаки прижала костяшки пальцев к ямкам, вынуждая их вернуться обратно. Какое право она имеет плакать? Она старалась изо всех сил, просто недостаточно хорошо. Хуже того, её старания подвели всех, кого она любила. Её старания звучали в громких речах Нидай-куна, и в красивых фотографиях Койзуми-сан, и даже в надежде Комаеды-куна… С отчаянным криком она отбросила консоль. Музыка резко оборвалась, когда Game Girl Advance ударилась об стену, разбившись на кусочки. Трясясь под влиянием эмоций и воспоминаний, которые не прекращали нападать на неё, Чиаки натянула одеяло на голову, свернувшись в крошечный шарик и отчаянно закусив губу, чтобы не закричать снова.