Дополнительная жизнь

Вот и подошёл к концу год. Заканчивался он скудно; не было никаких новогодних фестивалей с массовыми гуляньями, что весьма странно для Японии. Но Абсолютное Отчаяние и террористы уже приняли участие в нападениях на публичные торжества, поэтому никто не осмеливался рискнуть их вниманием. Чиаки провела вечер, свернувшись на кровати, глядя в окно на ночное небо и скучая по фейерверкам, которые обычно расцветали в нём. Но в голове геймерши было ещё кое-что, столь же важное. Однажды Хината-кун упомянул, прежде чем ушёл, что его день рождения попадает прямо на Новый год. Она помнила... помнила, как ждала возле заснеженного фонтана, дрожа и сжимая в руке подарок для него. Это было на зимних каникулах, и Хината наверняка уехал домой, но она всё равно цеплялась за надежду, что он мог остаться в школе. Поэтому она ждала и ждала, пока он не появится, ждала, пока солнце не зашло, а затем, наконец, отправилась в административное здание, чтобы попросить охрану передать подарок ему, потому что он никогда не давал ей свой адрес. Чиаки очень старалась не думать о том, что на самом деле происходило с ним в то время. Тогда она не могла праздновать вместе с ним, но теперь она может отпраздновать с Камукурой-куном. Проблема в том, как. У Чиаки не было достаточно ресурсов, чтобы устроить грандиозный праздник, и она чувствовала, что Камукуре-куну ничего не понравится. Она даже не могла придумать подарок для него или найти любую другую идею, чего бы он хотел. Но она всё равно хотела показать ему, как она благодарна его рождению, поэтому поставила будильник на раннее утро первого января. Будильник не пригодился: кошмары снова разбудили её. Когда прозвучал раздражающий громкий звон, она уже лежала на спине, тяжело дыша и преследуя в голове образы этого проклятого лабиринта. Чиаки вскочила и ругнулась, глядя на красные цифры, как будто они лично навредили ей, когда она хлопнула по ним. Я ненавижу будильники, сердито подумала она. Хрустя суставами, Чиаки медленно оделась. Юбка, пуговицы, галстук; теперь она может сделать это самостоятельно, просто пальцы ещё немного неуклюжи. Чиаки по-прежнему удивлялась; ещё недавно Камукура-кун делал всё за неё. Она схватила листок с комода и положила его в карман блузки. Затем, опираясь на свою трость, она на цыпочках вышла в коридор, к лестнице. Взглянула на дверь Камукуры-куна. Закрыта, свет выключен. Отлично. Чиаки нерешительно села на верхнюю ступеньку. Камукура-кун проводил тренировки для укрепления антигравитационных мышц в ногах, но ей пока что не удавалось подниматься и спускаться по лестнице. Это было единственным, что он продолжал делать за неё, — носить через лестницы. Но если её чему-нибудь учили видеоигры, то проблема легко решалась. Положив трость на колени, она очень осторожно продвинулась вперёд и вниз, слегка оттолкнувшись. Она подождала минутку, чтобы отдышаться, а затем повторила движение. Странные шажки по каждой отдельной ступеньке били её по копчику и бёдрам, но это сработало; она почти бесшумно спустилась вниз. Чиаки не знала, когда просыпается Камукура-кун — она любила поспать подольше, и, когда вставала, он уже бодрствовал. Поэтому она завела будильник на шесть утра, надеясь, что он, как и любой нормальный подросток, не захочет рано вставать. К несчастью, он встал. — Это не похоже на тебя, Нанами, — холодно прокомментировал он с дивана, бесстрастно просматривая утренние новости. На экране высвечивался новостной отчёт с подсчётами убийств и пожаров прошлой ночи. В углу комнаты стояла клетка Юмигами, где даже кролик мерцал, как будто она не могла поверить в то, что видела. — Я не помню, чтобы подобное происходило и раньше. Плечи Чиаки опустились. Лицо Камукуры-куна залил жуткий синий свет от телевизора, и в сочетании с его пустым выражением лица это выглядело практически чуждо. Неужели он сидел здесь всю ночь? Но его глаза не подавали признаков усталости, лишь небольшое любопытство. Столько усилий, чтобы встать пораньше и удивить его, — и всё насмарку. Однако, чтобы подняться, одеться, побриться и быть готовым в шесть часов утра, разве он не должен был встать ещё раньше? Она вздрогнула от этой мысли. — Я хотела встать раньше тебя. Я собиралась приготовить тебе завтрак, — пробормотала она, волоча ноги к клетке Юмигами. Раз уж она рано встала, то и сама сможет покормить её. Камукура-кун повернул голову, провожая её взглядом. — Зачем? Качество и пищевая ценность твоего блюда не будут такими же высокими, как мои. — Ну... сегодня твой день рождения. Пауза. — Так и есть, — произнёс он, как будто эта мысль не сразу пришла ему в голову. — Однако я всё равно не понимаю, почему такой случай требует от тебя отклонения от обычной рутины. — Это твой день рождения, — подчеркнула она, — а это значит, что сегодня ты должен отдыхать. И... — Она начала возиться с пакетом корма, нервничая под тяжестью его взгляда. — Обычно друзья устраивают вечеринку с подарками, но тебя это вряд ли заинтересует, да и в любом случае будет трудно провести вечеринку с двумя людьми. Так что... не знаю, я просто хотела сделать что-нибудь приятное для тебя. — Понимая, что начинает заговариваться, она покраснела и поспешно отвернулась, чтобы высыпать Юмигами корм. — Нелогично. — Всё, что он ответил. — В дне рождения нет ничего особенного. Это всего лишь напоминание о том, что клетки человека постарели, приближая его к смерти. — Нет, это день, когда я могу показать тебе свою признательность, — поправила она, повернувшись так, что он мог видеть, как она выпячивает щёки. — Когда я могу показать тебе, как я счастлива, что ты родился. Он так долго молчал, что Чиаки успела накормить Юмигами и всё-таки решила приготовить завтрак. Даже если это уже не будет сюрпризом, хоть она и знала, что у него нет любимого блюда, она всё равно хотела порадовать его. По дороге на кухню она остановилась, вспомнив про листок в кармане. Неуверенно, почти застенчиво, она вытащила его и протянула ему. — Извини, что не смогла приготовить тебе подходящий подарок, — извинилась она, пока он всё глядел и глядел на самодельную открытку с написанным на обложке яркими синими чернилами С днём рождения. В его элегантных руках, на фоне безупречной формальности костюма, это выглядело слишком по-детски. Она понимала, что её художественные навыки были ужасными. — Да и я никак не могла придумать, что ты на самом деле хочешь. — Я — воплощение талантов; я был создан для этой цели, а не для желаний. Это поразило Чиаки до невероятной грусти. Неужели он действительно считает себя таким? Она положила свою руку на руку Камукуры-куна, и его взгляд метнулся к ней. — Ты не просто воплощение талантов. Ты ещё и человек. Поэтому у тебя обязательно должны быть какие-нибудь желания. Он что-то внимательно анализировал, потому что его глаза перестали моргать, и он так пристально смотрел, как будто заглянул в её душу. Я что-то упустила, подумала Чиаки, чувствуя, как её лицо накаляется под его пристальным взглядом. Она даже не смела думать о том, что же это могло быть. Затем он развернулся, осторожно положив открытку на сиденье рядом с ним, и нарушил молчание. — Я хочу всего две вещи. На данный момент одна из них мне не под силу. Вторая — это время, проведённое с тобой. Чиаки была очень рада, что он не смотрел на неё, потому что не смогла скрыть удивлённой, польщённой улыбки, которая озарила её лицо. — Просто... провести день с тобой будет достаточно? Достаточно лишь меня? — Да. — Пауза. — Однако, если ты действительно хочешь готовить, я не останавливаю тебя. Её улыбка засияла. — Спасибо. Я рада, что ты позволил мне порадовать тебя. Даже если ты не считаешь свой день рождения чем-то особенным... я сделаю его таким. Западный стиль, решила она, уходя; её уверенные шаги почти не нуждались в трости, чтобы слегка развеяться. Итак, пятнадцать минут спустя, она с гордостью поставила перед ним поднос с воздушными панкейками, печеньем и колбасами. Чиаки знала, что уровень её кулинарных способностей не самый высокий, но и не настолько низкий, чтобы заставить её комично всё сжечь. Но Камукура-кун был Камукурой-куном; он разглядел каждый мизерный недостаток и не мог промолчать, не указав на них, поедая свой завтрак. Тем не менее, он съел всё до последней крошки, и это понравилось ей больше, чем самооправдание. Наблюдая за его неизменным выражением лица, пока он пережёвывал еду, Чиаки вдруг кое-что осознала. Я никогда не видела улыбки Камукуры-куна. Кусочек панкейка остановился на полпути к её рту. Это правда. Хината-кун тоже не часто улыбался, да и его улыбка обычно была горькой. Однако были времена, когда он улыбался по-настоящему, когда он ещё не был отягощён самоуничижением и цинизмом. Эти мгновения были редкими, такими редкими, но Чиаки любила их. У него была великолепная улыбка, и она была для неё лучше, чем даже новый рекорд. Но Камукура-кун никогда не улыбался. Никогда. Никогда не смеялся, никогда не выглядел счастливым. Его безразличие к жизни никогда не поражало её так чётко, как сейчас, когда она увидела его апатию к его собственному рождению. И она пыталась помочь ему наслаждаться жизнью, пыталась показать ему веселье видеоиграми, но это внезапно показалось ей недостаточным. В её груди загорелась решимость. Вот она. Моя цель на новый год. Я хочу, чтобы Камукура-кун улыбнулся.

***

— Я не вижу для этого цели, — сказал Камукура-кун, повторяя эти слова с самого дня рождения, устроившись на диване спиной к ней. — Люди меняют свою причёску в соответствии с экологическими потребностями, такими как перегрев, или пытаются изменить отношение окружающих к ним. В данный момент я не чувствую дискомфорта, и ты не настолько ничтожна, чтобы зависеть от причесок; следовательно, нет необходимости выполнять такие действия. Чиаки бормотала, экспериментируя с локонами черных волос и пробегая расчёской в поисках узлов. — Ну, зачем, по-твоему, я хочу сделать это? Ей не удалось заставить его улыбнуться в день его рождения. Как и в дни и недели после. Но она не сдавалась. За последние несколько недель она попробовала разные занятия. Иногда вместо того, чтобы играть в видеоигры, она попросила Камукуру-кун провести с ней сеансы чтения, посмотреть фильмы или поскладывать бумажных журавликов. Однажды она попросила его помочь вырастить цветы снаружи, под предлогом вывести определённый цвет, и, проведя несколько дней в создании формулы, помогающей семенам адаптироваться к загрязнению, он сделал это. Она была довольно подавленной, узнав, что семена не прорастают за считанные дни, как в Harvest Moon. Тем не менее, ничто из этого на него не влияло. Не было никакого щелчка, момента, когда он выглядел бы так, будто бы нашёл свою страсть. Во всяком случае, видеоигры, особенно конкурентоспособные, стали ближе всего, поскольку это был лучший выбор Чиаки. И Чиаки была счастлива, что он... ну, считает их менее скучными, чем большинство других видов деятельности, особенно когда она действительно годилась ему в противники. Но она продолжала искать другие занятия или развлечения, которые ему должны понравиться. Сегодняшняя попытка заключалась в парикмахерской. Он сделал паузу, слегка наклонив голову, и задумался. — Самый логичный вывод состоит в том, что ты пытаешься повысить ловкость своих пальцев с помощью моторных упражнений вроде плетения кос. Она отрицательно покачала головой. — Нет! Я хочу сделать это просто потому, что хочу; нет никакой более глубокой причины. — Конечно, она хотела, чтобы он улыбнулся, но она не собиралась заставлять его. — Кроме того, кто знает? Может, тебе понравится то, что я сделаю с твоими волосами. Он не ответил, и Чиаки расценила это как знак начать, заполнив воздух лёгкими беседами, чтобы он не слишком скучал. — Раньше я заплетала косы своим одноклассницам. Когда мы собирались пойти на фестиваль или куда-то ещё, мы все помогали друг другу наряжаться. Это было очень весело! — Хм. — По ней не скажешь, но Овари-сан действительно хороша в этом деле. Она рассказывала, что ей всё время приходилось заплетать свою младшую сестру. Её не волновала собственная внешность — она делала это для остальных. — Ностальгия пробудилась в Чиаки, когда она вспомнила, как готовилась к осеннему фестивалю. Овари-сан закатывала глаза на Сайонджи-сан и говорила ей: «Перестань извиваться, ты хуже моей младшей сестры.» «Ты слишком сильно тянешь, глупая... ай!» Девочки хихикали, а Сайонджи-сан надувалась, как ребёнок. Проглотив прилив задумчивости, Чиаки улыбнулась, хоть он и не мог этого заметить. — О, но не волнуйся, я думаю, что у меня достаточно опыта для этого навыка! Ты не должен выглядеть слишком плохо. Она отложила расчёску и начала плести. Было что-то странное, успокаивающее в движении локонов и скручивании прядей волос в толстую косу. Они были гладкими, как шёлк, и восхищённая Чиаки на одно виноватое мгновение пустила свои пальцы в его локоны. Они были такими красивыми, и виноватое мгновение растянулось. Её пальцы замерли на его черепе. Под волосами была немного приподнятая кожа, грубая по текстуре, и она загипнотизированно прошлась по ней. Она проскользила вдоль его головы от уха до уха; под массой его волос это было совершенно незаметным для глаз. Должно быть, это... — Шрам после различных операций на мозг, — монотонно произнёс он, угадав её мысли. Чиаки сделала паузу; воздух внезапно стал тяжелее, словно она ступила на запретную территорию. — Больно? — Спросила она так тихо и мягко, что почти не расслышала себя. Но она знала, что он услышит. Он издал шум, который расценивался почти как насмешка. — Конечно нет. Нет причин. Она ничего не ответила. Иногда её шрамы болели, призрачные клинки разрезали их в часы бодрствования её кошмаров. Но опять же, он заботился о том, что случилось с ним, гораздо меньше, чем о том, что случилось с ней. Мрачное настроение прошло, когда она безмолвно возобновила свою работу. — Вот, готово, — объявила она некоторое время спустя, завязав конец резинкой. Он встал; его волосы были такими длинными, что даже теперь тянулись до его талии. Чиаки протянула ему небольшое ручное зеркало и осмотрела свою работу; перекинутая на плечо коса была довольно неряшливой и рыхлой. Но с его чёлкой, откинутой назад и вплетённой в неё, можно было увидеть большую часть его лица. В сочетании с костюмом эффект был... — Тебе идёт, — подчеркнула она, видя, как беспристрастно он исследует своё отражение. Он мгновенно и как-то загадочно бросил на неё свой взгляд; затем отвёл. — Привлекательность субъективна. То, что ты считаешь «хорошим видом», может быть обратным для другого человека. Улыбка Чиаки немного поблекла. — ...Тебе не нравится? — У меня нет таких понятий, — ровно ответил он. Ее удручённый вид, должно быть, коснулся чего-то в нём, потому что, посмотрев ей в лицо, он продолжил: — Однако я ценю твой труд. — Ну, может, я попробую сделать другую, если ты не против? — Делай, что хочешь, — только и сказал он, но в его словах больше не было холодности.

***

Февраль пришёл свежим и морозным. Но не таким холодным, как последние несколько месяцев, и потому снег снаружи начал таять. Чиаки это порадовало — её трость была склонна к скольжению по мокрым глыбам, и после того, как она в четвертый раз упала, она решила, что было бы лучше остаться в закрытом помещении, дабы ничего себе не повредить. — Сначала поставь опорную ногу, а затем опусти другую. Лестница была её нынешним противником. Камукура-кун стоял на шаг ниже, поддерживая девушку и будучи готовым поймать её, если та упадёт. Чиаки действительно старалась удерживать внимание на том, что делала, но её странно отвлекала его рука, большая и тёплая, возле нижней части её спины. Она издала крошечный визг, начиная падать назад. Лёгкий, но уверенный толчок оттолкнул её. — Равновесие, — всё время повторял черноволосый парень. Абсолютный Геймер выдохнула, неуверенно приподняв правую ногу. Нужно было поднимать её выше, чем обычно, и слёзы копились в уголках её глаз, когда неразработанные мышцы кричали. Даже с помощью трости и Камукуры-куна её левая нога дрожала, почти разрушаясь от попытки сохранить равновесие и удержаться над землёй. Переместить ногу вперед. Установить её. Минутку на передышку; отжать более сильную ногу и использовать импульс, чтобы поднять слабую. Перетащить её за собой. Установить её. Минутку на передышку; повторить. — Достаточно, — произнёс Камукура-кун, заметив, что она сильно потеет. Освободившись, Чиаки опустила ногу. Абсолютная Надежда быстро подхватил её и отнёс обратно по ступенькам, двигаясь так быстро, словно он, возможно, даже не прикасался к ним. Пять шагов не так уж плохо, решила она, когда он положил её на диван и отошёл, чтобы принести ей немного воды. Это была треть пути. Ключом к шлифованию было думать не о том, как далеко ты должен идти, а как далеко ты прошёл. Но даже в последнее время было труднее поддерживать позитивный настрой на физическую терапию. Похоже, её прогресс достиг плато. Чиаки могла оглянуться назад на последние девять месяцев и указать на основные этапы, но теперь их было гораздо меньше. Никаких серьезных изменений не произошло; оставалось лишь восстанавливать силы и улучшать навыки, которые она уже получила. Не помогало то, что ей все равно пришлось использовать трость, чтобы пройти несколько шагов. Камукура-кун подсчитал, что она сможет пройти без неё короткую, нормальную прогулку через несколько месяцев, но пока она не может полностью отказаться от помощи. Она вздохнула. — Нанами, — позвал её Камукура-кун, и хотя его голос не поднялся в перегибе, она смогла услышать в нём вопрос. Она прогудела в ответ и оглянулась. Он отвернулся от холодильника, и она увидела, что он держит... о нет. — Не мог бы ты забыть про это? — Спросила она, вздрогнув. — Это должен был быть сюрприз... — Ты плохо старалась, скрывая их, если дело в этом, — заметил он. — Они не собирались лежать там вечно! Я хотела отдать их тебе после обеда. Это томо чоко, — добавила она, чтобы он не перепутал их с гири чоко. Нервозность кривилась в животе Чиаки, пока он продолжал смотреть на миндальные конфеты в руках. Их нелегко было сделать при его постоянном присутствии — ей нужно было спешить, когда он выходил, или не спать допоздна, что он точно уснул, прежде чем спуститься вниз по лестнице. Конечно, в прошлом году она тоже дарила своим одноклассникам томо чоко, но она покупала их в магазине. Эти же, сделанные вручную, были более... личными. Затем он сказал то, что очень удивило её. — После обеда поешь их со мной. Она моргнула. — А? — Я не буду есть всё это в одиночку. Потребление большого количества сахарозы вызывает множество проблем со здоровьем, — сухо сказал он, отложив конфеты в сторону и принеся свою первоначальную цель — чашку воды. — К тому же, ты настаиваешь на том, что делить вещи с кем-то ещё приятнее. Чиаки мягко улыбнулась, взяв у него чашку, и их пальцы слегка коснулись. — Да, так и есть.