Он виноват сам

- Серёжа... Серёжа, просыпайся, - услышал я до жути знакомый женский низкий голос. Медленно приподняв тяжёлые веки, я тут же вспомнил, что вчера, получив от Вали такой же укол снотворного, я заснул как убитый, позабыв обо всём. Тогда передо мной на складном стуле, возле моей раскладушки, сидела недовольная Рогозина и пыталась разбудить меня: - Галя?.. - мне показалось, что я сплю, и я тут же закрыл отёкшие глаза. - ... Сережа... Серёжа... Серёжа... Майский! - повторялась и повторялась она, а затем вскрикнула так громко, что я мигом привстал на локтях, почувствовав раздирающую боль в области раны. - Да-да, Галя, я проснулся! Ай, чёрт... Рука, - я рефлекторно вернулся в исходное положение, почувствовав заметное облегчение. - Привет... О... Здравия желаю, товарищ полковник! - ответил я, потирая глаза и поправляя волосы. - Наконец-то я тебя разбудила. Ты как? - Нога свинцовая... Рука так, пойдёт... - честно признался ей я. - Ясно. Галя помолчала, а потом начала: - Состояние удовлетворительное, значит... Ну, что, Серёжа, тогда рассказывай. Я тяжело вздохнул и откинулся обратно назад, снова закрыв глаза и спросив: - Что ты хочешь знать? Тебе разве Коля ещё не всё рассказал? - Почему именно тебя и внучку убитого похитили? Я молчал и не знал, как лучше ответить ей. Я прикидывал в голове разные ответы, но все они казались какими-то глупыми и неубедительными. - Ну? - настаивала полковник. - Галь... Ну, в общем, этот козёл с чего-то взял, что мы с Машей вместе и решил нас помучить... Они тут с детства все знакомы просто... Рогозина подняла брови в знак недоверия, а затем спросила: - С чего это он мог так подумать? Были причины? - В первый день она подвернула ногу при осмотре подвала, я её полечил немного, и мы в штаб шли вместе, она за меня держалась, потому что стала хромать. Вот он и подумал, наверное... Да Бог знает, что у него в голове, Галь... - Зато я знаю, что у тебя в голове. И тебя знаю как свои пять пальцев. Начистоту давай. Я из-за тебя только приехала, - скрестив руки на груди, рассержено говорила она. Немного погодя, я произнёс: - Ну... Влюбился я, Галь. - На молоденьких потянуло? - Между прочим, Галина Николаевна, некоторые это любовью называют... - Сколько ей? - пропустив мимо ушей мои слова, спросила Рогозина, устремив свой строгий взгляд в пол. Она сидела с настолько напряжённым видом, будто ожидала самого худшего. - Двадцать один. Скоро двадцать два. Я, по-моему, не идиот, Галь... Она облегчённо кивнула и сказала: - Зубы не заговаривай мне... Ладно. Дальше рассказывай. - Всё действительно было так, как я сказал. Я помог ей с ногой в тот день, она шла, на меня опираясь. Этот чёрт нам по пути встретился и начал нарываться. Рукоприкладства не было, честное слово. Я ему словами всё объяснил. Потом я работал два дня. - Серёжа... Ты понимаешь, что вчера не только наши за вами ездили, но и ОМОН? Они сейчас доложат, куда не надо, и крышка и мне, и тебе. - Галя... - Да что: "Галя", что: "Галя"?.. Гале как обычно всё расхлёбывать... - Да что расхлёбывать, Галь?! Всё нормально! - Да, всё очень нормально! Просто замечательно! Следующие десять минут я выслушивал лекцию о нарушении этических норм. С точки зрения Рогозиной, оказалось, что я не имею права влюбляться в фигуранток дела. Наконец успокоившись, она выдала то, чего я от неё никак не ожидал. - В общем, надеюсь, это очередная твоя игрушка на недельку, Майс... - Какая игрушка?! Какая игрушка, Галя?! - повысил голос я. - Не говори так, не говори глупых вещей! Я вчера чуть не умер за неё, слышишь?! - она внимательно на меня глядела. - Она не игрушка!.. Да никакая это не игрушка, Галя! Я был готов вчера что угодно с собой сделать, лишь бы она в живых осталась... Да вообще... Я никогда так голову не терял. Любовь это... Она молчала. - Серёжа, ладно, прости. Перегнула палку. Я просто переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты работу случайно потерял, не хочу вообще думать даже о том, что ФЭС останется без Майского, понимаешь? Ты же прекрасно знаешь, что ты и Коля - это моя главная опора и моя поддержка на службе. Не потеряй себя. Потеряешь себя сам - потеряем тебя мы все. Я знаю, чего ты стоишь, и на что ты способен, а на что не способен. Я, конечно, не хочу, чтобы что-то ненужное стало известно, но если мне прикажут, то я отстраню тебя, ты же понимаешь? С натянутым согласием мне пришлось ответить: - Галь, ну, конечно... - Но я сделаю всё возможное, чтобы это не произошло... Я знаю твои непоколебимые принципы, твой характер... твою честь, которая управляет, движет тобой, твоими поступками и которая подчиняет себе и понимаю, что против дела ты никогда не пойдёшь. Я доверяю тебе. Если что, позвоню Руслану Султановичу. - Галя, спасибо... - Да что там... Теперь слушай. Я запросила психиатрическую экспертизу на этого парня, но я лично не думаю, что он болен. Я бы сразу это поняла. Вообще она готовится недели две, сам знаешь, но я запросила срочную, потому что его надо быстрее посадить и начать нормально разбираться с этим делом. У нас по нему, вообще, по-моему, никаких подвижек нет... Так, значит по уликам. Всё, что Иван вчера собрал, ОМОН привезли с этим Валентином, Холодова срочно вызвала, он всё проверял с утра. В итоге мы имеем на него, естественно, абсолютно всё. Это - ДНК с маски, следы пороховых газов на рукаве кофты, ваши ранения, конечно, отпечатки и так далее. Он сядет надолго, - выдохнув, закончила она. - О чём разговор, друзья мои? - спросил Коля, войдя в палатку. - О вчерашнем, всё о вчерашнем... - ответил я. - Понятно. Серёга, ну, ты как? - Пойдёт. Несмертельно. Маша как? - Я к ней заходил. Спит как младенец. Ещё не вставала. Я вспомнил вчерашнее событие во всех красках и деталях, тем самым делая себе только хуже; вспомнил её лютые слезы, которые текли по её побледневшим щекам, догоняя друг друга, и ужас в глазах, пробирающий до костей, её руки, держащие терку, её живот, судорожно поднимавшийся и опускавшийся из-за плача и всхлипов. Вспомнил боль в бедре и руке, которая заполнила тогда весь мой разум и всё мое существо. Вспомнил страх и панику, наполняющие комнату в те часы... Мои мысли, к счастью, прервал запыхавшийся Иван, внезапно влетевший в палатку. - Коллеги! - по-тихоновски объявил он. - У меня новые улики! Так-с, значит, на шляпе, найденной вместе с плащом, нашёл волос, но ДНК пока ещё не выделил. На руле велосипеда обнаружил пальчики, а вот тут есть-таки совпадения! - Да быть не может! - заключил я, удивлённо посмотрев на Круглова. - Может, ещё как может! Отпечатки принадлежат некой женщине, у которой вы брали образцы в деревне. Собирайтесь, - позвал нас жестом радостный Тихонов. - Коля, я с тобой! - Серёга, ты слаб сейчас, тебе покой нужен. Оставайся, не надо никуда ехать, сам справлюсь. - Коля, я поеду! Нечего мне тут сидеть и всё дело пропускать! Костыль мне принеси только... - Ты сдурел?! Я тебя таскать на спине не собираюсь! Ты сейчас встать же даже не сможешь! Да и где я тебе костыль должен сейчас найти?! - У Тихонова попроси, у него всё есть, самогон ведь даже... - вероятно, с максимально дурацким видом пошутив, я сразу понял, что болтнул лишнее, заметив возмущённо-удивлённое лицо Рогозиной. - Не-не-не, Галь, это не то, о чём ты подумала! Случай был на отпускных! - Да-да, подтверждаю! - кивнул Коля. - Так я вам и поверила! - Галя усмехнулась, вместе с тем, наверняка, решив, насколько же у неё недобросовестные работнички. - Добро. Костыль Майскому принеси, Коль, и пускай едет. - Она еле сдерживала смех, наблюдая за раздражающимся Петровичем. - Галя! - сердито всплеснул руками Круглов. - Да он же ходить не сможет сейчас даже, что говорить о задержании и допросах?! - Выполняй приказ, майор, - встряв в их спор, дразнил его я. Он был очень зол. - Хочет - пусть едет. Берите с собой Ивана, помогать будет. Коля выругался и ушёл за костылем. Оставшись наедине, Галя сказала: - Я сейчас к Маше пойду. Поговорю с ней. Показания возьму и про деда ещё что-нибудь спрошу. Познакомлюсь, так сказать... Мне же нужно знать, в какие руки мы Майского отдаем. Я усмехнулся: - Да никто ещё пока никого не отдает... - сказал я, хотя знал, что меня точно придётся отдать. - Передай привет... И что я её крепко обнимаю, - немного погодя, добавил я. - Передам, - слегка улыбнувшись, откликнулась Галя на мою просьбу. - Вот тебе костыль, вот тебе Тихонов в качестве сиделки!.. - злобно проворчал Коля, вернувшись в палатку. Опираясь на костыль, с помощью мужиков я встал на ноги и начал пробовать ходить. Непривычно, но другого выхода не было. - Как ощущения? - с язвительной улыбкой поинтересовался Петрович. - Коль, что злой-то такой?.. Нормально мне, ходить могу, сам же видишь. - Ну-ну... - Ворчун, - по-доброму сказала Галя и вывела его из палатки, взяв под руку. - Е! Е! Е! Ура! Вот и на моей улице праздник! Не сидеть же всю жизнь в лаборатории! Я выезжаю на задание, я выезжаю на задание, я выезжаю на задание!.. - повторил раз двадцать Ваня, танцуя вокруг меня - из-за чего у меня закружилась голова, а потом, превратившись в серьёзного Тихонова, спросил. - Ну, что? Поехали? Не терпится спасти мир! - Поехали, поехали...

***

- Так, кому, говоришь, отпечатки принадлежат? - спросил я у Вани, с которым мы вместе расположились на заднем сиденье. - Совпадение с чьими? - Какая-то Шорхова Ирина Аксёновна. - Ну-ка, дай-ка вспомнить... А, Петрович, так это та, которая нам ещё молоко и творог предлагала. - Понял. - Хм, ну, это странно... В доме её отпечатков нет, на топоре тоже, почему на велосипеде-то они есть, если убийца всё время, получается, был в перчатках? - Убийца оставил все вещи, пряча их возле старого заросшего кладбища под грудой веток. Я об этом думал, и знаете, мне кажется, что он оставил их там с желанием через какое-то время забрать, а вовсе не выбросить. Это слишком важные улики. Какая была гарантия, что мы бы их нашли? - Кстати, да... - Если всё было, как я сказал, единственной его ошибкой было неправильно выбранное место - всё-таки кладбище, иногда его же ещё кто-то посещает, да и вот мы нашли... - Ну да, конечно... Ты помнишь её дом? - заранее спросил я Петровича. - Конечно, помню, как его не запомнить... Там эта... на заборе огромная корова нарисована. Приехав, мы вышли из машины, и деревенские детишки тут же замолчали и прекратили свою игру в мяч, пристально за нами наблюдая. Войдя во двор, мы увидели сидящую молочницу на большой железной перевёрнутой кастрюле. Она курила и пускала клубы дыма наверх, высоко задрав голову. - Здравствуйте, - поприветствовал её Петрович. - Приветствую, - ответила она тем же, потушив сигарету о косяк старого дома. - Чем обязана? - Если вы ещё не забыли, мы из ФЭС, я - майор Круглов, это - майор Майский, и это - Иван Тихонов, наш сотрудник. - Я помню, помню вас. - У нас к вам возник один вопрос. На велосипеде Афанасия, который убийца использовал как средство передвижения после преступления, обнаружены ваши отпечатки пальцев. Сначала она ничего не поняла, нахмурив морщинистый лоб, а затем её, видимо, осенило: - Его велик я брала, чтобы за продуктами съездить в магазин. Это было дня четыре назад. - Кто-нибудь может это подтвердить? - спросил Ваня. Я сразу понял, что она не врёт. - Танька может. - Какая Танька? - Это продавщица наша. - Хорошо, проверим. Тем более, помнится мне, что с алиби у вас всё в порядке. Вы, кажется, были в городе, на камере в магазине засветились, - сказал я, уже устав стоять с этой большой и неудобной палкой под рукой. Лучше бы я действительно остался в штабе. Чёрт меня потянул. Ногу пронзила несильная боль, я поморщился. Петрович недовольно и жалостно покачал головой. - Да, так и было. - Собирайтесь. Поедете с нами. Это не надолго. Пожав плечами в знак того, что она не против, мы, покинув дом, поехали в местный магазин, по пути разговаривая о вчерашних ночных посиделках. - Сегодня перед Галей практически спалился, прикинь, сказанул ей, что, мол, у тебя всё с собой всегда, даже самогон... - Ну ты даёшь, Серёга! - осуждающе покачал головой Тихонов, уткнувшись в свой планшет. - Ещё бы что ляпнул. - Да мы с Петровичем отмазались. Нормально всё. - Долго мы теперь так не расслабимся. Дел выше крыши, - со вздохом заключил Петрович. - Вот это точно, - ответил я, заглядевшись в окно, за которым мы проезжали мимо разваливающихся домов, ободранных куриц и петухов. Мне хотелось побыстрее вернуться в штаб. Мне просто хотелось навестить Машу. - Здравствуйте. Федеральная Экспертная Служба беспокоит, - представился Круглов, протягивая наши удостоверения. - Молодой человек, здрасьте! - поприветствовала, видимо, только меня продавщица забегаловки, встав раком и наклонившись вперёд, тем самым выпятив свою наполовину открытую и обвисшую грудь. Я ничего не понял. Посмотрел сначала на Ваню, потом на Колю, чуть откашлялся и начал: - Здравствуйте... Я - майор Майский. Вы Татьяна? - М, майор... Звучит очень интересно и сексуально. Я нахмурился. А она продолжила: - Ох! А откуда вы знаете моё имя?! Вы что, майор, меня выслеживали?! Ваня не сдержался и засмеялся. - Выслеживал он её... - шепнул он, ото всех отвернувшись. - А что смешного, молодой человек? Я, между прочим, невеста завидная, а главное - свободная. Петрович присоединился к Тихонову. - Работа такая - всё знать. Скажите, пожалуйста, четыре дня назад к вам заезжала на велосипеде Ирина Аксёновна? - спросил я и показал рукой в сторону женщины. Она неловко мялась с ноги на ногу. - Ой, Ирка, привет! И не заметила тебя. А у вас девушка есть? - спросила женщина, поиграв бровями. - Хотя, даже если есть, девушка не стенка - подвинется! - она расхохоталась. «Ты с такой девушкой, увы, рядом даже не стояла». - Я как бы задал вопрос... Вы должны на него ответить. - Ой, ну, да, заезжала, велосипед Потёмкина еще брала, видимо. Просто на нём раньше видела только его. - Понятно... Я уже развернулся к выходу. - Молодой человек, девушка-то есть?! Ответьте, пожалуйста... - Есть, есть, не переживайте, - раздражённо ответил я, почувствовав на себе удивлённые взгляды Вани и Коли. Я покинул прокуренный магазин и остался ждать их на улице - они решили взять что-то из продуктов для нашего штаба.

***

Вернувшись, нас позвала уставшая Амелина к себе, в лабораторию, в которой рассказала о своей работе за весь день: - Я работала с курткой этой бабули. Пуговицы действительно идентичны, но есть одно но: абсолютно все пуговицы на этой куртке присутствуют, и все пуговицы до сих пор держатся на заводских нитках или как сказать... Ну то есть ни одну из этих пуговиц не пришивали собственноручно уже после покупки. Это вообще странно... Я так подумала и прикинула... Не могло быть такого, что, допустим, у Потёмкина эта запасная пуговица осталась просто дома каким-то образом? Ну, например, бабуля к нему приехала, пуговицу у него потеряла, он её прибрал потом у себя где-то? - Конечно, могло быть такое... Только мы сидим и просто гадаем. Амелина обречённо пожала плечами, тяжело вздохнула и добавила: - Смысл той записки, которую вы нашли в плаще, я не разгадала, но проверила на пальчики. Чисто. Завтра ею основательно займёмся с Ваней. Также работала над звонками и поняла, что значит «СМ» - расшифровывается, как «сын Михаил». Не понимаю, почему он записал его номер просто двумя буквами. После моей догадки я позвонила по этому номеру и моё предположение подтвердилось. Ответил именно он. Я спросила, зачем они трижды созванивались в такую рань, Михаил объяснил это тем, что двумя первыми исходящими от него вызовами он не добился ответа отца, а на третий раз он всё-таки взял телефон. В принципе, ему можно поверить, потому что первые два звонка длились оба примерно по десять секунд, а третий - две минуты и тридцать три секунды. - Ты спросила, о чём они разговаривали? - поинтересовался я. - Да, сказал, что разговаривали о поездке сюда, в деревню, стоит ли собираться или отложить её на следующие выходные. Они хотели приехать втроём на их машине. Маша и её родители, - ответила Оксана, широко зевнув. - Понятно. Молодец, Оксан. Иди, отдыхай. Мы скоро все подтянемся, не теряй нас, - предупредил Круглов. - Ага, спокойной ночи, ребят. Я к Маше... - Тебе помочь дойти? - позаботился Коля. - Не, не надо, я сам. До завтра, - попрощался с коллегами я, "дав пять" Ване и Коле. Ещё по пути в палатку, я видел, какой из неё льётся уютный, тёплый, жёлтый свет, озаряющий ночную пустоту вокруг себя. Зайдя внутрь, я увидел утомившуюся Машу, которая усердно и быстро писала что-то в своём выцветшем блокноте с акварельной бумагой. Я подумал о том, что в нём должны быть также её рисунки. - Привет. Ну, как ты? - обратился я к ней. Она оставила тетрадь, измотано и натянуто улыбнулась, вздохнула и ответила: - Нормально, - вдруг дрожащим голосом произнесла она и отвернулась от меня, скрывая лицо за длинными распущенными и давно нечёсанными волосами. - Ты чего?.. Маш... Я всё же прекрасно увидел, что её выражение лица изменилось. Её глаза были полны слёз, а грудь стала дрожать. Я, прихрамывая, дошёл до её раскладушки, сел на край и стал ждать ответа. - Всё нормально, майор, - твёрже повторила она, всё так и не поднимая на меня глаз. - Да... Оно заметно, - тяжко и изнурённо вздохнув, сказал я и устремил взгляд в пол. Она молчала. Через минуту стали слышны тихие, затем нарастающие по громкости вздохи и всхлипы, которые она умудрялась в себе подавлять и на какое-то время успокаиваться. - Отставить слёзы. Это приказ, - я перевел взгляд на неё. - Прости, майор, - прошептала она, сморкаясь в бумажный платок и утирая щеки и подбородок от слёз. - Да всё наладится. Точно. Любовь правит миром, надеюсь... Да настоящая любовь точно правит миром. И ничто ей не может помешать. И всепрощение тоже есть. Любовь может простить всё? Как ты думаешь, Серёжа? Я подумал, что она бредит в связи с последними происшествиями. Пижамная майка висела на ней, как на вешалке: она совсем исхудала из-за всего, что на неё обрушилось. Шея без малейшего намёка на грамм жирка и ярко выраженные ключицы приковывали к себе мой взгляд. Мне стало больно и стыдно - горячо стыдно. Я уже воспринимал всё на свой счёт; я уже хотел нести за неё полную ответственность. Мне просто захотелось накормить её. До отвала. Я помолчал и затем спросил: - За что я тебя простить должен? Ты из-за вчерашнего плачешь? - Не знаю, - заикаясь, ответила она. - Мне так паршиво, - тут она не выдержала вовсе и уткнулась в подушку, со всей злости сжав её. - Чш-чш-чш, - я собрался с последними силами и пододвинулся к ней ближе, чтобы приобнять и хотя бы попытаться как-то успокоить. - Майор, прости! Прости! - надрывно и громко мычала она, не давая мне сказать ни слова. - Ты себя как чувствуешь? - Смеёшься? - Ничуть. - Паршиво, сказала же... - Подожди-ка, я приду сейчас, - не в состоянии больше смотреть на это нежданное зрелище, сказал я и направился в палатку Вали за градусником. Вернувшись уже с ним, я дал его ей, и мы молча стали ждать. Я удручённо смотрел в пол, но чувствовал, как она не отводит с меня взгляда. Прошло минут пять, и я сказал: - Дай, посмотрю, набежала уже, поди... - я взял градусник и поднёс его на свет зажжённой керосиновой лампы. - Деточка моя, у тебя температура тридцать девять и три, ты в курсе? Она была разбитой, немощной и бессильной. - Горе луковое... - прошептал я. - Слёзы вытираем и ложимся спать. Я сейчас принесу жаропонижающее... Давай-давай, ложись. - Подожди... - Что? - Обними меня. Крепко, - попросила она. Её губы дрожали. - Пожалуйста. Мне так больно, тяжело, одиноко... Только ты можешь это исправить, Серёжа... Я помолчал. Тогда будто пропали мысли. Я крепко её обнял, естественно, даже не задумавшись ей отказать. Она обняла меня в ответ. Пара её лёгких поглаживаний по спине - первые всплески, волны возбуждения, яркие и опьяняющие. Ласковые пальцы пробегаются по бороде, останавливаются и скользят к шее, моментально становящейся гиперчувствительной. Вдруг они падают на моё бедро и осторожно ползут к паху. В меня медленно приливает. Продолжения не следует, и я слышу: - Поцелуй меня... - шепчет тихий голос мне на ухо. Он меня обжигает. Я слегка целую её в шею, чувствуя, как она, будто кошка, нежется и трётся о мой затылок и уши, и ощущая не сдвинувшуюся с места руку. Я решаю взять над нею власть и отправить её туда, где ей давно положено быть, но... Резкие ступор и оцепенение, так же резко сменяющиеся ужасной догадкой её поведения. Неужели... Неужели она чувствует себя должницей?.. А ещё все эти извинения... Я не верю в происходящее, оставляю её и отсаживаюсь. Внутри меня всё чуть-чуть дрожит. - Серёжа?.. Мне страшно, но я задаю вопрос: - Маша... Маша... Ты хочешь... хочешь, чтобы я тебя взял... за то, что... За вчерашнее? Нет, нет... Извини. Мне нужно всё это не как подарок или благодарность какая-то... Я всё понял. Я думал, мои чувства взаимны. Извини... Извини, мне нужно выйти... Извини... Я... Я за жаропонижающим. Тебе нужно сбить температуру. Она удивлённо и боязно таращится на меня, обхватив себя руками. В её глазах вновь копятся слёзы. Она отрицательно мотает головой, кусая губы. - Ты всё правильно думал... Мне казалось, это и так ясно. Я хожу уже без ума несколько дней... Вчера я поняла, что встретила какого-то совершенно немыслимого мужчину... Если бы не ты, я... Ты немыслимый... Я... - она хныкнула, закрыв лицо руками. - Я подумала, что нам обоим нелегко, как-то холодно, я просто... Я хотела облегчить твою боль, твою тяжесть... Я хотела, чтобы ты понял, что я тоже готова ради тебя... Я хотела, чтобы тебе стало лучше, теплее, и чтобы мне стало так же... Я думала, что на первых порах к себе в постель парней тащат только шлюхи, но... всё, оказывается, не так просто... Всё бывает иначе. Снова слёзы. «Немыслимый мужчина... Секс ради теплоты... Как я мог подумать о том, что она хочет передо мною банально расплатиться? Видимо, переволновался...». - Прости, - извиняюсь я спустя пару минут молчания. Во рту сильно пересохло. - Давай подождём, Маш. Сейчас не время и не место... У нас бы всё равно ничего не получилось на этой раскладушке, - я с усилием выдавил из себя улыбку. Она понуро усмехнулась, отведя взгляд в сторону. Она покраснела как помидор. - Даже не думай, Маш. Я не считаю тебя такой... ну, о чём ты сейчас думаешь. Ты негрязная, неразвратная... Я всё прекрасно понял. Я понял тебя. Даже в голову не бери. Ты...ты удивительная девушка. И если хочешь знать, мне ещё никто не говорил подобных вещей. У тебя просто невообразимый взгляд на мир и на многие вещи. В том числе на подобные. Я тоже хочу, чтобы нам обоим стало легче и, как ты выразилась, теплее, но пойми... Влюбившись в тебя, я понял, что полюблю тебя... - она взглянула на меня и как-то дрожаще вздохнула. - Я понимаю, что ты хотела, грубо говоря, обменяться чувствами, энергией, получить и доставить наслаждение, но я совершенно не хочу тобою пользоваться спустя пару дней знакомства... Я вижу это именно так. Ты для меня не план на ночь и не голое тело. Я не могу объяснить, что ты. Я взял её руку в свою. Посмотрел ей в глаза. Они кричали о том, как я ей нужен. Как она меня хочет. Я поцеловал её ладонь, на какие-то секунды задержав её под своими губами. Она улыбнулась точно так же, как я: выдавила эту улыбку лишь с усилием. Она сразу же стёрлась с её лица. - Вот, пей, - поднеся ей лекарство и стакан воды, сказал я. У неё на лбу выступил пот. Только тогда я заметил, какие огромные фиолетовые синяки распластались под её глазами. - Спасибо, майор, - поблагодарила она, перевернулась на другой бок и закрыла глаза. - Да не за что, крошка... Спокойной ночи. - И тебе. В этот же стакан я налил холодный зелёный чай. Я с усилием прилёг на своё место и медленно потягивал его, слушая, как она сопит. До того самого дня я не верил, что такие девушки ещё существуют. И в ту самую ночь я окончательно убедился в том, что одна из них точно станет моей. Я ею поражался, оттого - восхищался. Это было что-то для меня незнакомое, неопознанное - сверхценное и сверхинтересное. Я пытался уложить в своей голове, "переварить" её слова о видении нашего возможного секса, но эта поражённость мне этого сделать не давала. В её желании не было ничего вульгарного, плоского и избитого - в целом, ничего общего с сексом малознакомых людей. Она наполнила своё предложение ко мне совершенно иным смыслом, в который входили такие незыблемые вещи, как поддержка, жалость, жертвенность, тепло, даже совесть, а главное - сочувствие. Она хотела привнести в меня всё только хорошее. Никакой грубости и банальности. Полная самоотверженность. - Вика, я не буду... Вик... А?.. - вдруг вырвался из Маши ночной бред сквозь сон. Она начала ворочаться из стороны в сторону. - Серёга, у нас новый труп, - заявил Коля, войдя в палатку и напугав меня до ужаса.