Последствием Второй игры взаимных убийств академии «Пик Надежды» был шторм активности и хаоса. Как только студенты вышли в свет, их перехватила База Будущего. Следующие несколько дней телевидение только и крутило по каналам доклад заместителя председателя Мунакаты Кёсуке, утверждающего, что 78 класс в безопасности. Их воспоминания восстановлены, и сейчас они проходят терапию; они будут доступны для журналистов по мере готовности. Вскоре после этого из школы извлекли трупы других жертв, и через неделю было проведено публичное захоронение. Оно транслировалось в прямом эфире, и тогда мир впервые увидел шестерых выживших. Они держались вместе, нервно и напряжённо, и каждый неожиданный шум заставлял их и в особенности Наеги вздрагивать. Но он всё же смог подняться и немного рассказать о том, сколько для него значили его одноклассники, и только спустившись с подиума он сломался и зарыдал.
Несколько дней спустя смерть Эношимы Джунко была официально подтверждена. Это дало Базе Будущего дополнительное время, чтобы опознать её труп, отсюда и задержка — от тела почти ничего не осталось. В её остатках отсутствовали глаза, левая рука и несколько органов, а лицо было настолько повреждено, что её вообще было невозможно идентифицировать. Однако, как сказал Мунаката, тест ДНК оказался положительным. Это действительно была она, и она точно была мертва. Когда это было объявлено, весь мир охватило торжество.
Вскоре выжившие из 78 класса стали постоянно мелькать на телевидении, давать интервью о своём опыте, о восстановленных воспоминаниях, о потере близких, о своих планах на будущее. Наеги особенно не давали покоя; публика вдохновилась новым званием Абсолютной Надежды, которым Киригири провозгласила Наеги, и База Будущего раскрутила его по полной. Он стал звездой, иконой, возможно, измотанной и неподготовленной, но делающей всё возможное. Кульминация всех этих маленьких побед означала, что наконец-то появилась надежда на восстановление мира, и эта надежда сияла на лицах в экране.
Ничего из этого не имело значения для Изуру. Это был предсказуемый результат разочаровывающего предсказуемого финала.
Игра была в основном предсказуемой, почти все действия и поведения попадали в его ожидаемые параметры, но тут и там были погрешности — то Фуджисаки использовал второй мотив, чтобы понять надежду, вместо того, чтобы впасть в отчаянии; то, например, неудачная попытка Асахины выставить себя убийцей. Этих редких случаев было достаточно, чтобы привлечь его внимание, и он задавался вопросом, может ли это показать ему, что из надежды или отчаяния было наиболее непредсказуемо. Возможно, ему бы и не понадобился его план.
И тогда Эношиме пришлось всё разрушить. Вмешательство, нарушение собственных правил, подстава невинных — вместо того, чтобы позволить надежде победить естественным путём над отчаянием или наоборот, она попыталась добиться результата сама. И, сделав это, она признала недействительными все потенциальные данные; результаты эксперимента не могут быть оправданными, если присутствует внешнее вмешательство. Хуже того, он вполне мог предсказать единственный возможный результат: ученики победили бы её. Надежда одержала верх над отчаянием не благодаря своим достоинствам, а из-за вмешательства самого отчаяния.
После этого он перестал обращать внимание. Было немного интересно, когда удача Наеги спасла его, но это только подтвердило его вывод. Наеги был в своём классе тем, кем Нанами была для своего: надеждой. Пока он жил, он не давал им впасть в отчаяние. У них были средства, чтобы бросить вызов Эношиме, и, когда они сделали это, они победили. И действительно, все развернулось точно как он предвидел. Это было настолько скучно, что и в самом деле разозлило его.
Он не мог даже заявить, что был удовлетворён, наблюдая, как эта
тварь умирает, потому что она наслаждалась этим. Эношима-таки смогла найти способ разозлить его, пусть даже непреднамеренно. Он был уверен, что она бы сейчас смеялась, если бы была жива.
Изуру невольно взглянул на свой телефон. Он не мог объяснить, зачем он так бессмысленно поступил; не было необходимости проверять сообщения. Было только одно, полученное на следующий день после смерти Эношимы. Короткое, простое, и он уже запомнил его:
Не забудь о своём обещании, сенпай!
Он не забыл. Конечно не забыл. Только не сейчас, когда она лишила его ответа. Программа Нового Мира была единственным способом найти себя. И кроме того... он не мог просто позволить ей исчезнуть, воспользовавшись им и не отдав ничего взамен.
Было только одно предостережение.
— Камукура-кун!
Он сунул свой телефон в карман, когда Нанами ворвалась в его комнату. Она чуть ли не в слезах бормотала:
— Я смотрела вечерние новости, и там сказали... что Абсолютное Отчаяние... мои друзья...
А, так значит, она видела новость о новом странном явлении, охватившем весь земной шар: массовое самоубийство Абсолютного Отчаяния.
Это случилось меньше чем через месяц после окончания игры, и доказательство смерти Эношимы стало решающим моментом для её Абсолютного Отчаяния. Они цеплялись за надежду, что их лидерша всего лишь подделала свою смерть, и, как только её в буквальном смысле раздавило, они стали свирепее и разъярённее. Она была для них мученицей, и за последние несколько недель мир пострадал ещё сильнее. Теперь, когда вспышка ненависти и стремления к возмездию угасли, многие из них решили присоединиться к своему идолу. Некоторые выбрали другой путь, решив, что жить с отчаянием после её кончины и продолжать распространять свое наследие — это наилучший способ почтить Эношиму, но Нанами не знала, кто именно выбрал этот путь.
К счастью, он знал.
— Они ещё живы, — сказал он. — База Будущего хранит записи обо всех, кого они знают или подозревают в причастности к Абсолютному Отчаянию... или Осколкам Отчаяния, как те себя называют. Все твои друзья числятся «живыми». — Он проверил это, как только сам увидел эту новость; он мог бы использовать любого из Отчаявшихся для своего плана, но предпочёл одноклассников Нанами. Это было справедливо, учитывая, что он тестировал её надежду.
Она с облегчением выдохнула, положив руку на сердце.
— Слава богу... Можешь показать мне? Не то чтобы я не верю тебе, просто...
— Желательно визуальное подтверждение, — предположил он и, встав с кровати, подошёл к столу, где лежал его ноутбук.
Он присел, и Нанами заглянула через его плечо. Был вечер, и, хоть он ещё не начал готовиться ко сну, она уже была в пижаме. Некая часть его сознания отвлеклась, чтобы обратить внимание на то, как с её плеча соскользнула ткань, обнажая бледную кожу её ключицы.
Мысленно прогоняя такие отвлекающие мысли, он снова обратил внимание на задание, прокручивая базу данных в поиске профилей на класс 77-Б. Нанами заметно расслабилась, когда он открыл каждый из соответствующих, чтобы подтвердить их статус. Они были в алфавитном порядке, по фамилии; когда он прокрутил вниз до
Койзуми,
Махиру, она удивленно ахнула и похлопала его по плечу, намекая вернуться на строчку выше. Её палец указывал на символы катаканы, складывающиеся в его имя.
— Это ты.
— Как и ожидалось. — Хоть в информации и было его имя и краткое изложение его истории, но остальная часть его профиля была заполнена пробелами и вопросительными знаками. — В меру их знаний, я был ответственным за первую убийственную игру. Учитывая, насколько важно само начало трагедии, логично предположить мою причастность к Абсолютному Отчаянию Эношимы.
Несмотря на то, что он не мог этого видеть, он прекрасно представлял, как она хмурится.
— Это не справедливо. Я знаю, что доверие — это не такая роскошь, которую мир может себе позволить, но объявить тебя террористом только из-за подозрения...
— Это не совсем неверно, — указал он. — Я был связан с ней какое-то время, и у них нет причин полагать, что я ушёл.
По какой-то причине она всё ещё казалась обеспокоенной, но вскоре и это прошло. Он беззвучно продолжил проверять статусы её одноклассников.
Нанами справлялась с игрой так, как он и ожидал от неё — с трудом, но настойчиво. Любой другой со здравым смыслом не стал бы привязываться ни к одному из учеников, зная, что их ждёт; но только не она. Она плакала, когда они плакали, и смеялась, когда они смеялись. Она сама по себе была чрезмерно сочувствующей.
Но это была та её черта, которую он не хотел терять. На Наеги это смотрелось скучно, но на ней это было... привлекательно.
Романтическая привязанность по-прежнему были в списке тех вещей, которые он плохо понимал, несовместимыми
почему. Физическое притяжение имело смысл, оно привело к порождению и продолжению человеческого рода. Но привязанность? Почему он чувствовал это? Сначала он предположил, что это осталось от Хинаты Хаджиме, и это было правдой. Но это чувство возросло и превратилось в нечто своё. Например, вспышка гнева и зависти, когда она начала восхищаться Наеги, заставила его потерять контроль над собой. Хината никогда не чувствовал это, он никогда не был в такой ситуации. Это чувство полностью принадлежало Камукуре Изуру, а не Хинате.
Неожиданный поворот. Что-то, что он не мог предвидеть. Это почти изменило его сознание. Почти.
Но это правда — любовь не сможет спасти его. Даже Эношима любила, и это всё равно не спасло её. Нанами была интересной, но не этот мир. И лишь теперь, когда он ощутил вкус скуки, он всё время хотел только этого. Но только будучи с ней. И для этого ему нужно было понять, что именно — надежда или отчаяние — наиболее предсказуемо.
Встреча с Нанами только укрепила эту веру, как и его интерес к надежде.
Последний профиль —
Цумики,
Микан — был закрыт, в статусе медсестры мерцало «жива». Нанами обвила руки вокруг него и крепко прижалась. Она вкусно пахла.
— Спасибо, Камукура-кун. Так легко на душе становится, когда я узнаю, что с ними всё в порядке.
— Даже несмотря на то, что они продолжают терроризировать мир? — коротко и любопытно спросил он.
Уголки её губ опустились.
— Даже несмотря на это, да, — мягко ответила она.
После того, как Нанами ушла, Изуру откинулся назад и задумался о своём состоянии. Она дошла до того момента, когда ей больше не нужна трость, разве что помощь на лестнице. Вскоре это тоже не будет проблемой. Его работа подошла к концу, и теперь у него больше нет причин оставаться. Это заставило его почувствовать себя странно, словно часть груди выкопали ложкой.
Сообщение, присланное Эношимой, пискнуло в его голове, как и её радостное хихиканье и отвратительно медовый голос, восстающий из глубин памяти, чтобы произнести эти слова:
Не забудь о своём обещании, сенпай!
Не забыл, подумал он со злым умыслом, который его немного удивил,
но не ты у меня на первом месте, Эношима.
Её искусственный интеллект мог подождать, пока он не вычислит непредвиденные обстоятельства, подвергающие Нанами опасности. Ему было всё равно, пострадает ли оставшийся мир от его плана, но первоочередной и самой главной задачей была безопасность Нанами.
***
Опустив пустую лейку, Чиаки удовлетворённо улыбнулась анютиным глазкам. Цветы, которые они с Камукурой-куном посадили вместе, расцвели в тот самый день, когда Эношима проиграла, словно они чувствовали предверие праздника. Даже засохшие деревья сакуры выглядели не такими скелетными, а обычные были ярко, даже вызывающе зелёными.
Поднявшись с места на коленях, она выгнула спину.
Трудно поверить, что прошёл целый год...
Ровно год назад она не смогла даже поднять руку. А сейчас — сейчас она снова может жить. Все вещи, которые она принимала как должное — такие, как ходьба и приём пищи — стали ей снова под силу. Даже разрыв между ней и Камукурой-куном в видеоиграх становился всё меньше, пусть медленно, но верно.
Звук ткани, щёлкнув в воздухе, добрался до неё, и она взглянула на другой конец двора, где Камукура-кун развешивал белье. Чиаки снова невольно улыбнулась.
Она была рада встрече с ним. Не только потому, что он спас её жизнь, но и потому, что после этого она сама стала лучше. Менее наивной. Люди, находящиеся у власти, не всегда были доброжелательными или заслуживающими доверия, хорошие персонажи не всегда побеждали, а наследие плохих однажды потерпело своё поражение. Надежды на лучшее иногда было недостаточно, и поэтому приходилось работать, работать и снова
работать.
Идеализм не был бессмыслицей, конечно нет... просто что-то проявлялось с осторожностью. Что-то, чего она раньше не понимала и из-за чего чуть не умерла. Но теперь у неё была возможность сделать всё иначе.
Приближаясь, она окликнула его:
— Эй, Камукура-кун...
Он повернулся, вскинув бровь в немом вопросе. И на мгновение Чиаки остановилась, скользя взглядом по его лицу и любуясь им.
Она хотела поцеловать его. В щёку, в губы, куда угодно. Она просто хотела поцеловать его. Удивится ли он или каким-то образом предскажет это? Понравится ли ему, или он назовёт это скучным?
Эта мысль не напугала её, потому... потому что в последнее время в её груди царило трепетно дрожащее чувство. Неожиданное, не очень маленькое чувство, которое она медленно осознавала. Когда оно возникло, она не могла вспомнить, но родилось оно где-то между терапией и игрой и другими бесчисленными вещами, которые они делали вместе. Это было новое и немного пугающее, сложное, но всё же легко сжатое в одну мысль:
Думаю, он мне нравится.
Нравится было не совсем правильным словом, она знала это;
нравится было слишком слабым и незрелым.
Нравится заставляло её думать о школьной поре влюблённости, о десятилетних детишках и о записках от тайных поклонников. Но
нравится было самым подходящим на данный момент словом, так что он ей
нравится.
Потому что... если она влюблена в Камукуру-куна, то это не совсем то же самое, как с Хинатой-куном. С Хинатой-куном это было быстро и легко, так же естественно, как и дыхание, шквал парящих чувств, смягчённых нервным возбуждением. С Камукурой-куном это было больше похоже на... дрейфование в океане. Обманчиво успокаивающе и медленно, позволяя волнам нежно отталкивать тебя, пока ты не оглядишься и не поймёшь, что потерял из виду берег. Такие мысли тянули её только глубже, и
нравится помогло ей воспринимать свои чувства не такими головокружительными.
И тогда появлялись другие вопросы, помимо вопроса о том, ответит ли он на её чувства или нет. На вопрос, может ли она ожидать, что он будет готов к таким отношениям, когда даже обычная близость была для него странной? Что ещё более важно, будет ли готова
она сама?
Она не была уверена, не сейчас. Она не знала, как быть возлюбленной, она бы понятия не имела, что нужно делать, и действия Камукуры-куна были бы, вероятно, грубыми. Она просто не была эмоционально готова к этому; прямо сейчас
и отказ,
и согласие пугали её. Поэтому, пока она не окажется в такой ситуации, она не признается.
К тому же были и другие вещи, которые Чиаки хотела —
должна была — сделать.
— Я хочу на Базу Будущего, — сказала она ему. — Я должна что-то сделать, чтобы помочь восстановлению мира и моим друзьям. Думаю... думаю, я уже достаточно готова для этого.
Он не выглядел так, будто её заявление удивило его. Он только взглянул на неё и наконец сказал:
— Я тоже считаю, что ты достигла подходящего уровня своего физического и психического здоровья; однако испытание не будет лишним. Если ты продемонстрируешь образцовые признаки выздоровления, я буду считать, что ты готова обходиться без заботы.
— Спасибо, — Чиаки заколебалась. Вопрос, которого она боялась больше всего, висел огромной черной тенью над её разумом, подавляя воздух между ними.
Я должна спросить его об этом. — Что ты... будешь делать потом?
— Я останусь здесь до твоего полного переезда на Базу Будущего. Затем... Полагаю, я буду скитаться.
— Ты, эм... — она облизала губы. — Тебе не обязательно уходить. Ты можешь остаться.
Он долго не отвечал.
— Это невозможно. В конце концов, я должен сосредоточиться на привлечении твоих друзей в Программу Нового Мира, — Камукура-кун пристально посмотрел на неё. — Пойми, Нанами, я не альтруистичен. Я не спасаю твоих друзей. Я только даю им шанс спастись, и я делаю это только потому, что получу кое-что взамен.
— Что именно?
— Ответ, — загадочно произнёс он, и она поняла, что больше он ничего не скажет.
Чиаки тихо и мрачно кивнула. Она знала, что это в его характере. Он был нейтральным героем, а не положительным. Но и не плохим.
И всё равно... Думаю, он мне нравится.
— Хорошо... я поняла. Будешь на связи?
Некая твёрдость на его лице разгладилась.
— До тех пор, пока это возможно.
***
Она прошла тест, но они не сразу покинули это место. Им потребовалось несколько дней, чтобы всё собрать. Политика Базы Будущего заключалась в том, что все потенциальные сотрудники переходят в третье подразделение для общей подготовки и людских ресурсов. Это означало переезд в новый город, обустройство нового места для жизни. И новой личности для Чиаки.
Ей не нужно было спрашивать, зачем, когда Камукура-кун предупредил об этом. Она поняла.
Потому что мир считал, что Нанами Чиаки умерла во время Парада и что Камукура Изуру был Осколком Отчаяния. Если бы стало известно, что предполагаемый Осколок спас её жизнь и что она жила с ним в течение года, на неё падёт подозрение. Заместитель председателя Базы Будущего был агрессивно настроен против отчаяния, и то, что они делали добро, не означало, что она могла ожидать доброжелательного отношения, если кто-нибудь из ответственных лиц узнает о её отношениях с Камукурой-куном. В лучшем случае её посадят в тюрьму и будут допрашивать о нём, а в худшем — казнят.
Поэтому Камукура-кун сфабриковал нужные документы, свидетельство о рождении, школьные записи и даже гражданство. Извлёк всю историю из ничего. Заставлял её запоминать, пока она не зазубрила всё вплоть до настоящего времени.
Это было... странно. Диссоциативно, в некотором роде. Как будто она существовала отдельно от её подлинной личности. Но она приказала себе думать об этом, как об РПГ-игре. Сейчас она просто скользнула в обувь другого персонажа, и, как только это станет безопасно — когда бы это ни произошло — она снимет её.
Чиаки застегнула последнюю сумку и оглядела свою, теперь пустую, спальню. Странно было уходить. Это место стало её убежищем, её домом, пусть только на год. Ей было интересно, что с ним будет. Она не знала, продаст ли его Камукура-кун, если вообще покупал. Может быть, кто-то ещё придёт сюда и сделает это своим домом. Может быть, оно просто будет пылиться здесь и, в конце концов, зарастёт сорняками. От этой мысли ей стало грустно, и она похлопала по стене, словно извиняясь.
— Нанами.
Камукура-кун стоял в проёме, наблюдая за ней. Он, должно быть, только закончил пересадку анютиных глазок в горшок; на его рукавах виднелись остатки почвы. Игнорируя то, как подпрыгнуло её сердце, когда он произнёс её имя, Чиаки развернулась и улыбнулась ему, поднимая сумки.
— ...Я готова.
В первый раз, когда Нанами Чиаки переступила порог этого убежища, она была в вегетативном состоянии и передвигалась на чужих руках. В последний раз Нанами Чиаки переступила порог этого убежища на своих собственных двух ногах.
