Аггро — степень неприязни монстра к вам и членам вашей команды. Монстр атакует того, к кому у него больше аггро.
***
Работа интерном на Базе Будущего влекла за собой огромную нехватку свободного времени. Если ты не работаешь, ты тренируешься. Если не тренируешься, то учишься для получения лицензии. Выходной на неделе всего один, и только он спасал Чиаки; в глубине души она оставалась интровертом и отчаянно нуждалась в одиночестве. Поначалу она пыталась проводить вечера, отдыхая, но после множества бессонных ночей из-за игр до двух часов ночи её отвели в сторону и вежливо попросили впредь приходить на работу вовремя. Поэтому она работала, играя не больше трёх часов в день по будням и весь день в свой выходной и в праздничные дни, и этого было достаточно. На Базе Будущего для седьмой дивизии существовали два главных места для тренировки с оружием. Первое — тир — простая комната с простыми картонными мишенями. Именно там интерны учились основам стрельбы и владения оружием. Помимо этого, на том же этаже, располагалась комната боевого моделирования. Это было огромное шестиугольное помещение, пять стен которой были покрыты плазмами почти в 360 градусов. На единственной пустой стене у двери висела на крючках гарнитура виртуальной реальности, собранная из того, что предлагала интернам Геккогахара-сан для сеансов терапии с симуляторами; пистолет, который подключался к симулятору для записи отчёта с тренировки; и маленький компьютер, чтобы всё это дело активировать. Вместо того, чтобы сжигать время и ресурсы на постоянное создание и восстановление тренировочных дронов, База Будущего решила, что боевое моделирование — лучший способ отточить навыки стрельбы. Отдел исследований и разработок девятой дивизии отказался от аналогичной существующей технологии и начал сотрудничать с несколькими талантливыми программистами, чтобы осуществить задумку. Всё прошло успешно; симулятор даже оборудовали индикаторами боли, чтобы опыт был как можно более правдоподобным, если нужно, но и предусмотрели меры предосторожности, чтобы мозг не решил, что он умирает. Но Чиаки никогда не пользовалась ими. Всё и так было слишком реалистичным. Тем не менее, у симулятора были свои недостатки. С экранами можно было взаимодействовать только пистолетом или рупором, то есть тем, кто предпочитал ближний бой или другие виды оружия, приходилось тренироваться в другом месте. Было неудобно приспосабливаться к оружию, потому что всё, включая патроны, было виртуальным.* Чиаки слышала, что у некоторых дивизий был доступ к настоящим роботам — например, у девятой дивизии для тестирования новейшего оружия, и у таких боевых дивизий, как шестая. Видимо, они превалировали в боевых навыках, но и Чиаки была не хуже. — Ватанабе! — чужой голос вытолкнул её из размышлений. Точно — они на тренировке. Шагнув вперёд, Чиаки взяла шлем у Хонды-куна и надела его. Она знала, даже не глядя, что на экране воспроизводятся доступные варианты. Если бы она была здесь одна, она могла бы выбрать несколько этапов для борьбы, могла бы установить таймер и стремиться «выжить», пока не истечёт время, или даже сыграть определенный сценарий, как в ситуации с заложниками. Но сегодня программу настраивала Хаями-сенсей, и она хотела, чтобы они прошли не одну волну противников. А пять. — Пошла, — сказала покрытая шрамами женщина, отступив от монитора. — Десять секунд, Ватанабе. Чиаки заняла позицию посреди комнаты, обвила пальцем спусковой крючок пистолета и мысленно начала обратный отсчёт. Как только она дошла до нуля, экраны вокруг неё вспыхнули, загрузив ландшафт разрушенного города. Она повернулась, заметив, как всего в трёх метрах от неё появился Монокума. Он сразу же обратил на неё внимание и, не теряя времени, бросился к ней; гарнитура преобразовала его движения в 3D. Он и вправду доберётся до неё, если она его подпустит. До чего же техника дошла... Красный глаз. Слабым местом был красный глаз. Чиаки научилась этому методом проб и ошибок. Вся эта система так напоминала видеоигру, что ей удалось переключиться в спокойное, исключительно сосредоточенное мышление стрелка. Всё лишнее исчезло, когда она сконцентрировалась, подняла пистолет, нажала на курок... В яблочко. Монокума взорвался. Нет времени праздновать — следующий уже был на подходе, щёлкая челюстью и размахивая когтями. Она повернулась на двадцать градусов, прицелилась, выстрелила и отвернулась от очередного взрыва. Двигаясь медленно по кругу для как можно более широкого поля зрения, Чиаки уничтожала Монокуму за Монокумой. На каждую волну их было по десять, поначалу они наступали по двое или трое, но вскоре начали метаться группой. Иногда один или два проскальзывали мимо неё, и гарнитура громко сигналила, дабы сообщить, что её «ударили», и в углу поля её зрения экран вспыхивал белым. После каждой волны появлялся один из Осколков Отчаяния, вспыхивая алыми глазами и поднимая пистолет. Это было самое сложное для Чиаки: то были люди, то были её друзья. Но всё, что ей нужно было сделать, — это представить лицо Эношимы, и стрельба давалась намного легче. Когда прошла последняя волна противников, Чиаки опустила оружие и стала наблюдать за скользящими по монитору результатами. Она с удовольствием отметила, что её точность достигает почти девяноста процентов. Опустив пистолет, она несколько раз согнула и разогнула пальцы, разминая их. — С такими рекордами тебе нужно в боевую дивизию, — прокомментировала Хаями-сенсей, как только она отступила. Пожилая женщина прислонилась к дверному проёму, скрестив руки; её седые волосы сплетались в тугие косы. Она слышала это не впервые: седой боевой инструктор часто приставала к ней с советом направить свои навыки стрельбы в нужное русло, но Чиаки вежливо отказывалась. Вероятность столкновения с ними была мизерной, крошечной, почти нулевой... но одна мысль о встрече со своими друзьями или с Камукурой-куном и приказе сражаться с ними была невыносимой. Она осторожно сняла гарнитуру, чтобы не задеть парик. — Я не пригодна для этого. — Может, ты и чувствительна, — признала Хаями-сенсей, — но всё можно натренировать. — Благодарю, но нет. К тому же, мне нравится заниматься терапией, — она вспомнила про Накаджиму-сан и про признаки улучшения в течение нескольких недель после их согласия. — Это большая работа. Неохотное фырканье. — Что ж, не могу поспорить с этим. Я видела слишком много призраков и слишком много друзей с их друзьями** — не могу не уважать работу ваших терапевтов. Хаями-сенсей, как поняла Чиаки, была членом военных сил Японии задолго до Трагедии. Травма головы оставила её слепой на левый глаз, поэтому её сняли с линии фронта и перенаправили на обучение. Там она и осталась, присоединившись к Базе Будущего. Чиаки передала оборудование следующему интерну и заняла своё место вдоль задней стены. Хаями-сенсей подошла и низким тоном, дабы держать разговор в секрете, спросила: — Если у тебя нет цели перейти в боевую дивизию, почему ты так упорно тренируешься? Я вижу, что ты вкалываешь на этих сеансах больше всех. Она взглянула, как интерн — Мацумото-сан, так её вроде бы звали — прошла на поле виртуального боя. — Даже если у меня нет желания быть солдатом, я всё равно хочу защитить людей, которые мне важны, — а затем тише: — И я больше их не подведу. Может, сейчас я не могу помочь своим друзьям... но я буду готова. Когда им будет нужна защита, я буду рядом. И только, возможно, если она будет тренировалась упорнее и станет сильнее, она перестанет видеть этот лабиринт и слышать смех Эношимы во сне.***
После консультации с Уэно-сенсеем Чиаки решила сфокусироваться на помощи Накаджиме-сан с её горем. Какими бы ни были другие проблемы, с этим она справится увереннее. И даже после того, как Накаджима-сан заявила, что открылась Хагакуре-сану — Хагакуре-кун был «слишком глупым», чтобы понять её боль — ей как будто стало немного легче. И хотя тот страх с видением оскала Эношимы продолжал кратковременно охватывать Чиаки, когда она разглядывала макияж, у неё уже лучше получалось не поддаваться ему. — ...У Мамы глаза на лоб полезли, когда она увидела цену, но Папуля только и говорил: «Дорогая, если это сделает нашу принцессу счастливой, то это пустяки». Боже, она всегда придиралась к таким вещам. Всегда: «Но нам стоит оставить это на чёрный день», даже если у нас было, ну, скажем, больше денег, чем я могла потратить. Это было морозное, позднее январское утро. Хоть и снаружи по улицам кочевал холодный ветер, на Накаджиме-сан были лишь короткая юбка и узкий кроп-топ. Безусловно, она настроилась придерживаться моды даже в далеко не тёплое время года. — Хм, так ты была ближе к отцу, чем к матери? — Ну да, но не то чтобы мы ненавидели друг друга или в таком роде. Мой первый макияж? В то время я думала, что он обалденный, но на самом деле он был ужаааааааасным. И только Мама научила меня правильно пользоваться косметикой, — остановилась Накаджима-сан, переведя дыхание. Чиаки протянула ей коробку с бумажными салфетками. Сегодня она сидела на диване с Накаджимой-сан на почтительном расстоянии. Девушка отмахнулась от них, пристально глядя на пол и сжав край юбки в кулаках. Она стала более восприимчивой к разговору о своих родителях; Чиаки надеялась, что, поощряя рассказы о семье, она сможет поддерживать её правильное отношение к ним после такого горя. Решив, что пришло время сменить тему, она решила поговорить о гардеробе своего клиента: — Что ж, я восхищаюсь твоей самоотверженностью. Мода, должно быть, много для тебя значит, раз ты готова гулять по улице в такую погоду без пальто. — По правде говоря, нет, — это заставило Чиаки вскинуть брови, и Накаджима-сан стала тщательно подбирать слова: — Веришь или нет, но я была одной из тех старомодных чудаков. Не говоря об Egoist из EMODA [японские бренды женской одежды]. Чиаки решила умолчать о том, что она понятия не имела, что это такое. — О, правда? Я бы и не сказала! Что заставило тебя так одеваться? — Братик Леон, — со вздохом ответила Накаджима-сан, мечтательно улыбнувшись. — Он считал девушек такого типа симпатичными. И он был для меня самым важным человеком, так что мне ничего не стоило сменить стиль ради него. — А... понятно, — нахмурилась Чиаки после пришедшей ей в голову мысли. — Он просил тебя делать это? Заставлял? — Если бы, — с грустью произнесла она, — но ничто из того, что я делала, не привлекло его внимание. Всё, что мне оставалось, так это преследовать его, стать менеджером его команды и признаться в своих чувствах. — Похоже, он не принял тебя. — Неа, — вздохнула Накаджима-сан, отчеканив «а». — Ни разу. Она удивлённо моргнула: — Ты признавалась не один раз? — Ну да. Я не позволяла отказам отдалять меня от цели. Эта небольшая озабоченность росла экспоненциально. Конечно, Чиаки слышала рассказы Накаджимы-сан о Кувате-куне и раньше и уже поняла её чувства к нему. Её было сложно судить, ведь сама Чиаки была уверена, что люди сочтут её чувства к тому, кого считают террористом, неестественными, но... слушать, насколько сильно жизнь Накаджимы-сан зависела от её кузена, какой настойчивой и неотступной она была... Это... нездоровое поведение — столько вертеться вокруг одного человека, правда? Накаджима-сан, должно быть, прочитала её мысли по выражению лица, потому что выражение её лица резко изменилось на оборонительное: — Эй, не глазей на меня так! Это ведь нормальное желание — быть рядом с тем, кого ты любишь, да?! Чиаки провела чёрную линию на бумаге. — Полагаю, да, но не постоянно же. То есть, ты должна уделять время и себе. Фырканье. — Ох, поверь, кроме этого, у меня больше ничего нет. — Я не это имею в виду... Я о том, что ты не должна полностью ограничивать свою жизнь отношениями с одним человеком. — Почему нет? — жалобно спросила Накаджима-сан. — Мы же все зависим от наших отношений и эмоций, верно? Тогда какая разница — с одним человеком или с группой? — Потому что... что будет с тобой, если что-то случится с тем единственным человеком? Взгляд Накаджимы-сан потемнел: — Что-то уже случилось. И я в порядке, видишь? Чувствуя опасность из её тона, Чиаки отстранилась. Она сменила тему на что-то безвредное, задав бессмысленный вопрос о желании Накаджимы-сан вернуться в школу. Но в своём блокноте, втайне от Накаджимы-сан, она нерешительно написала и подчеркнула: «романтические чувства граничат с одержимостью? Могут ли затмить собственную личность?»***
Чиаки не придала особого значения поступку Накаджимы-сан, когда она не пришла на следующий сеанс, решив, что она просто заболела или тому подобное, не позвонив. Эта девчонка, может, и была умной, но далеко не вдумчивой. Когда прошла вторая неделя и она всё ещё не появлялась, Чиаки решила позвонить ей. Даже тогда она особо не переживала, пока Накаджима-сан перестала отвечать на звонки. Сообщения томились неотвеченными, и все остальные звонки переадресовывались на автоответчика. К третьему сеансу она, наконец, сменила тактику и написала человеку, с которым, как она знала, общалась Накаджима-сан — Хагакуре-кун. И от него она узнала, что Накаджима-сан сказала ему и его матери, будто её терапевт освободил её от сеансов. Чиаки не могла точно описать чувство, которое охватило её тогда. Сначала — шок. Затем — боль, потому что она верила, что они вместе согласились пройти этот путь до конца, и разве не наладилось всё за последний месяц? Затем — гнев. Как только она это выяснила, Хагакуре-кун заверил её, что отправит Накаджиму-сан на следующий сеанс, но Чиаки впредь была настроена скептически. Он не казался надёжным человеком. Но оказался таковым, потому что на следующей неделе подросток вернулась в её офис со скрещёнными руками и грозным, надутым лицом. Решив, что лучше не начинать с кислой ноты, Чиаки улыбнулась, но эта улыбка не дошла до чужих глаз. — Рада тебя снова видеть. Но нам нужно поговорить. Девушка отвернулась и не ответила. — Хагакуре-кун сообщил, что ты сказала ему и его матери, будто я освободила тебя от сеансов. Почему ты соврала? — Я захотела бросить. Хоть Чиаки и догадывалась об этом, было всё равно неприятно слышать это в таком грубом тоне. — Почему? — Потому что хочу. Как будто они откатились назад в прошлое. Чиаки боролась с внезапным раздражением на ребячливость своего клиента: она думала, их отношения наладились. — Накаджима-сан, если ты считаешь, что достигла своей цели, то нам стоит побеседовать, чтобы убедиться в этом. И тогда мне предстоит подготовить тебя к последующему лече... — Это не имеет никакого отношения ко мне, — отрезала девушка. — Я хочу бросить, потому что ты хочешь, чтобы я забыла о братике Леоне! Чиаки ожидала чего угодно, кроме этого. Поражённая и взволнованная, она спросила: — Что... Накаджима-сан вскочила на ноги, обвинительно выставив палец: — Я это поняла ещё в прошлый раз! После всех этих обескураживающих вопросов ты хотела заставить меня забыть о братике Леоне! Не пытайся отрицать это! — Я не хотела, честно! Меня просто беспокоила твоя преданность ему! Девушка не слушала, а может, просто игнорировала её: — Мало того, что База Будущего не смогла спасти его, но заставить меня забыть о моих чувствах? Сделать его несущественным? Это непростительно! Как вы смеете?! Тут Чиаки впала в ярость: — Поэтому ты ненавидишь Базу Будущего? Ты обвиняешь нас в смерти Куваты-куна? — Естественно! — вспыльнула Накаджима-сан. — Вы называете себя «героями», а сами не можете даже спасти группу старшеклассников! — Накаджима-сан, База делала всё возможное для спасения 78 класса. Защита Эношимы оказалась слишком сильной. — Враньё! Вы могли бы пытаться усерднее, быстрее, умнее, или... или ещё как-то! Вы могли бы сделать всё по-другому! — Накаджима-сан... — И после того, как вы оставили их умирать и убивать друг друга, вы ещё пригласили убийц в свои ряды с распростёртыми объятиями! Вы чёртова кучка лицемеров, лжецов и неудачников! — Никто из них не хотел убивать друг друга... — Заткнись! Просто заткнись! Наконец, она поставила вопрос ребром: — Почему ты так хочешь ненавидеть Базу? — Потому что, если нет, у меня ничего не останется! — вскрикнула Накаджима-сан. — Братик Леон умер из-за Базы Будущего, и-и он был смыслом всей моей жизни, а сейчас у меня нет ничего! Ни Мамы, ни Папы, ни друзей, ничего! — А как же Хагаку... Накаджима-сан бросилась на неё, схватила за лацканы пиджака и прокричала прямо в лицо: — Я пыталась убить его! Ты это понимаешь, тупой терапевт? Я пыталась убить его! После этого он ни за что не станет считать меня другом! Молчание. Её сердце бешено колотилось в груди, и забытый страх перед клиентом охватил её. Она невольно потянулась руками, чтобы одной схватить запястье Накаджимы-сан, а другой прижать локоть к рукам и ослабить хватку. Ей даже не пришлось об этом думать. Просто: опасность, защита. Хорошо, что она знала эти манёвры на инстинктивном уровне, и вместо этого в сознании Чиаки вертелось то, в чём её клиент случайно призналась: Накаджима-сан... пыталась кого-то убить? Что на это ответить? Девушка перед ней хладнокровно пыталась убить человека. Если она попытается убить работника с Базы Будущего, это послужит основанием для ареста? Нет, забудь об этом, пытаться убить кого угодно — уже преступление. Что же ей делать? Выдать её? Но это нарушение конфиденциальности, не так ли? Что делать? Когда молчание затянулось, девушка опустила взгляд на оборонительную позу Чиаки. На её лице появилось удивление, будто она даже не осознала, что схватила собеседника. Её хватка ослабела, голова склонилась. Голос Накаджимы-сан дрогнул, и она прохрипела: — Я пыталась убить его, потому что он с Базы Будущего. И-и вместо того, чтобы разозлиться, как нормальный человек, он вёл себя как ни в чём не бывало и с-спас меня, и-и его мама была так добра, как и другие пленники... и-и даже ты! Ваша База Будущего оказалась н-не такой ужасной, и, ты понимаешь, насколько э-это ненормально? Потому что... потому... Чиаки молчала: что-то глубоко внутри неё подсказывало ей не прерывать девушку. Накаджима-сан медленно полностью отпустила её и отступила, зажав одной рукой побледневшее предплечье другой. Она стала похожей на маленький, сдутый и сжатый воздушный шар. — ...Потому что, если я не права... — прошептала она, — е-если База Будущего не ответственна за смерть братика Леона... у меня не останется ничего. Моя м-месть... единственная причина жить... будет... ни... чего... Сжатый всхлип вырвался из её горла, и она отвернулась, опустившись в кресло и обвив руками колени. Вина, поняла Чиаки, глядя на её поддрагивающие плечи, вина съедает её заживо. Вина за попытку убить Хагакуре-куна, вина за исцеление горя, и, возможно, просто вина за знание, где-то глубоко в душе, что она не права с этой местью. Она не знала, правильно ли выдавать своего клиента. Она не знала, как поступить с Накаджимой-сан и стоит ли приближаться к ней. Но она знала, что хочет помочь. Чиаки тихо спросила: — Можно я обниму тебя, Накаджима-сан? Та была слишком заплаканной, чтобы ответить. Поэтому, подавив свой страх, Чиаки обвила девушку руками. — У тебя есть кое-что, Накаджима-сан. У тебя есть люди, которые заботятся о тебе. Помнишь, когда я попросила тебя довериться кому-то, кого ты знаешь? Они поддержали тебя, не так ли? Накаджима-сан взглянула на неё. Её тушь растеклась, оставив чёрные акварельные полосы на щеках. Кивнув, она заявила: — Это... всё из-за денег... — Ты уверена, Накаджима-сан? Кто-нибудь из них просил у тебя деньги или дорогие подарки, или требовал от тебя вознаграждение? — Боже, она надеялась, что нет. Иначе Накаджиме-сан станет ещё хуже. При этой мысли на её лбу выступил холодный пот, но Чиаки удалось сохранить тон голоса мягким и ровным. Девушка медленно покачала головой, и Чиаки с облегчением вздохнула про себя. — Видишь? Люди помогают тебе, потому что заботятся о тебе. Хагакуре-кун не злится, потому что он наверняка простил тебя. Ошибки прошлого не определяют наше будущее. — Ты расскажешь им, на Базе Будущего? О том, что я пыталась убить его? Чёрт, ей самой нужно было больше времени, чтобы разобраться с этим. — ...Я не расскажу им, в чём ты призналась мне. Но если ты ещё собираешься мстить, думаю, мне придётся сделать это. Я не могу позволить другим людям пострадать. Её клиент оставалась тревожно спокойной. Чиаки взмолилась: — Пожалуйста, не надо так. Та тихо запротестовала: — Но если я не буду мстить и-и если я буду двигаться дальше, то это обесчестит братика Леона и моих родителей! — Почему ты так считаешь? — П-Потому что я не грущу, когда думаю о них! Это неправильно! — Нет, Накаджима-сан, всё не так. Это лишь этап восстановления. Ты никогда не перестанешь скучать по ним, но боль пройдёт. Отпустив её, Чиаки улыбнулась и протянула ей платок. Накаджима-сан взглянула на него, как на загадку Вселенной. — Ты можешь двигаться дальше, не забывая о тех, кого любишь, Накаджима-сан. Это не обесчестит их. Я уверена, они хотели, чтобы ты была счастлива. Девушка высморкалась. — Но я не... — Ты не что? — Я не знаю, как, ясно? Я не знаю, как, без братика Леона. — Именно поэтому я здесь. Чтобы научить тебя, — Чиаки улыбнулась как можно теплее. — Я могу помочь тебе решить для себя, ради чего тебе жить. Найти другие вещи, кроме мести и проигрышей. Когда её молчание затянулось, Чиаки взбодрилась: — А давай на следующей неделе ты придёшь с двумя листами? Я хочу, чтобы на одном ты написала то, что в жизни тебе нравится. Это может быть что угодно — от людей и хобби до, например, твоего сленга, — Накаджима-сан прыснула. — А на другом напишешь идеи, которые хочешь осуществить. Ты была менеджером бейсбольной команды до Трагедии, так что... — Нет, — покачала головой Накаджима-сан. — Нет, я... это только ради братика Леона... я не могу вернуться туда теперь, когда его... нет. Это... это будет постоянно напоминать мне о нём. — Хорошо. Это нормально. Тогда всё другое, что ты хотела бы сделать. Навыки, которые хочешь обрести. Места, в которых хочешь побывать. Даже если ты думаешь, что это глупо или невозможно, всё равно напиши. Потому что, если ты попробуешь, всё получится. — О боже, — фыркнул подросток, — звучит отстойно. Чиаки усмехнулась: раз её грубость вернулась, значит, Накаджима-сан чувствует себя лучше. — Хм, возможно. Но я чувствую, что в этом есть доля правды. Если ты жива, ты всегда можешь собраться и начать всё сначала. Так ты напишешь? — и на сомнительный кивок она продолжила: — На следующей неделе мы просмотрим их и поговорим об этом. Договорились? Ещё кивок. — Пожалуйста, забудь о мести, или... о чём-либо ещё. Я хочу видеть тебя здесь через неделю, здоровой и не в тюрьме или больнице. Хорошо? — ...Хорошо. Всё будет хорошо. Как-нибудь, в конце концов, всё будет хорошо.***
— ...Но, полагаю, эта одержимость была корнем всех её проблем, — предположила она и стала ждать ответа Уэно-сенсея. После посиделок с Накаджимой-сан и утешений до конца сеанса, она сразу обратилась за советом к своему руководителю. Она уточнила детали — таковы требования, — но договор о конфиденциальности предписывал не разглашать полную информацию о личной жизни Накаджимы-сан. Он защищал её неприкосновенность, предоставляя достаточно информации для помощи Чиаки. Уэно-сенсей кивнул, стоя у открытого окна и покручивая сигарету между пальцев. Он сделал длинную затяжку, бросив взгляд на улицы внизу. — Итак, как, по-твоему, стоит поступить? Она вздохнула, покручивая ремешки своей сумки. — Я... честно, не знаю. Я даже не знаю, за что браться. Её руководитель снова затянулся. По его лицу Чиаки поняла, что он размышляет. — На мой взгляд, пришло время отдать её кому-то ещё. — Уэно-сенсей! — запротестовала Чиаки. Он пригвоздил её своим «молчи-и-слушай» взглядом, отступив от окна и затушил сигарету в пепельнице на столе. — Я не говорю, что это нужно сделать сразу. Чем ты занимаешься? Помогаешь ей найти причины жить? Помогаешь ей с её горем? Прекрасная работа, но эта работа по-прежнему занимает много времени, — он присел, соединив руки в замок перед собой. — Признай — ты не готова работать с проблемами поглубже, чем одержимость. Так лучше для самого клиента — направить её к профессионалу после того, как закончишь сама. Она склонила голову. — ...Это словно я отказываюсь от неё Его лицо смягчилось: — Это не так, поверь. Ты помогаешь ей. Это как раз-таки не ложь. Ты всё ещё в деле — нет ничего постыдного в принятии своих ограничений. И это может навредить, подумала она, невольно возвращаясь к той злосчастной миссии спасения. И это последнее из того, что она хотела. Чиаки вздохнула: — Тяжело найти баланс. Я хочу помочь, но... — Кто сказал, что ты не помогла? Чиаки удивлённо подняла глаза. Уэно-сенсей рассматривал её слегка нетерпеливым взглядом. — Ты помогла ей открыться, довериться Базе Будущего и наставила её на путь восстановления. Без этого шансов помочь ей, возможно, вообще бы не осталось. Она моргнула, покраснев от похвалы, и её руководитель завершил: — Сказать честно? Я считаю, что для первого раза ты отлично справилась, Ватанабе-сан. Тронутая его словами, она растеклась в улыбке: — Благодарю... — Но у тебя ещё куча работы, так что не спеши почивать на лаврах, — он небрежно махнул рукой: — А теперь убирайся.***
Последующие недели и месяцы протекали тяжело. Пришёл и прошёл её день рождения, и она отмечала его одна, в своей квартирке, с Юмигами, видеоиграми и фотографией. Чиаки сорвалась и долго плакала, потому что просто сильно соскучилась по всем. Она продолжила работать с Накаджимой-сан, но пределы её способностей были очевидными. Она боялась, что́ скажет Накаджима-сан, когда узнает о решении, но девушка не разозлилась. Просто немного обдумала это, а затем согласилась, сказав, что доверяет ей. Тогда, в солнечный апрельский день, они провели последний сеанс. — Эй, Ватанабе-сан, — сказала Накаджима-сан после всего, впервые назвав её по имени. Ей ещё предстояло пройти долгий путь до полного восстановления, но теперь, глядя на неё, Чиаки не видела в тех желтых глазах отчаяния. Она могла гордиться своей работой. — Я знаю, что со мной трудно, так что... спасибо. Просмотрев и обсудив каждый вариант из листов Накаджимы-сан, девушка решила, что будет солдатом. Сначала Чиаки встревожилась, задаваясь вопросом, уж не очередная ли это попытка самоубийства, но причины у Накаджимы-сан оказались просты: ей нравилось уничтожать Монокум, она была хороша в этом, и этой работой могла бы гордиться не только она, но и её погибшая семья. Чиаки улыбнулась и, пожав клиенту руку, почувствовала на ней твёрдые мозоли. — Береги себя, Накаджима-сан. После Накаджимы-сан у неё были и другие клиенты. Второй ушёл от неё через два месяца, третьего в итоге тоже передали кому-то ещё, но с четвёртым Чиаки впервые справилась сама. Уэно-сенсей удивил её, пригласив на праздничный ужин, чтобы отметить успех, где она познакомилась с его милой женой. Но её сердце всё болело, отчаянно желая, чтобы Камукура-кун, Юкизоме-сенсей и всё остальные были здесь и праздновали вместе с ней. После всего этого Чиаки решительно погрузилась в работу, учёбу, тренировки, но всегда следила за новостями о своих друзьях и о Программе Нового Мира. Снова наступил Новый год, а за ним и её день рождения. Её беспокойство и страх нарастали, готовые поглотить её черной волной, когда наконец, спустя полтора года после ухода Камукуры-куна, Геккогахара-сан собрала всю дивизию и с улыбкой объявила о завершении работы над Программой Нового Мира. И в тот же день Наеги Макото ответил на звонок с неизвестного номера; мягкий, монотонный голос на другом конце представился Хинатой Хаджиме, утверждая, что он и его одноклассники нуждаются в спасении. * имеется в виду отсутствие отработки навыка для новичков: виртуальные патроны автоматически восполняются, в то время как в реальности нужно следить за количеством оставшихся патронов и правильно подбирать время для перезарядки; ** Хаями говорит об отчаявшихся людях до процедуры восстановления и после.