***
— Нанами, — произнёс Изуру, — существует вероятность того, что программа не будет работать, или что она повлечёт за собой неприятные последствия, или произойдет какой-то другой негативный результат. Изуру так долго и упорно думал о том, сколько всего он бы рассказал Нанами, как он вышел из опасной зоны Това Сити, держа в каждой руке по жёсткому диску с Искусственным Интеллектом. Вычислял все её потенциальные реакции и то, как определённая информация повлияет на неё. На мельчайшую миллисекунду он даже подумал о том, чтобы уйти, не сказав ей ничего, но что-то зарытое глубоко внутри восстало против этого: он опустошит её. Но он этого не сделает. Это был не вариант, как и не был вариант позволить ей умереть. Тем не менее, он знал, что сознательно скрывает от неё правду. Нет, он был откровенно лёгким или, по крайней мере, позволял ей чуток недопонять. Программа Нового Мира ещё не тестировалась, поэтому была возможность, что что-то может пойти не так, но основная опасность всё равно будет там, потому что он сам внесёт её. Восемьдесят процентов шанса, что всё будет работать нормально само по себе, но он пытался заставить Чиаки поверить в остальные двадцать. Неправильное направление породило странное чувство, завихрение где-то в его животе. Стыд и лёгкую тошноту. Он подумал, что это неприятное ощущение может быть виной, и в какой-то странный момент почувствовал желание во всём признаться. Но ему пришлось скрывать. С того момента, как он задумал этот план, Изуру понимал, что не сможет рассказать ни об одном из них, даже Нанами. Шансы вмешательства были слишком высоки. Он больше не будет саботировать и не потерпит никаких задержек в поисках истины. Поэтому он подавил в себе это чувство и продолжил: — Есть шанс, что испытуемые будут отчаиваться. И, если это произойдёт и со мной, если я буду знать, что ты жива, я захочу навредить тебе или убить тебя. Поэтому, когда я войду в программу, я не должен помнить о тебе. Он остановился, ища на лице Чиаки признаки понимания. Их там не было; возможно, она просто отрицала всё сказанное им, поэтому он подвёл её к главному: — Нанами, я должен стереть свои воспоминания о нашем с тобой времени, проведённом вместе. Они погрузились в неудобную паузу. Затем её лицо смялось, и его сердце болезненно сжалось в ответ. Его пальцы тряслись, едва сдерживаясь от желания протянуться и взять её за руку. Он вцепился ими в край стола. — Почему? — прошептала она, задыхаясь. — Я только что объяснил, почему. Предотвратить... — Нет, это я поняла. Но... — она остановилась. Потёрла глаза и продолжила дрожащим голосом: — Я думала... я думала, что ты просто проведёшь туда своих друзей. Зачем тебе идти с ними? Тебе же не промыли мозги. Он подозревал, что она спросит об этом, но невольно хотел, чтобы она этого не делала. — ...Я же уже говорил. Ответ. Её глаза сверкнули. — И всё?! — Нанами... — Это важнее?! Какой-то неопределенный ответ важнее, чем... чем наша дружба?! ...Чиаки не собиралась слушать его до конца. И Изуру позволил ей высказаться. Пока она разглагольствовала, её лицо покраснело, в уголках глаз заблестели слёзы, а голос стал громче. — Слушай, я уже давно тебя знаю, и я всегда старалась подходить ко всем вопросам с разных сторон, я это приняла. У тебя есть свои секреты, и меня это устраивает. Я старалась поддерживать тебя, потому что я-я очень забочусь о тебе, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Но я не могу притворяться, что у меня всё нормально, когда ты хочешь навсегда стереть свои воспоминания обо мне за ответ на вопрос, который ты мне даже не сказал! — она хлопнула ладонями по столу. Изуру уловил стук на другом конце комнаты: её кролик испугался. Он подождал несколько секунд, чтобы она услышала его. — ...Это не навсегда. Она смотрела куда-то сквозь него, сквозь слёзы гнева и горя. Изуру продолжил: — Я не буду использовать методы стирания памяти Мацуды для этой процедуры. Вместо этого я планирую выбрать самогипноз, чтобы «запереть» мои воспоминания. В процессе я внедрю команду для своего мозга, чтобы он потом среагировал на конкретную комбинацию слов. Услышав их, я избавлюсь от амнезии. Нанами нахмурилась. — Как в шпионских играх, где кто-то использует кодовое слово, и герой внезапно начинает действовать как агент вражеской стороны? Не совсем точное сравнение, но суть была достаточно похожа. — Да. Её голос дрогнул, как будто хватаясь за последнюю надежду: — Значит... твоя амнезия не навсегда? — Нет. И тут мне нужна ты. Если хочешь, я скажу тебе фразу для восстановления моих воспоминаний. Но... — он промолчал. — Нанами, сперва ты должна убедиться, что я и твои друзья не в отчаянии. Она снова нахмурилась. — Но как? — Я позволю Наеги Макото войти в программу, — Наеги был единственным достаточно наивным человеком, который, несмотря ни на что, попытается помочь им. Геккогахара тоже подходила, но вероятность будет выше именно с Абсолютной Надеждой. — Ему нужно будет связаться с Геккогахарой насчёт использования Программы Нового Мира. Если после этого он пропадёт или окажется мёртвым, значит, программа не сможет реабилитировать твоих одноклассников. — Потому что они убили его, — с грустью догадалась она. — Да, — он предположил, что ИИ Эношимы позволит Наеги жить, но навсегда запереть его в программе было едва ли доброй судьбой. — Программа Нового Мира скоро получит разрешение Базы Будущего, учитывая возможности, которые у неё есть в борьбе с отчаянием. Поэтому обрати внимание на состояние программы и на действия Базы. Нанами глубоко вздохнула и села. Она шатко потёрла глаза, избегая его взгляда. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь периодической маленькой икотой девушки и музыкой из игры на заднем плане. Это было угнетающе, и Изуру почувствовал редкое желание продолжить разговор. Он медленно достал маленькую заколку из кармана и положил её на стол. — ...Я возвращаю это тебе. Думаю, она тебе пригодится, — было больно возвращать её. Она не имела никакого смысла. Это просто заколка. Но его грудь согрелась, когда он получил её, несмотря на такую тривиальность. Её нижняя губа дрогнула, когда она уставилась на маленький космический корабль. Затем её лицо приобрело определённое выражение, когда она отодвинула её от себя: — Нет. Нет, я не возьму её. Потому что... потому что её миссия ещё не окончена! Изуру моргнул, когда она указала пальцем в него, пытаясь выглядеть твёрже, несмотря на то, что на её щеках ещё блестели следы от слёз. — Эта концовка меня не устраивает, поэтому я буду работать дальше, пока мы все не сможем воссоединиться: я, мои друзья и ты. Я не знаю, что произойдет после этого, но это — не тот конец, которым я была бы довольна, потому что мы должны быть вместе, и за это стоит бороться. Так что я не приму эту заколку обратно, пока мы не достигнем этого! Давно Изуру не слышал такой решительности в её словах. Ещё с того лабиринта. Опять надежда... Он... хотел, чтобы надежда победила. И он не мог. Он должен был оставаться беспристрастным к эксперименту. Но это желание, чтобы она оказалась права и чтобы надежда оказалась сильнее, сопротивлялось. Так странно. — Вверх-вверх-вниз-вниз-влево-вправо-влево-вправо-B-A, — отчеканил он. — Вот спусковой крючок. Она рассмеялась. — Код Конами? — Это и то, что я вряд ли случайно услышу, и то, что ты сможешь легко запомнить. — Хороший выбор, — Нанами вздохнула. Она медленно двинулась в сторону приставки, чтобы выключить её, оставив полное, внезапное молчание, когда музыка остановилась. С минуту она стояла там, склонив голову, и пальцы расплылись перед её глазами. Её тело рухнуло вниз, и усталость, которой пару минут назад не было, опустилась на её плечи. Это была предсказуемая реакция — высокий эмоциональный выброс, как правило, оказывал такой эффект на человека, но Изуру обеспокоило, что она настолько подавлена. Наконец она взглянула на него. — Прости, что накричала на тебя. Просто... мне показалось, что наше совместное время так мало значит для тебя, — прошептала она, и в её глазах отразились расстройство и грусть. — Что я так мало значу для тебя, раз ты, не задумываясь, выбросишь меня из памяти. Это было не то послание, которое Изуру намеревался отправить. Он предсказал, что Чиаки может неправильно истолковать его слова, но даже тогда он ещё чувствовал себя обеспокоенным. Он отвечал за то, что навлёк на себя это отчаяние, и он, скорее всего, будет отвечать за большее. Это знание... отвращало. — Нанами, — откликнулся Изуру, вставая и приближаясь к ней, — я пробежался по каждому сценарию, и в этом была самая высокая вероятность успеха. Это то, что я должен сделать для себя. Но год, который я провёл с тобой, был самым значимым за всё моё существование. Она посмотрела на него. Её глаза были очень влажными, и то, как она смотрела на него, — он не мог понять этого. Что-то очень тяжёлое повисло в воздухе. Он смотрел на неё, отчётливо осознавая их близость и ускорение биения его сердца. Наконец она положила лоб ему на грудь и закрыла глаза. — Просто... завтра. Дай мне времени до завтра. Изуру понял, что не может ей отказать.***
Это был хороший день, пока Чиаки не думала о его завершении. По какой-то чудесной удаче — вероятно, Камукуры-куна — это был её выходной, поэтому ей даже не пришлось брать больничный. Они оставались в этих четырёх стенах, в которых не нужно было маскироваться, чтобы она смогла провести последний день с ним такой, какая она есть. Они занимались всем, что только могла придумать Чиаки: видеоигры, просмотр комедий, плетение волос и всё, на что она могла бы взглянуть и улыбнуться. Она не вспоминала о том, как была опустошена прошлой ночью, или о том, как была глупа, надеясь на романтические отношения с Камукурой-куном. Эти мысли пытались влезть, но каждый раз она отталкивала их и фокусировалась на «год, который я провёл с тобой, был самым значимым за всё моё существование». Это факт, что он планирует вернуть свои воспоминания. Факт, что он доверял ей и полагался на неё. Она не приукрашивала его недостатки или плохие стороны. Она столкнулась с ними, хотя тогда было не так тяжело. Но она не забывала и о его хороших сторонах. Хоть это и больно... она никогда не хотела забыть его. — Ещё разок? — пробормотала она, и в шее закололо от осознания того, что прошёл уже час. Он слегка покачал головой, пристально глядя на неё. — Мне пора, Нанами. Она сгорбилась. — ...Я знаю. Снаружи садилось солнце, и один золотой луч пробивался сквозь отверстия в её занавесках и под наклоном изливался светом между ними. Явление в такой день и год; время, когда небо временно возвращается в нормальное состояние, не было повседневным, но довольно редким. Было горько от того, что такое разрушительное прощание будет отмечено таким особым случаем. Пока Чиаки провожала Камукуру-куна до двери, в неё пробудилась нерешительность. Нужно попрощаться, верно? Сказать правильные слова перед разлукой, чтобы показать, как он важен для неё. Признание. Так оно и было в видеоиграх. Но она этого не хотела. Потому что это будет похоже на настоящее прощание. Но что, если это так? Что, если ты ничего не скажешь, а потом что-то произойдёт, и ты будешь вечно сожалеть об этом? Она закусила губу, борясь со своими страхами, пока Камукура-кун пристально смотрел на неё с чем-то неразличимым в его взгляде. Затем он повернулся, положив руку на дверную ручку. Если ты просто попробуешь, всё наладится... Но что, если нет? Что, если это последний раз, когда ты его видишь? Что, если это просто как... — Я люблю тебя! — выпалила она. Он остановился. Но не обернулся, и Чиаки возилась со своими пальцами, наполовину желая увидеть его выражение и наполовину радуясь, что ей это не нужно. Это облегчило ситуацию. — Я не совсем осознаю, что делаю, и знаю, что ты забудешь об этом, но я просто... Я просто хочу, чтобы ты знал, хорошо? Потому что я не... — Хината-кун! Он остановился, развернувшись. Закат окрасил его лицо резким контрастом света и тени, обнажив зелёные глаза. Тогда он выглядел таким красивым, драгоценным, и слова, которые Чиаки хотела сказать — сказать, насколько он дорог для неё — застряли у неё в горле. Она не понимала, почему она вдруг почувствовала желание признаться ему; это было просто чувство. Чувство, будто он куда-то уезжает и больше никогда не вернётся. Но... если она скажет их вслух... она не сможет забрать их обратно. И это парализовало её. Это была не видеоигра, где она могла бы перезагрузиться, если сделает неправильный выбор. Она не смогла бы начать заново. У неё не было интерфейса, чтобы узнать, когда индикатор отношений с ним будет заполнен. Что, если он не чувствует к ней того же, и потом ему просто станет неудобно проводить с ней время? Она выдохнула. — ...прости. Ничего. Это просто моё воображение, сказала она себе, когда Хината-кун немного грустно улыбнулся. Конечно, он вернётся. Она скажет ему потом. Чиаки взглянула на него, тяжело сглотнув: — ...Не хочу больше оставлять вещи недосказанными. Наконец он посмотрел на неё. Чиаки искала на его лице признаки хоть каких-либо эмоций, но он был совершенно нечитаемым. И теперь, когда она сказала о главном, она не могла остановиться. Она не знала, откуда брались слова; они просто, казалось, кипели внутри и неконтролируемо быстро вылетали наружу: — Честно, я не пытаюсь изменить тебя или манипулировать тобой, чтобы ты остался, или что-то в этом роде. Я просто хочу, чтобы ты знал, что... в тебе самом есть нечто большее, чем в твоих талантах. Ты терпеливый. Ты надёжный. Ты никогда не стесняешься говорить то, что у тебя на уме. Ты не добрый, но ты способен на бо́льшую доброту. Камукура-кун не отвечал. Она подошла к нему поближе, откинув голову назад, чтобы смотреть ему в глаза. — Ты любим, понимаешь? Не за твои таланты. За тебя. Колодец иссяк. И на самом деле... Чиаки была довольна. Несмотря на то, ответил он на её чувства или нет... он должен знать, что он человек, которого можно полюбить. В неё всё угомонилось, пока он обрабатывал её слова с полузакрытыми глазами. А потом произошло самое удивительное. Он улыбнулся. ...Нет, не совсем. Назвать это улыбкой было бы великодушно. Это было не что иное, как смягчение его лица, немного тепла в его глазах, едва заметный подъём уголков его рта. И хоть этого было немного, это была самая красивая вещь, которую Чиаки видела. Её сердце сработало над собой, и она не могла перестать усмехаться от своего собственного распространения в ответ. Наконец-то я сделала это... Наконец-то я заставила его улыбнуться. — ...Спасибо, Нанами. И затем, к изумлению Чиаки, он протянул руку и ох-как-мягко коснулся её щеки, словно перо. Его взгляд устремился куда-то далеко. — Я не разбираюсь в эмоциях и выражениях, — медленно произнёс он, — но Хината любил тебя. В этом я уверен. Не думаю, что я полностью понял это, когда впервые осознал... даже сейчас я ещё не совсем понимаю. Тем не менее, эти чувства продолжали существовать, и теперь они принадлежат мне. Я бы даже сказал, что они возросли. Чиаки даже не могла описать чувства, которые охватили её после этих слов. Это было так... как будто она летала. Это было похоже на то, что она добила самую тяжёлую игру, и все её друзья аплодировали. Это было лучше всего. Её улыбка всё растягивалась и растягивалась, пока она не почувствовала её на всём своём лице. У него была очень странная манера речи, но она прекрасно его понимала. — Я рада! — икнула она. — Я очень, очень рада... Несмотря на то, что мне не нужен был ответ... Я всё равно этому рада. А потом, подхваченная волной ликования и порыва любви, она привстала на цыпочки, обхватила его лицо ладонями и поцеловала его. Она была неловкой и неуклюжей и, наверное, далеко не хороша в этом. Но его губы были мягкими и тёплыми, и он отвечал на поцелуй, едва касаясь одной рукой её талии, и это заставляло мурашки гоняться вверх-вниз по её спине до самых кончиков пальцев. Её сердце переполнялось чувствами так, что чуть не лопалось, потому что — ох — ей это нравилось. Она любила его. Она задыхалась, когда они, наконец, отстранились друг от друга. — Я должна была спросить? — пробормотала она, опасаясь, что её эгоизм заставил её игнорировать его собственные желания. — Нет, — его тёплое дыхание коснулось её лица, и она вздрогнула. Его волосы падали занавесом вокруг них, создавая их собственный маленький мир. Воспользовавшись тем, что он всё ещё наклонён — он был таким высоким — Чиаки прислонилась лбом к его лбу. — Это ещё не конец. Мы встретимся снова... Мы обязательно сделаем это. — Последствия могут не... — Мы справимся, — подчеркнула она. — Потому что... даже если станет хуже, мы в силах всё изменить. Мы сами построим наше будущее. Если мы просто попробуем, всё наладится. — Дело не в том, верю ли я, что это правда, или нет... но я должна верить, что это правда. И вот опять — крошечный намёк на улыбку. — Тогда... Я поручаю это будущее твоей надежде. Они ещё долго, долго стояли там, касаясь друг друга лбами и глядя друг другу в глаза, пока солнце скрывалось за горизонтом. — До встречи, Камукура-кун. — ...До встречи.***
*Скорее всего, речь идёт об ИИ Чихиро и Эношимы, каждый из которых будет отвечать в программе за одну сторону — надежду или отчаяние.