Taylor Varga

      Сегодня был не тот день, чтобы бездельничать в старой бейсбольной куртке в маленьком кафе рядом с тратторией. Это надо делать как следует, если можно так выразиться.       — Джордж, нам надо посетить портного, — дверь весьма представительного авто открылась и Антонио выбрался, придерживая обычную больничную трость. Антонио нравилась его куртка «Медведей Нью-Арка». Эмблема команды с её грозным, размахивающим битой маскотом перед ночным «Ситилайном» цепляла его за душу. Серьёзно, угрожающий настолько, насколько только может быть эмблема бейсбольной команды. Но для его цели он бы совершенно не подошёл. Нет, ему надо одеться достойно. Это потребовало времени, и он решил, что такая оказия и правда оправдывает самый лучший прикид.       Интерьер в дереве, тёплое освещение и запах свежего кофе.       — О, синьоре Антонио. Пожалуйста, заходите… Мэйзи, на сегодня мы закрыты. Прошу за мной, пожалуйста, — портной был лысым, пожилым и из Италии. Не родственник кого-то, кто состоял в родстве с итальянцем когда-то. Этот портной завоевал признание в Риме.       — Джованни. Мне нужен… костюм. А также пальто, — Антонио скинул с плеч куртку и фыркнул собственной шутке. Конечно, ему нужен костюм, иначе его бы здесь не было.       — Официальный? — маленький человечек уже крутился вокруг, снимая мерки.       — Очень. Даже со всеми аксессуарами.       А пока костюм строили, случился напряженный телефонный звонок.       — Марко. Знаю, мы не бы… — вид у Антонио был раздражённый. А пока отголоски воплей сотрясали динамик, шла примерка брюк.       — Я знаю, твоя рука ещё болит, — это же он её проткнул ножом, в конце концов. — Слушай, это насчёт того единственного, что у нас обще…       Из динамика пулемётной очередью понеслись слова, и старик позволил себе немного расслабиться.       — Да. Их дочь, тут случился инциде…       Антонио убрал телефон от уха — вопли обернулись сухим кашлем.       — Придержи коней, горячий сицилийский парень! Денни сказал, что располагает средствами об этом позаботиться.       Джованни был привычен к такого рода деловым встречам и просто предложил дону книгу в кожаном переплёте, заполненную раскрашенными элементами костюма. Антонио выбрал крой, и Джованни снова исчез из виду.       — Да, он так сказал… но я бы предпочёл снять это бремя с его плеч.       С ностальгическим блеском в глазах он выбрал классическую темно-серую в тонкую полоску ткань.       — Ну, не публично. Однако, думаю, официальное объявление не будет неуместным?       Глаза Антонио расширились от невнятного признания, и он на секунду отослал портного взмахом руки.       — О, жаль это слышать. Мои самые искренние пожелания блага. …Обязательно буду к этому времени.       Отреагировав на ответ смешком, старик сделал глоток предложенного кофе.       — Да, это точно придётся кое-кому против шерсти.       

==================

      Манхэттен всегда был тихим. Несмотря на джентельменское соглашение о поддержании мира между полицией и тенями, все ступали по полуострову чуточку более осторожно. Присутствие Легенды даже усугубило этот процесс. А на Манхэттене был отель. Черные жакеты, красный ковёр, золотая «С», в последнее время сменившая стиль, чтобы меньше походить на опрокинутую омегу, он был утончённым в манере, какой в наши дни обладают немногие вещи. Воистину, осколок прошедших эпох.       Перед ним остановилась машина. Черная, дорогая, комфортабельная. Прежде чем персонал смог о ней позаботиться, оттуда выбрались двое мужчин в очень хорошо пошитых костюмах, придержав дверь открытой. На тротуаре решительно утвердилась трость. Антонио сделал последнее усилие и выбрался. Куда-то делись ленивая сутулость, бейсбольная куртка; браслеты дружбы от множества внуков и крестников скрылись под манжетами накрахмаленной рубашки. Пришло время действовать по старинным устоям.              Терраса была выложена мрамором. На столе под бдительным оком угрюмых стражей в черных плащах сидел один из наиболее влиятельных людей в теневом мире, если считать только часть, в основном свободную от паралюдей. Также признаки неспешного стиля «Континенталя» представляли толстая газета, сжатая в старческих руках и «манильская» папка[1] рядом. Это и телефон с дисковым набором в золотой филиграни. Уинстон был не слишком современен.       Банды и полевые командиры, герои и злодеи — все они не представляли для него интереса. Истинный доход приносили старые синдикаты. Старые пути. Публичные паралюди, кейпы, были по большей части отсечены от этой игровой базы, за очевидным исключением Бродяг. В конце концов, тени не занимались ничем, кроме зарабатывания денег. Уинстон наблюдал за приближением гостя поверх очков в золотой оправе. Седина на лице, лёгкая неровность походки из-за конечности и трости. Безупречный костюм — в итальянском стиле, разумеется — и тяжелые кольца на пальцах. Что на полях боёв в обществе расценивалось как полный латный доспех.       — Антонио, добро пожаловать обратно в Нью-Йорк, — на лице Уинстона была улыбка, а в голосе радушие. Не так часто он встречался с людьми, которых те, кого молодёжь считала «старой гвардией» звали Старой Гвардией. Гвардией Старейшин, так сказать.       — Уинстон, мне ужасно жаль, что это заняло столько времени, — старый дон опустился в кресло. — Мне даже пришлось сделать одолжение или два, чтобы тебя посетить — ты же знаешь, насколько мы в фамилиях[2] можем быть территориальны, — он аккуратно прислонил трость — черное дерево и перламутр — к столу. Помощник разлил немного лимончелло (импортного) в два бокала с искусной гравировкой и удалился. Антонио сидел, выпрямив спину; острые глаза озирали стол.       — Как вижу, ты подготовился к теме этой встречи, — указал он жестом на папку, отмеченную как «Совещание: Семья». Уинстон вскину бровь.       — Не иметь информации об этом… перевороте было бы невозможно, — сделал он глоток. — Чего я не понимаю, так это почему же, Антонио, почему это касается твоей фамилии? Ты обычно держишься подальше от таких… публичных вопросов.       Антонио улыбнулся и нарочито медленными движениями открыл папку совещания. Известные члены семьи… их силы… кто с ними связан. СРД. Палец с толстым кольцом мягко ткнул в снимок тощего лысеющего мужчины.       — Дениел Эберт. История его семьи утеряна, но при том… скажем так, они корсиканцы. Его отец покинул бизнес, но помнил, как правильно вести дела. И посмотри-ка сюда? Ну, Денни тоже помнит, — улыбка дона была очень зубастой. — А семья его жены? Сицилийцы.       Уинстон сделал вдох:       — Но он вышел, не так ли? Так что он больше не ваша забота, верно? — на последнем слове раздался сухой саркастичный смешок.       — А, вижу, что ты понимаешь. Никто не выходит окончательно. Мы довольствовались тем, что позволили ему жить своей жизнью, но затем… — перелистнул дон страницы к снимку Тейлор Эберт. Под которым, помимо всего прочего, была сводка по инциденту, который вернул их семью в лоно фамилии. — Посмотри на неё, — в голосе Антонио звучали любовь и гордость, горечь на старом лице было почти не различить. — Стойкая и упрямая, как могут быть только старые семьи. Сделана из стали. Нас там не было, и она пострадала. Я предложил Денни оливковую ветвь, и он её принял.       Уинстон вздохнул:       — Картина начинает складываться, хотя моё место и не то, что хотелось бы, — чтобы организовать эту встречу, Антонио приложил особые старания. Потребовал вернуть одолжения, чтобы посетить его без дипломатического шума. Люди редко так поступают, если у них нет ничего важного для обсуждения — и реже всех Антонио, который с удовольствием принял электронную почту как основной способ коммуникации.       Антонио извлёк тяжелый конверт. На нём было две восковых печати; одна принадлежала ему самому. А вторая… Уинстону вдруг потребовалось освежить рот, когда он увидел эти две печати бок о бок:       — Когда ты сказал, что семья его жены были сицилийцы… — Антонио кратко кивнул.       Пока Уинстон вскрывал письмо, Антонио слегка выпрямился:       — Позволь сделать всё как полагается, Уинстон. Старый Марко и я сели, впервые за полдюжины лет. У нас состоялась беседа. Обсудили масштаб дерьма, свалившегося на Броктон-Бей и решили как-то облегчить ношу Денни. Решено, что кто бы ни связался с нашей pronipote[3] или её отцом, тому придётся беспокоиться ещё о двух вещах, — старый дон сделал глоток.       — Настоящим наши семьи объявляют Денни и Тейлор Эберт кровью. Да будет это известно всем под сенью Высокого Стола или «Континенталя», что мы будем преследовать всякого, кто наедет на них ради кары согласно ветхому завету. Вы приняли монету или предложили монету, чтобы увидеть, как им навредят, даже не напрямую? Никто не услышит о вас вновь.       Мина итальянца на миг дала слабину, позволив пробиться жестокой улыбке.       — Ну это, если их не порвут пугающе эффективные мальчики-докеры Денни или же гигантские ящеры, которых они объявляют пришельцами.       На несколько минут Уинстон погрузился в молчание.       — Если такова воля семей… — он взял телефон и провернул диск четыре раза: три ноля и тройка. — Харон. Красную Книгу, будь любезен, — написанный от руки том был лишь третьим из себе подобных, первые же два были по-прежнему упакованы в пергамент и в настоящий момент пребывали в очень защищённом сейфе глубоко под ними. В них кончилось место. Это была книга объявлений — союзов, публичных конфликтов, защиты.       Харон был высок, хорошо одет и с понимающей улыбкой на лице. Он весьма трепетно нёс кожаный портфель. Поставив и открыв тот, он извлёк сперва шелковый платок, разложив на столе. Содержимое портфеля было качественно переложено мягким уплотнением и содержало вместе с книгой маленький, мелкий сосуд и иглу, вместе с древней перьевой ручкой.       — Сэр, книга, как просили.       — Я уверен, у тебя имеются необходимые средства опознания, чтобы вписать оба заявления? — вскинул Уинстон бровь; Антонио кивнул. Он залез в карман пальто и извлёк кольцо того же стиля, не считая печати, с тем, что было у него на пальце правой руки.       Палец был порезан, и красные капли равномерно покрыли дно сосуда. Вскоре две печати легли на красное, быстро тускнеющее до ржаво-коричневого пятно рядом с элегантно-размашистым заявлением.       «Кто бы ни слушал или ни читал эти строки обдумай сие предупреждение.       Дениел Эберт и его дочь Тейлор Эберт настоящим объявляются кровью       как линии Мариани, так и Лауричелла нашего дела на сих берегах.       Тем, кто вручит или же примет Монету дабы нанести им вред,       отмерено будет тою же мерою семикратно       их лица и имена будут стёрты с лика этой земли.       Молвлено сие доном Антонио Мариани и доном Марк Лауричелла, объединившимся ради этой единственной цели.              [1] «Манильская» папка (manilla folder) — классический вариант папки для бумаг, изначально разработанный для картотек. Делается из сложенного пополам листа картона, обычно имеет выступ для наклеивания ярлычка. Если видели, как в старых фильмах роются в картотеке и ищут по «язычкам» с кратким заголовком — это оно.       [2] Здесь и далее употребляется слово famiglia, обозначающее семью в староитальянском стиле. Или мафиозную семью, раз речь идёт о преступности итальянского происхождения.       [3] Pronipote — итал. правнучка.