Он виноват сам

Я продрал глаза, когда петухи, куры, собаки и даже овцы уже давно пробудились с первыми лучами солнца. Они кудахтали, лаяли и галдели, заставляя всех в округе вставать навстречу новому летнему дню. Вдруг я увидел, что рядом со мной нет Маши. Я подумал, что она, должно быть, чем-то занимается на кухне, и сел на край кровати, простыни которой были старательно смяты нами за ночь, чтобы надеть джинсы. Сладко зевая и лениво потягиваясь после сна, я не услышал, как она вошла в комнату. - Серёжа... Серёжа! - А, да! Доброе утро... Иди ко мне, - я улыбнулся и призвал её жестом к себе, но она, напротив, стояла с каменным, серьёзным выражением лица. Маша молчала какое-то время, а затем начала говорить: - Послушай меня, всё это - ошибка... Недоразумение... - неуверенно пробормотала она себе под нос, после чего последовала долгая и напряжённая пауза, которую я хотел прервать, но, только открыв рот, был моментально перебит ею. - Давай я сделаю тебе завтрак, и мы расстанемся... Я пеку пироги. Тебе должны понравиться... - В смысле?.. - лишь только смог вымолвить я, недоумённо и неподвижно уставившись на неё. Я здорово опешил и, застёгивая ремень, не спеша стал приближаться к ней, чтобы обнять и поцеловать, но она вытянула руку на расстоянии метра от меня в знак несогласия и пролепетала дрожащим голосом: - Не надо, пожалуйста... Серёжа... Не надо... - и тут же мгновенно исчезла за дверью, быстро её захлопнув прямо перед моим носом. Сказать, что я растерялся, оторопел, смутился, остолбенел - не сказать ничего. Я быстро пошёл за ней и, догнав её, остановил, взяв за руку. - Я не понял... Маша... Скажи, что не так? Что произошло за одну ночь? Что изменилось? Я что-то ничего не понял... - Ничего не изменилось. Я же сказала... Всё... Это всё - ошибка. Это ведь ничего не значит?.. - спросила она будто с долей какой-то надежды. - Как это: "не значит"?.. Что значит: "не значит"?.. - Я приготовлю тебе завтрак, и ты уедешь, - более уверенно заявила она и развернулась к лестнице, прикрыв рукой рот, вероятно, чтобы я не услышал её нарастающие с каждой секундой жалобные всхлипы. Я, не зная что делать, тупо и растерянно простоял на одном месте какое-то время, а затем вернулся в спальню, чтобы надеть футболку и взять телефон, свой пистоль и все остальные вещи. Войдя в кухню, я увидел, как она, жаря сразу несколько пышных, уже золотистых пирогов, тут же нервно курит и пускает клубы дыма в сторону. А ведь обещала больше ни сигареты... Внезапно она небрежно отбросила вилку, которой их переворачивала, и резко выключила газ на плите, бессильно опираясь руками за кухонную тумбу. Она начала беспомощно плакать, и её тело тряслось, словно от лютого холода. Маша глубоко затянулась последний раз, медленно потушила сигарету, растирая её о пепельницу, и налила себе воды, от дрожи в руках расплескав её по всему столу. Я тихо подошёл сзади и обнял её за плечи, несмотря на её недовольства. Она вырвалась и сердито сказала: - Я сейчас приготовлю и, пожалуйста, оставь меня, слышишь?! Серёжа! - Да скажи мне, что случилось? Что не так? Что я сделал? Успокойся, я прошу тебя! - Ты ничего не сделал! Это я... Я просто так не могу! Я не могу... - разразившись слезами, она не могла внятно произнести ни слова. Я начал раздражаться. - Что ты имеешь в виду? Как "так" ты не можешь? Тебя смущает то, что я веду дело, или что? - Нет, нет, нет, я не могу... Прости! Прости! Прости! Как же мне было её жалко... Я стал медленно подступать к ней, боясь, что сейчас она опять отторгнет меня. Я ласково начал гладить её по одной щеке, а в другое ухо шептать слова утешения, надеясь, что она услышит меня и угомонится. Её кукольное тело перестало трястись как осиновый лист и охотно поддалось моим рукам. Маша не устояла и начала таять, чего я и добивался, закрыв глаза и растворяясь в моих прикосновениях и объятиях, как вдруг поспешно оттолкнула меня, почти закричав: - Прости! Прости! Прости! Перестань, Серёжа! Перестань!.. - Ладно, ладно... Это ты меня прости... - я сделал шаг назад, немедленно отступив от неё и тихо извинившись. Она снова плакала, выпрашивая у меня прощения... Мне в голову всё глубже и глубже закрадывалась мысль о том, что она знает о деле куда больше, чем выдаёт за действительность. - Что ты скрываешь? - осторожно начал я. - Ну, скажи мне, и всё встанет на свои места! Больше не будет ни одного трупа, а убийца будет беспощадно, просто беспощадно наказан! Мы ведь всё равно всё узнаем сами, только время потеряем!.. Я тебя защищу, ты слышишь?! Ты меня слышишь?! Ответь мне, прошу тебя! Маша!.. - Я ничего, ничего не знаю! - кричала она, как будто пытаясь убедить в этих словах саму себя. - Я ничего не знаю! Ни-че-го!.. - Маша!.. Маша, просто послушай... Ты понимаешь, что я лично обеспечу тебе защиту с нашей стороны? Я буду рядом с тобой целыми днями, круглосуточно, либо здесь, у тебя дома, с патрулем, либо я могу забрать тебя к нам, в ФЭС, как только ты пожелаешь! Скажи мне всё, что знаешь, и тебе легче станет! Ты спасёшь остальных потенциальных, возможных жертв убийцы!.. - я понял, что начал перегибать палку и применять давление, давя на её жалость, и тут же закрыл рот. - Какую защиту, Серёжа?! Какую защиту? Зачем она мне, если я ничего не знаю? Я ничего не знаю! Я не знаю... Не знаю! Она начала громко и непрерывно рыдать. Её грудная клетка налилась кровью, и мне казалось, что она вот-вот разорвётся от пронзительных воплей и стонов, ею выпускаемых. - Машенька... Маша... Я был в полной растерянности. - Не надо!.. Не трогай меня! Сколько мне ещё повторять тебе это?! - Прости... Прости. Я не смел оставить её в таком состоянии, но я так же понятия не имел, что мне следует делать и как на неё повлиять. Обычно запуганным людям, владевшим важными и ценными данными по делу, мы обещали силовую защиту с нашей стороны и, естественно, неразглашение нашего, если можно так сказать, источника в лице этого человека. На неё такие перспективы не действовали. Возможно, из-за того, что наш разговор был на повышенных тонах, но я всё же был уверен, что её не просто запугали - её затерроризировали и заставили бояться путём, вероятно, безжалостных и жутких угроз. В таком случае, чаще всего Рогозина брала ответственность на себя и, выходя из роли полковника и следователя, превращалась в превосходного психолога, знавшего, куда нужно надавить, что сказать и как успокоить человека. И, вроде бы, я умею так же - перевоплощаться из грубого и строгого Майского в мягкого и понимающего Майского, но, смотря на неё, мне самому хотелось заплакать, и у меня попросту опускались руки. Я ненавидел себя за то, что не мог ей помочь и заодно подтолкнуть на признание. В первую очередь я думал, естественно, об её спокойствии и защите, а не раскрытии дела с её помощью. А мира и безмятежности её души я мог достичь, только, видимо, действительно оставив её в покое и дав определенное время. - Что мне сделать? Я хочу тебе помочь... Хоть как-то помочь... Я всё сделаю. - Оставь меня! Я не могу так! Не могу! Оставь меня, пожалуйста! Прошу! Серёжа, пожалуйста! - А я не хочу! Я не хочу тебя оставлять! И не могу, понятно тебе? - А придётся! Если хочешь, чтобы мне стало лучше, то оставь меня! - она ходила из стороны в сторону на одном месте, взявшись за разболевшуюся голову и глубоко дыша, пытаясь восстановить сбитое слёзами дыхание. Я снова попытался сблизиться с ней, но она наотрез была против. Я не хотел её бросать и тут же уезжать. Я старался, старался изо всех сил хотя бы успокоить её, но никакие мои слова на неё не действовали. Битый час я сотню раз задавал один и тот же вопрос, на который получал один и тот же ответ: - Как тебе помочь? Отчего тебе легче станет? Я всё сделаю, только скажи. - Если ты уедешь. Последний раз повторяю, - ответила она, шумно сморкаясь в носовой платок и с трудом усаживаясь на кухонный стол. Я понял, что никак не смогу ей помочь. То, как она молила меня уехать, почти вывело меня из себя. Всё это время я нервно теребил свою кепку. Я надел её, понимая, что сейчас же покину этот дом. Я еле-как выдавил из себя: - Уеду. Ладно... Я уеду!.. У нас с ней глаза были, наверное, какими-то стеклянными. Таким же взглядом мы смотрели друг на друга, конечно же, осознавая, что на самом деле, оба этого не хотим. В этот момент, она, по-моему, пожалела о всех своих словах. Я подошёл к ней, от злости вцепившись руками за кухонный стол с обеих сторон её бедер, и проговорил прямо в её опущенное вниз лицо: - Я всё узнаю и всё выясню, чтобы ты ничего не боялась и была спокойна... Обещаю, я выясню, и всё закончится... Посмотри на меня. Она подняла голову. Её глаза снова становились влажными, наполняясь хрупкими слезами. Они бегали в разные стороны... они выражали совершенно неземную печаль и ужасающий страх, пробирающий её, верно, до самых костей. - Хватит! Я же попросила! - пронзительно взвыла она, закрывая руками опухшее и покрасневшее от плача лицо. - Прости... Прости, пожалуйста... - прошептал я и развернулся в направлении входной двери. Я безумно ненавидел себя в тот момент и слышал позади её всхлипы и тихое хныканье. Я всё сделал сам: открыл ворота, выехал за них, затем обратно закрыл их, совершенно не желая её лишний раз тревожить и просить об этом. Потом я недолго просидел в заведённой машине, включая навигатор, как вдруг увидел слева, возле небольшой берёзовой рощицы, располагавшейся недалеко от её дома, её саму же. Я увидел Машу. Я зажмурился... Открыл глаза... Теперь там не было никого: будто след простыл. Я тут же отбросил навигатор, газанул и подъехал к тому месту, где я только что её заметил. Я вышел из машины и громко окликнул её. - Маша! Это ты? Никто не отзывался. Я подумал, что я схожу с ума. - Маша!.. Маша! Вновь мёртвая, гробовая тишина. Я внимательно осмотрелся по сторонам, а затем пришёл к выводу, что я начал медленно трогаться рассудком. Я направился обратно, к машине, и практически моментально забыл об этом мираже, потому что был жутко рассержен и расстроен одновременно. Надо бы ещё поспать, думал я... Сутки обязательно надо. Недалеко от её дома находился продуктовый магазин, в котором я приобрёл себе несколько бутылок чая, готовые бутерброды и печенье, что всё вместе составило мой скудный завтрак. Мне же хотелось горячих и сытных пирогов, приготовленных её руками. Мне хотелось успокоить её и защитить от всего, что беспокоит и тревожит, но сначала я должен был найти хотя бы одну-единственную зацепку или улику, которая навела бы меня на правильный путь, а затем уже - принять правильное решение совместно с Галей и Колей. По дороге в штаб я упорно размышлял лишь о возможных причинах такого её поведения. Я считал, что её кто-то действенно и грубо запугивает чем-то очень важным и дорогим для неё. Например, запугивает жестокой расправой над сестрой. Я даже не думал о том, что она могла быть организатором, подстрекателем, пособником, исполнителем - да кем угодно, эти варианты я отмёл сразу - она на такое не способна... Читатель! Я считал так не только потому, что я любил её... У меня был колоссальный опыт работы, профессиональный нюх на настоящих убийц и безошибочная служебная интуиция. Всё это помогало мне, конечно, не только на работе, но и в жизни. Я прекрасно разбирался в людях, их поведении, мимике, жестах; я чувствовал, кто мне нахально врёт, лжесвидетельствует или даже всего лишь чего-то не договаривает, а кто говорит правду; кто симулирует болезни, приступы, обмороки, подделывает эмоции и играет на публику, а кто является честным и искренним человеком во всех жизненных отношениях. И она никогда не врала мне; более того, она ни разу не слукавила. Она лишь странно вела себя и странно отвечала на мои вопросы, касающиеся непосредственно дела. Это и давало мне основания полагать, что она не то, чтобы не договаривает - она молчит. И молчит, разумеется, непросто так. Она запугана. Я надеялся получить хотя бы тонкие намёки или малейшие указания, но она будто не могла выдавить из себя и слова. Я всё выясню. Всё узнаю. Всё докажу. И не дай бог, думал я, убийца попадет в мои руки!.. Наконец-то добравшись до штаба, я сразу же направился к ребятам в лабораторию, но по пути увидел, что все мои коллеги расположились вокруг маленького костерка, совсем недавно разведённого. - Привет, Серёг! - Привет, Ванюх! - я пожал руку Ване, а Колю призвал жестом к себе. - Ну что, Серёг? Рассказывай... Мрачный ты какой-то... - Ну... В общем, с алиби у неё, естественно, всё в порядке... Она всю ночь лежала в больнице из-за больной ноги. Ещё у неё, оказывается, есть родная сестра, которая сейчас находится в санатории с больным мужем, страдающим каким-то недугом спинного мозга, так что с ней побеседовать, думаю, не удастся... Неудобно как-то людей в таком положении тревожить... Да Маша и сказала, что сестра не больше её знает... Наверняка немногое теряем. Ещё рассказывала, как она в детстве ездила в деревню к деду, так вот они и десять лет назад, ещё тогда, очень тесно общались с Западловским... Вроде бы они вместе служили, но это стоит проверить... - Ага. Хорошо. А что думает по поводу найденного волоса из парика на месте второго убийства? - Коль, да она понятия не имеет, кто её так может подставлять. Говорит, что ни с кем ссор и конфликтов в последнее время не было. Был один, но очень давний. - Какой? - поинтересовался Петрович, внимательно и задумчиво меня слушая. - Да поведала одну историю о женщине, у которой она покупала одного из своих псов... Заводчица, короче говоря, какая-то... Эта женщина потом безо всяких объяснений довольно долго требовала вернуть щенка обратно. Сейчас звонит ей иногда, Маша говорит, что она, видимо, больная, раз ей до сих пор от неё что-то нужно. Думаю, это не вариант. Эта тётка ещё и колясочница, хотя подельник и мог быть, но почему бы тогда не отыграться на её родителях? - Согласен... Ну, молодец, Серёг... - похвалил меня Коля, помолчал с минуту, а затем задал вопрос, которого я, впрочем, и ожидал. - Как у вас сейчас с ней в целом-то? Я не знал, с чего следует начать, но рассказать про её странное поведение Круглову должен был в любом случае. - Мы переспали. Я по уши влюблён. - Да я вижу... Это ваше дело. Не буду ничего говорить. - Понимаешь, Коль... Да ведёт она себя крайне странно. Сегодня уже второй раз плакала, даже не плакала... рыдала просто и просила прощения у меня. За что - не говорит, а я ума не приложу... Думаю, её заставляют молчать... - Так, к ней тогда обязательно нужно поставить охрану. - Естественно... Я уже сделал звонок Гале, она прислала человека к ней. - Хорошо... Ну, это действительно всё странно. Из неё самой никак не вытащить информацию? Ты пробовал надавить на жалость и пообещать нашу защиту? - Нет, Коль, никак не вытащить. Давить я на неё не буду ни при каких обстоятельствах. Ты её не видел - она сейчас вот-вот будто от страха помрёт, серьёзно тебе говорю... - Нет, Серёг, я думаю, надо будет всё-таки как-то побеседовать с её сестрой. Я отправлюсь завтра же, потому что ты уже наездился со своей-то ногой... Ещё снова заодно с родителями стоит поговорить, может, её шантажируют именно расправой над ними. - Я тоже об этом подумал, конечно... - Сейчас пошли к ребятам, они продуктивно поработали сегодня, расскажут тебе кое-что про ту записку из плаща. - Коллеги! В общем, слушайте, - начал Тихонов, - пробил я её сестру... Зовут её Виктория... - Что?.. Виктория? Ты уверен? - недоуменно переспросил я, не веря своим ушам и перебив Ваню. - Да, уверен, конечно. Сестра - Виктория Потёмкина, и она на данный момент не в санатории, как сказала Маша. Её зарегистрированный телефон выключен уже неделю и последний раз пеленговался в этой соте, - Ваня указал мне на экран ноутбука. - Как не в санатории? А она замужем? - я ни черта не понимал. - Подожди, Ванюх, не врубаюсь... Маша говорила, что она сейчас с мужем в санатории по бесплатной путевке... Лечатся они там... - Никакой Виктории Потёмкиной нет и никогда не было в санатории «Ревиталь». В санатории нет ни её документов, ни каких-либо бумажных запросов или денежных переводов на лечение. Замужем она или нет, я не могу сказать, потому что её нет в наших базах, чтобы всё на неё иметь, но, вообще, думаю, супруга этого её просто не существует. Короче, думаю, она не замужем. - Почему ты так думаешь? - Потому что никто, как ни странно, с заболеваниями спинного мозга за последнее время в санаторий не ложился. А ты сам сказал, что у её какого-то там мужа заболевание спинного мозга. - Да-да-да... Я так и думал... - В смысле? - уточнил Ваня, оторвавшись от компьютера и взглянув на меня. - С сестрой что-то сначала мне странным показалось. У неё такое выражение лица было, когда она про неё проболталась... - И что делать будем? - спросила Оксана. - Пока не знаю, - я озадаченно посмотрел на не менее недоумевающего Петровича, отвечая Амелиной. - Что ещё у вас? - Ту записку мы с Ваней расшифровали, но чего нам это стоило! Я столько ужаса насмотрелась и начиталась! Записку писал убийца, имея в виду свою ненависть к убитому Потёмкину и мотив самого преступления. - Так, а что в ней написано-то? - мне не терпелось узнать, что обозначают те странные символы в ней. - Начнём по порядку... Знаешь, маленькие дети любят выдумывать свой собственный тайный язык общения, заключающийся в разных символах, например, в домиках, цветочках, звёздочках и так далее, шифруя под них весь алфавит... Ну, типа, каждая буква алфавита соответствует первой букве какого-нибудь слова. - То есть каждой букве принадлежит свой определенный знак, - добавил Ваня. - Причём здесь это? - Здесь, как мы выяснили, практически то же самое. Только тут вместо домиков, цветочков и звёздочек использовались кресты, звёзды Соломона, свастика, анархия и прочее... Ну, покопались мы с Ваней и поняли, что весь этот ужас относится к оккультным и мистическим символам. - Ну, не тяни, не тяни... Подожди, а как вы поняли смысл записки? - У нас просто было одно банальное предположение, и мы его проверили. Смотри... Ну, например, свастика. Её символ скрывает за собой первую букву своего названия, букву "С". То же самое с крестом, за которым прячется буква "К", символ анархии - буква "А" и так далее... - Ну-ну-ну, что выходит? - Выходит «Убийство как месть». - Что за бред?.. Господи, ребят... Ладно. Но я до сих пор задаюсь одним и тем же вопросом... Какая была гарантия, что мы найдём оставленные на кладбище велосипед, плащ, а в нём эту записку? И где гарантия, что убийца на это и рассчитывала? Зачем обращаться к следствию, давая понять мотив совершённого убийства, ещё и так его как-то слишком уж тайно шифруя? - Это, конечно, всё довольно-таки странно, но об этом мы тоже подумали. Серёг, вспомни, кто вас навёл на путь в сторону, где проезжал человек в плаще на велосипеде? - Э... упырь тот, Валя этот, чёрт бы его побрал!.. - Вот именно. Мы можем предполагать, что он был соучастником? Его нужно хорошенько допросить на этот счёт. Он может выложить тебе все карты, потому что ему терять больше уже нечего. Ему же тюрьма обеспечена. - Возможно, возможно... Займёмся этим обязательно. - Серёж, теперь к более серьезным уликам перейдем... Ты дослушай нас только, всё хорошо, - как бы предупредила меня Оксана, раскладывая на столе вещдоки и напечатанные бумаги с анализами по нашему делу. - Ну, слушаю... Что-то о Маше, да?.. Оксана, словно с неким сочувствием, посмотрела на меня, но не ответила. - На найденных тобой пуговице и зажигалке одни и те же пальчики... Отпечатки совпадают с отпечатками Маши на, внимание, семьдесят четыре процента. Отпечатки на всех вещах абсолютно точные, неразмазанные и свежие. И это так же, конечно, не может быть технической ошибкой. - По современным сведениям, дактилоскопия признаёт, что всё-таки повторный рисунок на подушечках пальцев возможен, - вмешался Тихонов, начав с умным и довольным собой видом быстро шпарить какую-то несусветную чепуху, - всё зависит лишь от вероятности данного события. Скорее всего, полное совпадение папиллярных рисунков может случиться не чаще, чем в одном случае из шестидесяти четырёх миллиардов. А если учесть, что по приблизительным оценкам на Земле за всю историю её существования родилось порядка ста семи миллиардов человек, то, наверняка у двух людей, пусть они и жили в разных эпохах, отпечатки пальцев совпали. Но это, естественно, не наш случай, поэтому мы прибегли ко второму, наиболее адекватному и правдоподобному варианту. Повторюсь за Оксаной, так как отпечатки совершенно чёткие и свежие, технической ошибки быть не может. Если бы наследила Маша, то анализ показал бы стопроцентное совпадение, но у нас оно только семидесяти четырёхпроцентное. Что из этого следует, Майский? - Ты у меня спрашиваешь? Я половину не понял из того, что ты тут нам наплёл! Сам скажи, что из этого следует... - Из этого может следовать только то, что у Маши есть сестра-близнец, - ответил на свой же вопрос Тихонов. - Видишь ли, Серёжа, отпечатки пальцев у гомозиготных и однояйцевых близнецов похожи по некоторым характеристикам, таким как тип шаблона, количество линий, однако детальный рисунок отличается, - русским языком объяснила Оксана, лукаво взглянув на Ваню. - ДНК у близнецов идентична? - спросил я, хотя заранее знал ответ - хотел уточнить и удостовериться. - Именно. Конечно, это сложный вопрос и отдельная тема из области и курса генетики, но в целом, да, они идентичны, - ответила Амелина, разворачиваясь к компьютеру. - Я кое-что добавлю... - опять встрял Тихонов. - На плаще мы обнаружили следы мужского парфюма. Убийца, вероятней всего, пользовалась чужим плащом и просто не знала, что на нём есть остатки мужских духов. Иначе зачем тогда оставлять волос из парика, который мужчине никак бы не смог принадлежать? Только если убийца-мужчина хотел подставить Машу, но у нас уже есть главная подозреваемая-девушка... Я, в общем, честно говоря, запутался конкретно в этом вопросе... - с недовольным видом признался Тихонов, - Но я распутаюсь!.. - Ага... - пробубнил я, будто до меня на самом деле что-то доходило. - Так... В общем, выделили мы ДНК из потожировых с воротника того же самого плаща. Оказалась женской и совпадает с ДНК из волоса, найденного на шляпе, с ДНК, выделенной с рюмки, подногтевыми массами и кровью на костяшках всех трех убитых. Совпадение с ДНК Маши - девяносто два процента. Это, несомненно, близкородственная связь, - заключила Оксана. - Что думаете, коллеги? - спросил Ваня. - Лично для меня картина совсем немного, но стала проясняться, - ответил Коля. - Так что предлагаю сворачиваться и ехать в Москву. Мы с Серёгой к Марии, вы - в контору. Давайте созвонимся с Рогозиной и обсудим это с ней, но, думаю, она не будет против такого плана. Здесь нам ловить уже нечего и - главное - некого. Я почему-то уверен, что убийств больше не будет. - Давайте, - согласилась Оксана, подсаживаясь ближе к Петровичу. Он, в свою очередь, набрал Галю и поставил вызов на громкую связь. После нескольких гудков с того конца провода раздался голос Рогозиной. - Да, Коля, слушаю. - Галь, ну, тут новая информация выяснилась. Мы думаем, что у Марии, внучки убитого Потёмкина, есть сестра-близнец, так как отпечатки пальцев на вещдоках совпадают с её с семидесяти четырехпроцентной вероятностью. С ДНК всё точно так же... Вообще, можешь нас немного просвятить на эту тему? - Николай Петрович, мы и так всё сами прекрасно знаем! - ворчливо возразил Тихонов, а Петрович, в свою очередь, шутливо пригрозил ему кулаком. - Сестра-близнец?! - изумленно переспросила Рогозина. - Вот оно что... Я сейчас попрошу Валю позвонить вам, чтобы она вам поподробнее рассказала обо всём этом, потому что я не могу, я уезжаю к Руслану Султановичу сейчас... - Что-то случилось? - Нет, Коль, всё нормально. Просто нужно навестить генерала по поводу старого дела. Что-то ещё? - Да мы вот думаем ехать в Москву. Ребята в ФЭС, мы с Серёгой к Марии. - Добро. Возвращайтесь. Передай трубку Серёже, пожалуйста. - Я тут, Галь, привет. - Привет... - поприветствовала она меня и тяжело вздохнула, продолжив. - Ты мне рассказывал про её странное поведение, извинения перед тобой... Серёж, как можно более деликатнее вытащи из неё информацию. Я уверена, что у тебя получится. Её сестра по крайней мере причастна, и это уже доказанный факт. Нам лишь нужно как бы увидеть их обеих вместе, чтобы в полной мере удостовериться в их близнецстве. - Не сомневайся, будет сделано, Галь. - Хорошо, Серёж... И ещё, когда поедете на задержание сестры, будьте аккуратны. Машу вези к нам, в ФЭС, для глубокого анализа их ДНК. Валя сейчас вам позвонит. Мы попрощались с Галей и стали ждать звонка Антоновой. Новая информация до меня доходила до меня туго в связи с недостатком сна, скудным питанием и плохим настроением, но я вдруг понял - меня секундно осенило - кого я видел ночью в штабе перед свершением второго убийства, кого я видел в роще сегодня возле её дома... Это были не иллюзии или глюки моего переутомленного сознания, и это так же была не Маша... Это была Вика. Так что крыша моя у меня пока ещё, к счастью, не едет... - Я видел её перед вторым убийством. Я видел Вику. - Что?! Почему ты никому не сказал? - удивилась Оксана и спросила меня с таким выражением лица, будто я обманул и предал их, скрыв это и не сказав об этом раньше. - Я тогда подумал, что мне просто показалась, приснилась Маша. По крайней мере, я вышел из палатки и никого уже не увидел. А про сестру-близнеца никто ещё знать не знал. Амелина понимающе закивала, обдумывая мои слова. Раздался звонок по видеосвязи от Вали. - Привет! Ребята, ну, рассказывайте, что у вас там выяснилось. - Привет, Валь, - поздоровалась с ней Оксана и начала всё объяснять. - Да тут такое дело... Расскажи, пожалуйста всё про близнецов с точки зрения медицины, про их ДНК, отпечатки пальцев... - Вы скажите сначала, с какой вероятностью совпадения вышли? - Совпадение по дактилоскопии - семьдесят четыре процента, по ДНК - девяносто два. - Ага, понятно... В принципе, всё правильно. Ну, смотрите... Начнём с того, что близнецов в природе два типа: двуяйцевые и однояйцевые. В первом случае оплодотворяется сразу два яйца у женщины, и каждый из эмбрионов превращается в отдельного человека, так как каждый сперматозоид имеет разную ДНК. Это не близнецы, а двойняшки, похожие друг на друга, как братья и сестры. Во втором случае оплодотворяется только одно яйцо одним сперматозоидом. Обычно оплодотворенная яйцеклетка растёт и превращается в одного ребенка, но иногда она может разделиться на части, и в итоге из неё появляется уже два малыша и более. Вот эти близнецы как раз и имеют практически одинаковую ДНК... Углубляться не буду, для вас это всё равно никакой роли не играет. Насчёт отпечатков пальцев могу сказать, что они, как и другие физические черты, относятся к фенотипу, то есть определяются взаимодействием генотипа человека и всей окружающей его среды. Вообще, считается, что форма папиллярного узора складывается во время беременности под влиянием средовых факторов - таких как питание матери, кровяное давление, скорость роста пальчиков в первом триместре и других, так что рисунок на кончиках пальцев однояйцовых близнецов может быть очень похожим, и мы увидим там сходную комбинацию бороздок и завитушек, но в целом отпечатки будут все же различаться. - Всё понятно. То есть, у Маши действительно есть сестра-близнец, а не сестра-двойняшка или же родная сестра, иначе ДНК и пальчики совпали бы с совсем другой вероятностью... - Верно, Оксана, - согласилась с ней Валя, а затем добавила. - Как только у меня будет образец ДНК убийцы, я при необходимости смогу провести глубокую генетическую экспертизу. - Хорошо, спасибо, что позвонила... Я был в шоке. Я вышел из лаборатории, взяв большое пляжное полотенце, и направился к реке, чтобы мало-мальски вымыться перед дальней дорогой, искупаться и взбодриться. Я, впрочем, не смог понырять и далеко заплыть из-за своей больной ноги, но всё-таки хорошо поокунался в прохладной и спокойной речной воде в тот вечер. Рассудительное течение реки медленно, но постепенно смывало и уносило все мои болезненные переживания, волнения и негативные эмоции, омывая меня тем умиротворением, в котором я так отчаянно нуждался. Уставшее солнце, уже слегка клонящееся к горизонту, начавшие свой скромный очередной концерт спрятавшиеся в траве кузнечики и сверчки, потухающий, тлеющий костер, пускавший прозрачно-серую струйку дыма вверх, заставили меня последний раз взглянуть на окружающий дивный мир природы, в котором мне ещё долго не удастся провести время. Я пообещал себе, что обязательно вернусь сюда с Машей, в место нашего знакомства и первых совместно проведённых дней. Вечер был замечательным. Я подумал, что, если бы мы не собрались в Москву, то, наверное, с удовольствием порыбачили бы вместе с Колей и Ваней. - Серёг! Ты еще долго? - окликнул меня Петрович, подходя к берегу. - Да нет, выходить уже собирался, - я медленно поплыл обратно и последний раз окунулся с головой под воду. Я вышел, а Петрович заботливо накинул на меня то полотенце. - Лучше стало? - Намного. Я оделся, посушил волосы, и все вместе мы стали собирать технику и оборудование, помещая их в просторный багажник нашего фэсовского автобуса, сворачивать палатки и большой тент, служивший стенами и крышей для полевой лаборатории. Полностью освободив территорию, нами занимаемую в качестве штаба, мы удостоверились, что ничего не оставили и нигде не намусорили, и с какой-то общей необъяснимой жалостью покинули это место. Почему с жалостью? Вероятней всего, потому что мы крайне редко выбирались все вместе за город ради нового дела. Времяпровождение на природе сплачивает и объединяет, а что уж говорить про общее дело, работу и труд? - Понимаешь, Коля, я за это время приобрел такой ценный опыт... Я столько всего понял... Рано или поздно всё встанет на свои места, всё станет понятно, прозрачно и закономерно. Все предшествующие события выстроятся в единую, цельную схему...Ты сам ответишь на все свои вопросы. Станет ясно, зачем всё было нужно, потому что всё будет правильно, - оживлённо и быстро говорил я Петровичу, сбиваясь в своих собственных мыслях, не в силах успокоиться и желая быстрее увидеться с Машей, чтобы заключить её в свои крепкие объятия и не отпускать больше ни на шаг. - А вдруг она вообще не знает, что её сестра совершила четыре убийства? А вдруг я сам просто сильно давил на неё, вот у неё такая ответная реакция и была, а она, и правда, ничего не знает? - Не думаю, Серёг. Именно по тому, как ты описывал её поведение, можно быть уверенными в том, что она всё знает, но молчит. Да и сестра эта не в санатории, как Маша сказала, Серёг, не забывай! - Да, блин, точно!.. Но ведь эта сестра могла наврать ей насчет санатория, а она всё так же быть в неведении, кто на самом деле её деда на тот свет отправил! - Серёга, приедем, поговорим и всё узнаем. Но я уверен в том, что она запугана и попросту молчит. - Ладно. Ладно... Солнце садилось всё ниже и ниже, а дорога становилась короче и короче. По пути в Москву я думал только о Маше и предстоящем непростом разговоре с ней; я даже репетировал его у себя в голове, заранее обдумывая, что ей следует говорить и как отвечать на все её возможные вопросы. Моя голова буквально физически гудела от переполняющих и крутящихся в ней мыслей. Бесконечно тянущиеся леса сменялись отдыхающими полями, за которыми следовали ветхие, приземистые, полуразваливающиеся дома. Тут же паслись кудрявые овцы с неухоженной грязно-белой шерстью. Нам перешли дорогу старые тучные коровы, громко мычащие и медленно шагающие друг за другом. Я открыл окно, вытянув лицо навстречу порывам попутного ветра. Из-за высокой скорости он непрерывно и беспрепятственно обдувал его, а я, закрыв глаза, понял, что очень хочу спать. Оксана и Ваня давно дремали сзади, на креслах, и я решил присоединиться к ним. Я сказал об этом Петровичу и через какое-то время заснул до самого прибытия в Москву, в нашу контору. Там мы оставили Ваню и Оксану, по-быстрому поужинали, переговорили с Галей по поводу предстоящего задержания и вновь отправились в путь - теперь уже домой к Маше. По пути мы с Петровичем обсуждали причины, возможные конфликты между убитым и его второй внучкой, повлекшие за собой такую расправу над собственным дедом: - Я ума не приложу... Квартира маленькая, она в наследство переходит к Маше, кстати, непонятно, почему он именно ей завещание оставил, этой Вике не досталось бы ничего... Ну, глупо мстить из-за обиды на этот счёт, еще так и изощренно убивая. - Согласен, Серёга... Нет, это месть, однозначно. Это расплата какая-то, может быть... Квартира тут не причём. Я не думаю, что мы хоть что-то сможем понять сами, пока не допросим её, - сказал Петрович, уже заезжая на аллею, на которой находился её дом. Приехав, мы вышли. Я вышел слишком быстро - так хотел к ней. Чуть заболела нога. Я нажал на беспроводной звонок её светлой металлической ограды и настойчиво призывал её мыслями, чтобы она поскорее вышла, и мы вновь увиделись. Она не выходила. Я позвонил второй, третий, четвёртый раз, и мы услышали за забором громкий, яростный лай Гашика и Рэя. - У неё сколько там собак? - удивлённо спросил Коля, прислушиваясь к отрывистому гавканью, доносившемуся из-за ограды. - Немецкая и доберман... Почему не идёт-то?.. - Может, спит? Я вдруг заметил, что дверь ограды приоткрыта и указал взглядом на это Коле. Мы спустили курки и прошли к дому. Собаки утихли, увидев нас, и прошли за нами внутрь... Тут же, сразу на кухне, я увидел Машу, у которой уходила земля из-под ног, у которой неистово тряслись руки и ноги, словно в судорожном припадке или мучительной лихорадке. Она держалась мёртвой хваткой за своё какое-то будто неестественно сжавшееся горло, глубоко глотая воздух и пытаясь устоять на ногах. - Серёжа! - выдохнула она хриплым и сиплым голосом, от бессилия спускаясь на пол и вытягивая свои трясущиеся маленькие ручки в мою сторону. Я упал на колени перед ней, почувствовав раздирающую боль в области ножевого ранения, и взял её за посиневшие щёки, пытаясь разговорить её и понять, что с ней случилось. - Маша! Что с тобой?! Ты меня слышишь?! Машенька! Обезумевшим взглядом она уставилась на моё лицо, глотая воздух и изо всех сил стараясь восстановить дыхание. - Машутка! Ответь мне, любимая!.. - Серёжа, я сейчас умру... Я... жареную картошку... посолила... крысиным... ядом, вместо соли... - запинаясь и задыхаясь, говорила она. Что я почувствовал?.. Я безнадёжно пытался удержаться на огромном, тяжёлом валуне, повисшем на краю скалы, из-под которого уже сыпались в непроглядную бездну мелкие камушки. Я был поглощён неудержимой снежной лавиной, не чувствуя ни лица, ни рук, ни ног. Я падал с крутого и высокого обрыва вниз, к несущемуся горному потоку. Я в одиночестве нёсся в тёмную шахту лифта. Я летел в самолёте и чувствовал первые толчки и нарастающую тряску. Я возвышался на коне с пикой в руках в самом жерле кровопролитной битвы. Я... - Что?.. Маша! Какой ещё крысиный яд?! Зачем?! - Она... Она подменила соль на яд... Ви... ка... - Насколько обильно ты её посолила?! - Щепотка... - прошипела она, закатывая глаза. - Чёрт! Чёрт! Чёрт! Щепотки разными бывают... Надо желудок прочистить... Коля! Звони Вале! - в невообразимой панике бессвязно бормотал я и, обернувшись на Петровича назад, увидел, как он уже беспокойно разговаривает с кем-то из наших по телефону. - Тихо, тихо, тихо, ты не умрёшь, слышишь меня? Не умрёшь, моя славная... Ты не умрёшь... Держись... Я помогу тебе сейчас, слышишь? Машенька, слышишь?.. - как в тумане монотонно бубнил и лопотал я, целуя её в макушку и прижимая её дрожащие руки к своей груди. - За что же это мне?.. За что?.. Как можно так лохануться?.. Встретить тебя и вскоре умереть?.. - спросила она и хрипло усмехнулась, из-за чего на неё напал приступ надрывного и ужасного кашля. У меня мгновенно выступили подлые слёзы, которые я отчаянно пытался удержать в глазах, но в ту же секунду моргнув и не успев того понять, они оказалась уже на щеках. - Не плачь, дорогой... Меня будто током ударило. Ни с кем и никогда в жизни я не переживал моменты, подобные тем, что произошли между нами с Машей в тот вечер. Я никогда не плакал при женщине, и никогда женщина не утешала меня. А она была на грани жизни и смерти, но сказала мне три слова, которые я будто только от неё и впервые узнал. Я не знал ничего о слёзах, не знал, что с ними делать, и когда они перестанут литься... Я не знал ничего. Я лишь закрыл лицо свободной рукой, срывая теперь уже на ней все эмоции, более не в силах расстраивать её и позволять смотреть ей на себя. Не веря в происходящее и одновременно ощущая жуткий страх, мне казалось, будто на моих руках умирает, исчезает вся моя жизнь, будто далее ничего не будет, будто далее меня ожидают только крах, провал, мрак, дыра, ничто и одновременно всё: муть, ужас, кошмар и чума. Мне казалось, что моя собственная жизнь покинула моё тело, казалось, что она в одну секунду поселилась в ней, в маленьком бесстрастном существе, которое смотрит на меня своими выпученными, пронзительными глазами и твердит, и твердит мне: «Я не хочу умирать из-за тебя»... - Ты не умрёшь, моя славная... Что ты такое говоришь?.. - плаксиво лепетал я, просто желая умереть вместо неё. И до сих пор я не уверен, верил ли я сам в свои слова, но надежда моя меня не покидала, и я рассчитывал лишь на неё. - Хотя бы у тебя на руках... - словно не слыша меня, ответила она порывисто, жадно прижалась к моему животу, слабо сжав футболку на нём и не переставая зябко дрожать. - Перестань... Не неси чушь... Машенька... Бережно убрав её волосы за уши, я увидел, как ноздри широко раздуваются, а губы мучительно шепчут нечто страшно-нежное, что понимали лишь мы с ней в тот момент. Гашик и Рэй преданно легли рядом с нами, нюхая распущенные волосы Маши и мучительно скуля, словно два побитых щенка. В их верных глазах я прочитал такой же страх и отчаянную, великую надежду на меня и на помощь их хозяйке. Они оба доверили мне их единый смысл жизни. - Серёга! Неси её в туалет, вызывайте рвоту, я пока на кухне поищу активированный уголь! Я взял её на руки и донёс до ванной комнаты, размышляя, с какой вероятностью моя рана от боли может просто лопнуть, в которой расположился перед туалетом и посадил на свои колени Машу, держа её волосы сзади и отчаянно умоляя её: - Вызови рвоту! Слышишь?! Нужно вызвать рвоту!.. Она уже теряла сознание от накатившего на неё эмоционального шока, не контролируя свои движения и совершенно ничего не соображая. Мне пришлось самому надавить на корень её языка, чтобы вся отрава вышла, и не осталось ни капли этого чёртового яда. Она измученно откинулась спиной ко мне на грудь. Я облегчённо выдохнул, сидя на холодном и мокром кафеле. Мы вернулись на кухню. Я положил её на диван и начал легонько шлёпать по щёкам, стараясь привести её в чувства. Спустя какое-то время она начала медленно открывать глаза. - Как же ты меня напугала... - прошептал я, не в силах сказать что-либо ещё. - Прости меня... Пожалуйста, прости... Серёжа! - Маша! Об этом потом... Тебе надо воды выпить литра три, вот, начинай, пей... Я протянул ей первый стакан и поставил графин обратно на стол. - Серёжа, я всё расскажу тебе... - Ты не в силах сейчас говорить, просто пей воду и отдыхай... - Я хочу всё рассказать. Прямо сейчас, пожалуйста... Мне так надоело тебе врать! - она сделала последний глоток и стала нервно вертеть стакан в руках. - У меня есть сестра-близнец. Её зовут Вика. Она убила всех... Мне так стыдно, Серёжа! Прости! Прошу тебя, прости меня! Я взял её за руку, чтобы хоть немного успокоить и дать понять, что никакого зла я на неё не держу. - Мария, мы всё уже знаем... - сказал Петрович, усаживаясь в кресло рядом. - Что?.. Как? Откуда? Как вы узнали? - Сейчас ты отдохнешь, придёшь в себя, и мы поедем к нам, в ФЭС. Нам нужно покончить с этим. Там тебя ещё полечат заодно. - Ладно... - Ты пей, пей... Она выпила все три литра воды, потом снова вызывала рвоту, но уже сама, а затем приняла уголь. Ей стало намного лучше, отчего стало лучше и мне. Мы разговорились и не заметили, как Петрович вошел в комнату. Он прокашлялся, заставив меня оторваться от нашей беседы. - Серёга, времени уже много. Ехать надо. - Да, мы сейчас... - спонтанно ответил я. - Имей в виду, я машину пошел уже заводить! Маша, несмотря на улучшение общего состояния из-за оказания первой помощи, конечно же, чувствовала себя не самым лучшим образом. Практически всю дорогу она дремала, укутанная мною в плед на заднем сидении. Лишь подъезжая к ФЭС, я разбудил её и попросил сказать нам адрес Вики. Приехав к нам, в контору, я повел её к Вале, чтобы та полечила её, дав солевое слабительное. - Ты уже уезжаешь? - спросила Маша в дверях морга. - Да, но мы скоро приедем. Не скучай... Я не знал, чего следует ожидать. Пока мы ехали на задержание, я понимал только то, что совсем скоро я увижу того самого человека, причинившего столько боли Маше и заставившего её бояться, ежедневно плакать и невыносимо страдать. Всю дорогу я был в какой-то полнейшей и гнетущей растерянности, которая захватила весь мой и без неё затуманенный разум. Оказавшись перед дверью её квартиры, я не мог показывать своей неуверенности и беспокойства перед участковым и двумя ОМОНовцами, что я позволил бы сделать себе, будь мы с Колей вдвоём. Так что я заставил себя нажать на пыльный дверной звонок и собраться с последними силами ради Маши. Спустя полминуты Виктория открыла дверь и увидела перед собой Круглова и участковых. Мы с парнями на всякий случай стояли позади двери. - Федеральная Экспертная Служба, я - майор Круглов... - Где Майский? С ним побазарить надо, - оборвала она его, и я услышал этот до жути родной голос. Голос Маши. Даже её святой голос свистнула чертовка проклятая... Сердце моментально и колюче сжалось, потеряв последнюю надежду на ошибку, которой быть, впрочем, и не могло, и я понимал это, но надеялся; я лелеял эту пустую надежду. Глупая, дурацкая, пагубная привычка. - Здесь я... Ты задержана по обвинению в четырёх предумышленных убийствах, организации похищения и причинении тяжкого вреда здоровью и имеешь право хранить молчание, - проговаривал на автомате я, выйдя из-за двери и надевая ей наручники. - Вот постановление на обыск твоей квартиры, так что мы, извольте, пройдём, - пытаясь сдерживать своё внутреннее бурное и яростное кипение, я сунул ей в лицо судебную бумагу и как бы нагло прошёл в квартиру. - Участковый, будь добр, организуй понятых, - приказал Петрович, надевая одноразовые перчатки для обыска и ведя Вику в комнату, с которой мы начали осмотр. Я уже приступил к стеллажу, находившемуся в зале, и, стоя к ней спиной, спросил: - Зачем ты именно меня спросила у Круглова? - С тобой больно хочется переговорить... - Ну, что ж, я весьма польщён... Тогда начнём?.. Тебе чем дед родной так не угодил-то? - Не угодил?! Не угодил?! Он моего любимого убил! - заорала она. - Господи, что за бред?! Что ты мне лепишь?! Никого он не убивал! Нет его в базах! Нигде нет! - Убивал... Убивал... На моих глазах убивал... - На нём ни одного привода в полицию не висело, а ты мне про убийство какое-то втираешь! - Да потому что заявление в полицию никто не подал! - А ты-то почему не заявила об убийстве любимого своего, а?! - Потому что ещё тогда решила для себя, кто и как чёртового старика накажет... Он не мог оказаться в тюрьме. Иначе как бы я всё сотворила? - Мм, ну, наказала, я смотрю? - Наказала. И горжусь этим. - Так, всё! Хватит мне тут сказки выдумывать! Шутки со мной не шути! Говори, зачем деда убила? - Не шучу я с тобой шутки. Больно надо. Я уже сказала... - О! Какая находочка, однако!.. Понятые, прошу обратить ваше внимание! Мною обнаружен чек, полученный на кассе при покупке чёрного парика, волос из которого мы обнаружили на месте второго преступления, - отчитался я, показывая ей улику. - И что? - Нет, ну, ты совсем того? Ты волос из этого парика своего на месте второго преступления оставила сама специально, чтобы Машу подставить. Это прямая улика против тебя. - Серёга, смотри, что нашел, - в зал зашёл Петрович, несущий в руках блок таких же сигарет «Ричмонд Черри», найденных мною на балконе убитого Западловского. - У меня тоже есть, чем тебя порадовать, - я вручил ему обнаруженный чек и принялся упаковывать пачки сигарет в фэсовский чемодан для вещдоков. - Думаю, это неединственное, что мы здесь найдём. Несостоявшаяся, несозревшая ещё убийца у нас, - с довольным видом сказал Коля, покидая зал и уходя обратно в спальню Вики. - Кхм, боюсь задать нескромный вопрос... Как твой муженёк-то? На поправку, надеюсь, идёт? - язвительным тоном спросил я, пытаясь её вывести из себя. - Какой ещё муженёк? Я сказала, у меня любимого дед убил! Не было у меня после него никого, тем более мужей каких-то! - Ну, как же? В подмосковных санаториях хорошо, небось, лечат?.. - А, я поняла! Машенька твоя любимая нарассказывала? Ну, таки-да, алиби мне как-никак нужно было... - Туго до тебя что-то доходит всё, Виктория Потёмкина... - Устала, знаешь ли... - Ничего, на нарах отлежишься... Жаль, женщинам пожизненное не дают... А-то наотлежалась бы... Оба-на! Ты скажи мне, совсем у тебя мозгов нет, что ли? Следы так заметала хорошо, а улики все хранишь будто, ещё и в собственной квартире... Граждане-понятые, прошу сюда... Мною также обнаружены верёвки, которыми гражданка Потёмкина связывала нашу первую жертву. - Да потому что думала я, что запугала сестричку свою, и не посмеет она ничего сказать тебе! - Самоуверенность в безнаказанности - страшная штука... С ней играть нельзя - шансы не равны, проиграешь же... Уже проиграла, точнее. И да, мы на тебя вышли сами, без Машиной помощи. Она здесь не причем. Она либо плакала как белуга, либо как рыба молчала всё время. И не смей говорить что-то против. - Не врал бы ты уже! - Отнюдь не вру. На допросик когда тебя повезём, все заключения судмедэкспертов я тебе сам лично предоставлю. - Влюбился как пацан и выгораживаешь?! Недостойно... Негоже майорам так службу вести... - Ты что, вторая Рогозина мне что ли? Во, нахалка! Ты меня еще будешь учить, как службу вести?! - А ты мне еще мораль читать будешь?! - На зоне тебе такую мораль прочитают! Не забудешь никогда!.. Жаль, ты там не до конца своих дней гнить будешь... А-то я бы тебе лично обеспечил... - Какая ж ты сволочь, Майский... - Знаю, знаю... Полностью с тобой согласен, - пробормотал я, пропуская её слова мимо ушей и аккуратно упаковывая кровяные верёвки в большие прозрачные пакеты для улик. - Ужасный человек - наш Майский, - иронично подхватил Коля, протягивая мне пластиковую белую банку, на этикетке которой было напечатано большими желтыми буквами «"Коммандо" - крысиный яд». - За это ответишь отдельно... - сказал я, показывая ей отраву. Она с нескрываемым удивлением и страхом взглянула на меня, выдавив из себя: - Откуда ты знаешь?.. - Мы всё знаем. Всё. - Как ты успел?.. Ты её спас?! - Спас, спас, не беспокойся. А тебе на будущее... Коли соберешься ещё кого крысиным травить, знай, что для летального исхода у человека, его сожрать нужно грамма два-четыре, а посолить картошку им - это дело, конечно, рисковое, но не всегда прокатывающее... Так, максимум в больничку положат да и вылечат там же... - Это всё из-за тебя! - дико, во всё горло завопила она и попыталась соскочить с дивана, что ей помешали сделать надетые на неё наручники. - Да ты что?! Правда?! - Если бы не ты, никто бы дело никогда не раскрыл! Она бы не втюрилась в тебя как кошка и не выдала бы ничего! - Я тебе еще раз повторяю: она тебя не выдала! - хрипло и яростно заорал я, уже не в силах выдерживать своё постоянное внутреннее напряженное состояние. - Ты её запугала до смерти, а она, бедная, молчала как партизан всё время со мной! - Я не верю! Она меня сдала! - Ебобо, блять... - сквозь зубы шепнул я, ото всех отвернувшись. У неё началась бесконтрольная истерика, сопровождающаяся страшными судорогами и ног, и рук, и головы. Она орала как резаная и во всю силу старалась будто бы разорвать наручники, сковывающие её запястья и оставляющие от её безуспешных попыток освободиться больные красно-белые следы на коже. Мы вызвали скорую помощь, врач которой поставила ей успокоительный укол димедрола и желчно отметила, обратившись к нам с Петровичем: - Да уж, полиция наша, вот, до чего вы людей доводите... Бедная девочка... - "Бедная девочка"? Эта "бедная девочка" убила четырех людей, организовала похищение и пыталась отравить свою родную сестру! - раздражённо парировал Коля в ответ. - Вы к нам приехали, помощь "бедной девочке" оказали, мы вас благодарим, теперь, будьте добры, оставьте нас и дайте возможность работать дальше. До свидания, - попрощался я с ними, презрительно смотря вслед. Дальнейший обыск принёс нам ещё одну прямую и важную улику. На балконе мы нашли большие мужские ботинки, следы от которых были обнаружены нами на месте первого преступления, в квартире их деда. Оформив понятых и закончив со всеми бумажными формальностями и протоколами, мы собрались и покинули квартиру, напоследок её опечатав. - Ну, вот и всё. Парни, пакуйте её и будьте поосторожнее с нашей "бедной девочкой", - крайне довольный проделанной работой с Колей сказал я, желая побыстрее вернуться в ФЭС, провести допрос и наконец уехать с Машей к ней домой. Два ОМОНовца повели её вниз, по лестнице. Она не оказывала никакого сопротивления, лишь только ехидно и злорадно сказала, обернувшись к нам: - Продолжим в ФЭС, майор. Я отвёл от неё взгляд в сторону, я смотрел в окна подъезда, на кабину лифта, на почтовые ящики - куда угодно, только не на нёё. Она была точной копией Маши. Её клон. Отражение в зеркале. Двойник. Дублет. Оплошность и просчёт мироздания, ошибочное воспроизведение природы, сформированное в совокупности с дьявольской и преступной сущностью. Они были похожи как две капли воды. Одинаковые. Идентичные. Аналогичные. Мы с Колей остались стоять на своих местах. Я пытался придти в себя. Мы молчали, а затем Коля серьёзно и медленно проговорил: - Серёга, в какой раз я убеждаюсь, что ты - сильнейший человек... И в такой ситуации не растерялся... Может, вы с Машей уедете прямо сейчас? Вам вдвоём нужно непременно отдохнуть. Вы нужны друг другу. Мы с Галей закончим сами. - Нет, Коля, нет. Мне нужно это дело довести до конца, самому, а потом и отдохнём обязательно. - Ты уверен? - Да. И допрос я проведу сам. - Конфликт интересов, по сути... - Мне плевать. Совершенно плевать, Коль... - А Галя, думаешь, не будет против? - Думаю, будет. Но ты ведь знаешь, я настою и получу своё. - Да знаю, знаю... - Погнали в контору? - Погнали, Серёг, погнали...