Клан Учиха. Возрождение легенды

      — Ты уверена?       Хана одарила Сакуру прохладным взглядом — ей не понравились удивление и покровительственное сомнение в тоне девушки.       — Да, я уверена, что справлюсь сама, — ответила она чётко и, шагнув на кухню дома Итачи, не оборачиваясь добавила: — Можешь идти домой, Сакура. У тебя маленький ребёнок и дел наверняка невпроворот.       — Ну, с этим не поспоришь, — согласилась Сакура и, наконец, оставила Хану одну.       Хана вздохнула с облегчением, но получилось, кажется, чуточку зло. По её мнению, Сакура слишком буквально воспринимала свой статус хозяйки поместья Учиха. Стоило только постороннему появиться на огороженной территории с бело-красными веерами на воротах, в большинстве случаев Сакура незамедлительно давала о себе знать: высовывалась из окна и приветствовала гостя, или, если им оказался кто-то из знающих о магии, посылала вместо себя Патронуса, или даже подходила лично, чтобы деликатно осведомиться о цели визита. Причём если приходила Хана, Сакура прибегала всегда — не слишком правдоподобно отыгрывала любезность, улыбаясь словно с принуждением, и расспрашивала, что привело в поместье гостью. Вроде будто бы правда хотела помочь, но в её тоне, в её взглядах, позе, да даже в запахе чувствовалось напряжение при каждом разговоре. Поэтому Хана старалась общаться с Сакурой как можно меньше. И уж точно не озабочивать её, молодую мать, своими делами.       Этим вечером Итачи возвращался в Коноху после долгой миссии от Альянса, и Хане очень хотелось сделать для него что-нибудь приятное — каждый шиноби, часто бывающий на затяжных миссиях, знает, как важно, вернувшись, найти дома заботу и уют. Сама Хана имела об этом представление с детства — её мать, Инузука Цуме, хотя и глава клана, никогда не могла усидеть на месте, а потому, едва Хана вошла в тот возраст, когда могла сама позаботиться о себе, а позже и брате, мать часто отсутствовала дома, выполняя задания для деревни; и, когда возвращалась, не было ни разу, чтобы она нашла домашнее хозяйство в состоянии худшем, чем оставила. «Но это мать, с ней легко — сама она не слишком хозяйственная куноичи, — думала Хана, неспешно обходя кругом небольшую кухню, проводя рукой по поверхностям — отчасти чтобы оценить, сколько на них пыли, отчасти из простого желания. — А вот Итачи — такой аккуратист…»       Она улыбнулась собственным мыслям и, засучив рукава, принялась за работу.       Первым делом — всё вымыть и почистить. Надо отдать Сакуре должное: в отсутствие Итачи она содержала и его дом в образцовом порядке (однако Хана подозревала, что не обходилась она без использования магии), так что на этом фронте работ было немного.       После — расставить по комнатам вазы с собранными по пути сюда в парке цветными осенними листьями, чтобы немного сгладить общую безликость («Стерильность», — подумалось ей) жилища.       Затем — хороший ужин. Никакого мяса, только рыба, а ещё много овощей, которыми особенно радовали в этом году фермеры, и рис, и, конечно же, данго на десерт (Хана специально научилась у Хинаты — по итогу у Дейдары, как всегда беззастенчиво влезшего в процесс, — готовить его).       И, наконец, — застелить постель, завесить шторы на приоткрытом окне в спальне, чтобы этой ночью хорошо спалось.       Закончив с этим, Хана вернулась на кухню, пропитавшуюся ароматами приправ, и выглянула в окно, что выходило во двор, постепенно обретавший шарм традиционного сада, за которым высилась главная усадьба поместья. Тройняшки Хаймару — страшные в бою, но всё ещё по-щенячьи несерьёзные в остальное время нинкен Ханы — затеяли возню. Хана невольно улыбнулась: если её нинкен позволяют себе здесь дурачиться, значит, им нравится это место, они чувствуют себя комфортно. Хане и самой нравилось. В только строящемся квартале был какой-то особенный шарм. На каждом шагу буквально всё, начиная с молодых деревьев, которые высадили в этом году, и заканчивая остовом выраставшего ещё дальше, почти у самой рощи, нового дома, который будет принадлежать Мадаре, говорило: клан Учиха возрождается из пепла. «Как феникс», — подумала Хана, вспомнив рассказ Итачи о сказочных птицах, которые, как оказалось, в самом деле существуют и обитают в мире магов. Одна из таких даже привязалась к Итачи, позволяла гладить себя и прилетала по зову.       Эти мысли разливали в груди Ханы мягкое тепло. За время, прошедшее после Четвёртой мировой войны, время, проведённое с Итачи, она искренне прониклась к его клану, быть может имеющему тёмное и неоднозначное прошлое, но яркому, сильному, стойкому. То, с каким упорством Учихи воскрешали в людских глазах себя как великий клан, основавший вместе с Сенджу Коноху, вселяло уважение к ним троим, но больше всех — к Итачи, делавшему больше прочих. К тому же, остальным проще: Саске — глава клана и герой войны, нукенинство которого было сравнительно недолгим и не причинило особого вреда деревне, близкий друг всеми любимого Наруто и ученик Шестого, а Мадара на войне работал в связке с самим Первым Хокаге — это возвышало его в глазах масс, не знавших, что этот Учиха на самом деле является основателем Конохи. Для Итачи же жители деревни скидок не делали — слишком свежи были в памяти многих действия Акацуки и резня в старом квартале Учих. И пусть Обито перед смертью взял вину на себя, пусть за Итачи вступились многие шиноби, с чьими словами считались, пусть он каждым своим действием доказывал преданность делу Альянса — люди порой остаются до жути предвзяты. Хана понимала некоторых из них — тех, кто по вине Акацуки потерял дорогих, как Юхи Куренай, прекратившая любое общение с лучшей подругой и сквозь зубы здоровающаяся с бывшей ученицей из-за того, что Анко и Хината вышли замуж за членов Акацуки. Но ведь другие никак не были связаны с теми событиями, однако всё равно шарахались от Итачи, как от прокажённого. И самое странное, что его самого это, казалось, ничуть не волновало — ещё один повод восхищаться тем, как Итачи продолжает работать на благо мира вопреки недоверию. Невероятный — особенно для клана Учиха — альтруизм. «Деревня может… нет, должна гордиться им», — подумала Хана с уверенностью.       В саду раздался тихий хлопок — Хаймару вскинулись, и хозяйка вместе с ними, учуяв запах, который ждала. Хана вновь посмотрела в окно с приятным нетерпением.       Итачи стоял посреди двора словно бы в нерешительности. Окинув взглядом Хаймару, чьё присутствие явно указывало на то, что его ждут, он оглянулся на дом брата и замер на миг, а затем достал волшебную палочку откуда-то из складок плаща и наколдовал Патронус — прекрасную серебристую птицу, мягко скользнувшую в сторону главной усадьбы, после чего направился к собственному дому. У Ханы отлегло от сердца; улыбаясь, она вышла в коридор и, открыв заднюю дверь, остановилась на пороге.       — С возвращением, Итачи.       Он взглянул на неё и едва приметно, скованно улыбнулся.       — Я дома.       Они вошли внутрь, захлопнули дверь, и только тогда Хана позволила себе коснуться его губ поцелуем — им обоим комфортнее без прилюдных проявлений нежности. На долгий миг Итачи прижал её к себе, а после отпустил и принялся расстёгивать плащ.       — Можешь принять пока душ, я закончу с ужином, — заговорила Хана по-деловому. — Потом приходи на кухню.       — Спасибо, Хана. Возможно, к нам присоединится Саске.       — Хорошо.       Он оказался прав: буквально через пять минут после того, как Итачи отправился в душ, в заднюю дверь постучали. Открыв, Хана жестом пригласила Саске проходить.       — Идём на кухню, Итачи скоро спустится. Хочешь чего-нибудь, Саске?       — Чай, пожалуйста, — ответил он, устроившись за кухонным столом в выжидательной позе. Хана поймала себя на мысли, что относиться к нему как к главе клана, в который в скором времени, скорее всего, вступит, ей нелегко — Саске ровесник Кибы, а Хана слишком привыкла с самого детства к тому, что младших нужно всеми силами оберегать. И всё же необходимо привыкнуть.       Вскоре вернулся Итачи, уже в чистой одежде, на ходу откидывая за спину ещё влажные волосы. Он кивнул брату, и тот, отставив чашку с почти нетронутым чаем, мгновенно спросил:       — Как прошло?       — Непросто, — медленно ответил Итачи, перехватывая волосы резинкой и опускаясь на стул напротив брата. — Яхико-сама намерен как можно скорее собрать совет Альянса.       Если так, то тема, которую Учихи собираются обсуждать, под грифом «Секретно». Ей, чунину, доступ к такой информации закрыт однозначно, поэтому Хана, поставив на стол еду, покинула комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Немного поколебавшись, она вышла на улицу, где устроилась на скамейке возле небольшого пруда. Хаймару, бросив возню и прибежав к ней, улеглись вокруг хозяйки, подставляя головы для ласки.       Вечер был чудесный: тёплый, свежий, сладко пахнущий последним дыханием бабьего лета. В поместье клана Учиха было тихо, умиротворённо — в последнее время Хана часто спасалась здесь от шума и оживления, которые всегда устраивал её собственный клан. Хана любила семью (как в узком, так и в широком понимании), с большим удовольствием занималась нинкен и лечила их, однако порой хотелось и банальной тишины, уединения, чего почти невозможно было добиться дома. «Здесь в самом деле хорошо, — Хана обвела взглядом сад, пока ещё довольно голый, но которым Сакура при помощи Ино и Гермионы упорно занималась, посмотрела на оба особняка и остов третьего. — И, хвала Ками, нет пропитавшей землю крови, повисшей в воздухе атмосферы трагедии».       Некоторое время спустя задняя дверь дома Итачи вновь открылась, и Саске вышел на улицу. Найдя взглядом Хану, он кивнул ей, давая понять, что на сегодня с обсуждениями покончено, и она может вернуться.       — Больше не шумите, — поднявшись со скамьи, сказала Хана своим нинкен. — В большом доме ребёнок, не хотелось бы её разбудить.       Хаймару приглушённо гавкнули, подтверждая, что поняли просьбу, и, дойдя вслед за Ханой до дома, как примерные псы свернулись клубками возле дверей, спрятав носы под пушистыми хвостами.       Итачи всё так же сидел на кухне, задумчиво глядя поверх стола куда-то в пространство. Впрочем, когда Хана вошла и взяла со стола пустые тарелки, он вынырнул из раздумья.       — Благодарю за ужин.       — Всегда пожалуйста, — отозвалась Хана, составляя тарелки в мойку и включая воду. Она скорее почувствовала, чем услышала за шумом воды, как Итачи достал волшебную палочку и открыл рот, чтобы предложить помощь, и обернулась, покачав головой. — Не нужно, я сама.       — Как угодно, — пожав плечами, он положил магическое оружие на стол и вновь задумался.       Пока Хана мыла посуду, царила тишина — она любила работать в молчании, а ему явно было, о чём поразмышлять. Когда же она закончила и, заварив чай, села напротив, Итачи вежливо спросил:       — Как твои дела?       — Всё как обычно. Много работы в клане, несколько мелких миссий — ничего примечательного.       — Часто бывала здесь? — спросил Итачи с подтекстом; что ж, кажется, обсудить что-то помимо дел братья не успели — или не стали.       — Заходила порой, — ответила Хана. — Сарада подросла за эти месяцы.       Вновь на губах Итачи заиграла тень улыбки, на сей раз более искренней, заставившая улыбнуться и Хану. В своей племяннице Итачи души не чаял, хотя и, как обычно, старался это не показать никому, кроме близких людей.       — Уже вовсю ворочается, точно юла, и принимается гукать, когда кто-то заходит в детскую, — продолжила Хана, видя, с каким интересом, отражённым лишь в глазах, Итачи ловит подробности. — По сравнению с ней Хиро просто невероятно тих.       — Но он ведь и старше на пару месяцев, — заметил Итачи. — Дейдара, я полагаю, всё ещё в Конохе?       — Да. Заявил, что нечестно будет скидывать все заботы о сыне на одну только Хинату, — Хана не стала добавлять, что, как ей сказала Хината, из-за этого у Дейдары был едва ли не бой с напарником, пенявшим на наплевательское отношение подрывника к работе — тот не брался за миссии уже с полгода. Впрочем, Дейдару, с немного пугающим азартом включившегося в роль заботливого папы, даже умеющий задеть любого Сасори не пронял.       — Его можно понять, — заметил Итачи, явно имея в виду сразу многое.       Хана не стала уточнять и наполнила чаем две чашки, стоявшие на столе возле тарелки с данго. Итачи наблюдал за её движениями с некоторой отстранённостью — даже общаясь с ней, он ни на миг не переставал искать ответы на вопросы мирового значения. Это одновременно восхитительно и немного грустно.       — Что ещё происходило в деревне?       — В прошлом месяце здесь была делегация из Кири во главе с самой Мизукаге, — Итачи слегка наклонил голову, давая понять, что в курсе этих событий. Неудивительно — Яхико-сама не мог оставить без свежей информации о происходящем внутри и за пределами Альянса главного стратега Акацуки. — Шикамару отличился на последней совместной миссии с Таки — их целью был захват группы дезертиров, скрывшихся во время войны. Шибуки-сама остался им очень доволен, — это сообщение Итачи выслушал с интересом — он следил за успехами молодого Нары. Хана подозревала, Итачи имеет намерение хотя бы на время пригласить Шикамару в расширенный состав Акацуки. — Что ещё?.. — сплетни и мелкие, незначительные события рассказывать не хотелось, поэтому Хана добавила только: — Ах да, Наруто сделал предложение Гермионе.       — Хорошая новость, — произнёс Итачи тем же тоном, каким мог сказать: «За окном солнце»; впрочем, его взгляд потеплел.       Допивали чай они во вновь повисшем молчании — можно было бы и поговорить, но ни одному не хотелось: Итачи устал после длительной и напряжённой миссии, это чувствовалось, и Хана не желала заставлять его утруждаться сейчас, как только он попал домой — знала прекрасно, что завтра он сам с готовностью окунётся в новое море дел, требующих решений и обсуждений. Пусть хотя бы сегодня отдохнёт.       Она поднялась и протянула ему руку.       — Пойдём со мной.       Итачи посмотрел на неё с тенью вопроса, но молча встал, взял её за руку, и Хана без слов повела его наверх, в спальню. Едва за ними закрылась дверь, Итачи стал без уточнений снимать домашнюю одежду, аккуратно складывая её на стул, — Хана позволила себе полюбоваться им, его крепким телом с приятным рельефом мускулов под светлой кожей, однако когда Итачи сделал шаг к ней, покачала головой.       — Ложись. На живот.       Механическая готовность делать, что полагается, сменилась в его глазах любопытством, и он подчинился. Хана тем временем пустила чакру в руки, согревая их, и присела рядом на кровать.       — Расслабься.       Секундное обдумывание — повиновение. То, что он следует её просьбам-командам, доверяет настолько, чтобы подчиниться, греет душу, и Хане хочется поделиться этим теплом с Итачи. А потому она касается его плеч, сначала легко поглаживая, постепенно прибавляя силу, начиная прорабатывать мышцы, действуя умело, ловко. Спина, шея, плечи, руки, ягодицы, бёдра, голени, стопы. Добавить каплю лечебной чакры, чтобы помочь мышцам расслабиться совсем.       Она — ирьёнин, он — её работа. Лучшая, что есть в её жизни.       Итачи уже давно прикрыл глаза, полностью отдал своё тело в её руки. Что касается разума… Хана искренне надеялась, что он позволил себе соскользнуть в полудрёму, может быть, в подобие медитативного транса — не думал сейчас ни о чём. Шанс на это, конечно, отчаянно мал, но надеяться можно.       Проведя ладонями по его спине, раскрасневшейся, горячей, в последний раз, Хана отняла руки, а после наклонилась, легко коснулась губами кожи между лопаток. Мышцы тут же пришли в движение, затвердели. Итачи приподнял голову, обернулся — и вновь в его взгляде, стерев сонную расслабленность, возникла готовность делать, что нужно.       — А теперь отдыхай, — Хана улыбнулась ему, более не прикасаясь, хотя и тянуло убрать с его лица угольные пряди. Однако она подавила порыв, памятуя о его нелюбви к лишним прикосновениям, и поднялась с кровати. — Завтра, если будет время, можем пообедать вместе.       — Останься, — тихая просьба Итачи застала Хану врасплох.       — После уборки и готовки я не принимала душ, — заметила она.       — Меня это не беспокоит, — просто ответил Итачи и, откинув одеяло, забрался под него, специально лёг так, чтобы бросалось в глаза свободное место, требовавшее быть занятым.       Хану это не беспокоило тем более. Она разделась, сложив вещи рядом с его, распустила волосы и с удовольствием юркнула под одеяло, где было умиротворяюще тепло. Не удержавшись, прижалась к Итачи боком и улыбнулась, когда он не только не отодвинулся, но и приобнял её одной рукой.       — Спокойной ночи, Хана.       — Спокойной ночи, Итачи.       Хана закрыла глаза и с улыбкой на губах прислушивалась к мерному дыханию рядом с собой, пока усталость не погрузила в сон и её.

***

      Когда она проснулась, в постели было холодно.       Хана тут же открыла глаза, села, нахмурилась — Итачи уже не было в комнате, как и его вещей. В доме Хана тоже не чувствовала его запаха, а потому, закутавшись в одеяло и не давая тому волочиться по полу, подошла к окну и отдёрнула занавеску. Утро лишь занималось, но осенние листья в саду Учих уже сверкали золотом. На лиственном ковре под клёном лежали, приткнувшись друг к другу, Хаймару, время от времени поднимая головы и нюхая воздух, шевеля ушами, с интересом поглядывая на тех, кто сидел на скамейке неподалёку.       Итачи и Сакура.       Сакура выглядела уставшей, но довольной; она неспешно потягивалась сидя, разминала плечи и что-то весело говорила Итачи, державшему на руках Сараду. Он легко покачивал племянницу, отвечая её матери, а ещё… Ками-сама, как тепло, искренне, безгранично нежно он улыбался!       У Ханы перехватило дыхание. Она попятилась от окна, отошла вглубь комнаты и крепко зажмурилась. Глубоко вздохнула несколько раз, взяла себя в руки…       Нет, не взяла — быстро оделась и спустилась по лестнице вниз, вышла через переднюю дверь и, покинув территорию Учих, побежала домой, в поместье родного клана. Остановилась она лишь в роще за домом, без сил упала на листву и, перевернувшись на спину, закрыла лицо руками. Она не плакала, хотя, наверное, и хотела бы. Просто лежала с пустотой в голове и душе.       Вскоре прибежали Хаймару и принялись тыкать её мокрыми носами, поскуливая с жалостью — верные псы чувствовали настроение хозяйки, — а после легли вокруг, положив тяжёлые морды ей на грудь, ноги, живот. Но и тогда Хана не отняла рук от лица, не сделала попытки взять засасывающую пустоту внутри под контроль.       Она не знала, сколько пролежала так, между холодом земли и горячими телами Хаймару — быть может, не встала бы и до вечера. Отрезвил её лишь приблизившийся запах матери.       — Ты была у него этой ночью?       — Да, — ответила Хана, опустив руки на головы Хаймару, принявшись неспешно перебирать их шерсть, уставившись в небо.       — Что он сделал? — Цуме подошла ещё ближе и остановилась над дочерью, сложив руки на груди. Куромару замер возле неё, чинный, спокойный. От матери пахло потом и полигоном — наверняка учуяла её, когда шла с тренировки.       — Ничего.       — Не лги мне.       — Я и не лгу, — Хана перевела взгляд на мать. — Итачи ничего не сделал со мной.       — Тогда что случилось? — в голосе матери была лишь строгость — она не умела иначе проявлять заботу, не считала это нужным.       — Это моё личное дело. Я справлюсь.       Цуме тихо зарычала, и Куромару вторил.       — Послушай-ка, дочка, — проговорила она, приподнимая верхнюю губу, как пёс обнажая клыки, — нет у тебя такого «личного» дела, которое бы не касалось меня.       — Как видишь, появилось, — тихо ответила Хана и села — Хаймару тут же подскочили, закрутились. — Прости, мама, но на этот раз я действительно оставлю всё при себе, — добавила она увереннее и провела рукой по волосам, убирая с них приставшие листочки.       Взгляд Цуме не потеплел, наоборот, сделался жёстче.       — Что ж, ладно, — процедила она, — сама виновата — спуталась с Учихой. Если так хочешь, страдай в одиночестве, — и она развернулась и, больше не взглянув на дочь, ушла.       Хаймару ей вслед ощерились, едва слышно зарычали.       — Успокойтесь, — устало попросила Хана своих нинкен. — Она так за меня волнуется.       Это была чистая правда, но легче на душе не становилось. Мать права в том, что выбор Хана сделала сама — и всё, что он влечёт за собой, также принадлежит ей.       — Эй, Хана! — в рощу влетел Киба верхом на Акамару — в приподнятом настроении и как всегда громкий. — Пришло сообщение, тебя вызывают к Хока… — он прервал себя и вскинул брови, с непониманием глядя на сестру. — Чё с тобой?       — Всё нормально, — ответила Хана, поднимаясь и отряхивая бриджи. — Для меня есть миссия?       — Похоже на то, — Киба почесал Акамару за ухом, недоуменно косясь на неё. — Пишут, что В-ранг, но запрос из столицы, да и собирают команду из трёх чунинов и джонина, поэтому сомневаюсь, что это что-то стоящее…       — Киба, — Хана шумно выдохнула. — Сколько раз тебе говорить: не суй нос в свитки с моими заданиями.       — Но мне же интересно! — возмутился брат; он правда не понимал, чем она недовольна. — Кстати, нэ-сан, мне дают задания серьёзнее, чем тебе — зацени уровень!       — Дурак, — беззлобно хмыкнула Хана и прошла мимо него, жестом потребовав свиток с описанием миссии — Киба перекинул его ей, и Хана зашагала по тропинке к дому, попутно изучая задание.

***

      — Ваша цель — найти пропавшую статуэтку советника нашего лорда-феодала, — Хокаге говорил серьёзно, но в не скрытом банданой глазу застыла мысль: «Ками-сама, и на что мы тратим время, ещё и называя это серьёзной миссией?..» — Ранг В присвоен заданию за срочность и из-за положения заказчика. Шинтаро-саме очень дорога эта статуэтка, потому он обратился к нам за помощью, запросив в обязательном порядке по шиноби из кланов Инузука, — он посмотрел на Хану, — и Хьюга.       — У клиента были какие-то дополнительные пожелания? — уточнил Токума, единственный джонин, а потому капитан команды.       — Официальных — нет, — ответил Хокаге. — Быть может, он выскажет что-то лично, когда вы прибудете в столицу. Исполните всё неукоснительно; Шинтаро-сама — правая рука дайме, Конохе нужно иметь с ним хорошие отношения.       — Есть.

***

      — Что ж, — Токума осмотрел свой отряд, проверяя готовность, и скомандовал: — Отправляемся.       Хана шагнула за пределы деревни вслед за капитаном и напарниками на эту миссию, Котецу и Изумо. Она улавливала запах Итачи, чувствовала спиной его взгляд, но вида не подала.

***

      Переход до столицы занимал всего-то полдня, но шиноби спешили, поэтому прибыли на место к тому времени, когда солнце едва-едва перевалило зенит. Хана не была здесь уже несколько лет, потому кутерьма ароматов огромного города гражданских поначалу сбила её. Здесь невыносимо смешались запахи пыли и еды, дорогого парфюма, рыбы с большущего рынка, пота рабочих, таскавших какие-то тюки и коробки, лошадей и пряных трав, которые продавались в изобилии на улице, по которой шиноби шли к резиденции советника дайме, и многие, многие другие запахи. Хана мотнула головой, ненадолго прикрыла глаза, приноравливаясь к ощущениям, а потому едва не пропустила вопрос Изумо:       — …как считаешь?       — Мм? — Хана повернулась к нему. Изумо нарочно отстал от неизменного напарника-друга и пошёл рядом с ней — не самое обычное явление, разве что он что-то хочет.       — Говорю, странно это — рангом В теперь называют поиск какой-то ерунды для советника дайме, — повторил Изумо, сопровождая это закатыванием глаз, относившемся явно ко всему заданию в целом.       — По-моему, так было и раньше, — ответила Хана вежливо, хотя и чуточку резко — не горела желанием сейчас разговаривать. — Мы вынуждены, особенно в мирное время, умасливать дайме и тех, кто нашёптывает ему на ухо…       — …иначе денег из казны нам не видать, — покивал Изумо и развёл руками. — Но всё равно, как-то неправильно это. Вот Шикамару недавно выполнял ранг А — отлов дезертиров, а это следующая ступень после нашей сегодняшней миссии. Но разве можно сказать, что эти миссии различаются всего на один ранг?       — Зато за ранг В советник заплатит больше, чем выложил бы, запроси он ранг С, — Котецу присоединился к ним и широко улыбнулся. — И вообще, смысл нам задумываться об этих вещах? Хочет советник выложить за миссию больше денег, чем она реально стоит — пускай, значит, может себе позволить. И нам процент какой-никакой да капнет к зарплате… что можно, нет, нужно будет отметить, — он щёлкнул пальцами и повернулся к Хане. — Слушай, с тех пор, как Анко, э-э… дезертировала в замужнюю жизнь, в нашей компании образовалась вакансия для куноичи, которая разбавит нашу сугубо мужскую тусовку.       — Спасибо за предложение, но я вряд ли вам подойду, — ответила Хана.       — Ну, не отказывайся, пока не попробуешь! — воскликнул Котецу и поспешил нацепить серьёзное выражение на лицо, чтобы проходившие мимо гражданские не получили культурный шок от жизнерадостного, а не угрюмо-сосредоточенного шиноби. — С Анко в лучшие годы, конечно, никто не сравнится, но я уверен, и ты можешь зажечь… Искру в мужском сердце уж точно умеешь, — он со значением стрельнул глазами в сторону друга, однако Хана предпочла этого не заметить.       В особняке советника дайме их уже ждали. Шинтаро-сама принял шиноби в странной, на взгляд Ханы, комнате, вроде бы по назначению являвшейся кабинетом, однако обиловавшей коврами, мягкими подушками, лежанками и пуфами, которые бросались в глаза куда больше, чем редкие стопки бумаг и вычурный, больше красивый, чем функциональный, письменный стол. После того, как шиноби представились, советник, вытерев шёлковым платком губы и отставив от себя тарелку с финиками, эмоционально взмахнул руками и зачастил:       — Как хорошо, что вы прибыли так скоро! Всегда говорил лорду-феодалу, в нашей Конохе высококлассные шиноби!.. И я надеюсь, вы докажете свой уровень, когда отыщете пропажу, — он буквально впился взглядом в лицо Токумы, остававшегося по-хьюговски невозмутимым. — Эти глаза… говорят, они в состоянии углядеть что угодно, даже стёртые капли крови на ковре, даже истаявший след убийцы.       — С вашего позволения, Шинтаро-сама, в нашей команде следами занимается Инузука Хана, — ответил Токума, игнорируя явную заинтересованность, которую клиент проявлял к его Бьякугану.       — Да-да, Инузука, я знаю, — советник повернулся к Хане и погладил бородку. — Я слышал, у вас особенная методика дрессуры собак, лучшая во всех окрестных странах.       — Они не обычные собаки, а нинкен, — заметила Хана, и Хаймару, сидевшие в ряд справа от неё, синхронно наклонили головы, чтобы стало ясно: они всё поняли.       — Великолепно! — восхитился советник, в глазах которого блестело какое-то странное пламя, некая мысль, которую Хана не могла уловить. Тут он словно спохватился. — Но оставим разговоры на другой раз, сейчас вам необходимо найти пропажу. Эта статуэтка очень важна для меня: она символизирует бога-покровителя моего родного селения, вещица из чистейшего золота с вкраплением изумрудов — не могу себе представить, чтобы она не стояла на почётном месте в моём доме… Мои слуги покажут, где она находилась прежде. Пусть ваши ищейки обыщут каждый сантиметр этого города, но отыщут пропажу!       — Мы приложим все усилия, Шинтаро-сама, — Токума поклонился, и остальная команда последовала его примеру.       После они встретились со слугами, и те, очень стараясь не вздыхать слишком измученно при рассказе, сообщили, что из них никто хозяйскую статуэтку не трогал, из штата никто в последнее время не уходил и не приходили новые люди, что ни у кого из работников дома нет проблем с деньгами (таких, чтобы рисковать местом и идти на кражу у приближённого дайме, уж точно). И нет, не было никаких признаков кражи: все замки на дверях и окнах целы, никаких сигналов, что кто-то посторонний входил в комнату, да и больше ничего, помимо статуэтки, не пропало, хотя прямо рядом с ней — Хана видела своими глазами — стояла шкатулка, сама по себе невероятной ценности вещь из слоновой кости с инкрустированными жемчужинами размером едва не с фасоль.       — Мой Бьякуган здесь вряд ли чем-то поможет, — негромко заметил Токума, когда Изумо и Котецу ушли разговаривать со стражниками и поварами, а слуги оставили шиноби одних.       Хана кивнула и подозвала Хаймару, до того тихо сидевших в сторонке, слегка подёргивая ушами. Псы подошли, и она указала на отпечаток на шёлковой подложке, где прежде располагалась статуэтка, принюхалась сама, смежив веки. Ничего особенного: немного запылившаяся ткань (и это хорошо — значит, она сохранила запахи-воспоминания последних дней), деревянная подставка под ней, средство, которым недавно начищали шкатулку по-соседству, чтобы она блестела ярче, смотрелась дороже…       Не отвлекаться на мелочи, сосредоточиться на главном. Хаймару, шумно дышавшие возле неё, начали понемногу пятиться — они проверяли запахи людей и намеревались теперь тщательно обнюхать вещи тех, чей аромат остался на шёлке. В это же время Хана делала акцент на другом: постепенно подавая в нос чакру, она плавно усиливала собственное обоняние, ища запах золота. Такой засечь непросто, даже Инузуке сложно его выцепить из какофонии других, куда более отчётливых, а при усиленном настолько, как у неё сейчас, обонянии — отчётливых оглушающе. Если в таком состоянии потерять концентрацию, усиленные в сотни раз ароматы ударят, собьют с ног и заставят биться в агонии мозг, не способный обработать столь мощный сигнал. Поэтому Хана оставалась предельно сосредоточена, вынюхивая лишь то, что ей было нужно, — и вскоре нашла, различила среди калейдоскопа других слабый запах золота.       Хана сделала глубокий вдох, два, три. Накрепко вцепилась памятью в искомый аромат. Отвела ногу назад, сделала шаг, ещё один, и ещё, а после развернулась и, не открывая глаз, двинулась по дому, ведомая тонкой нитью, тянувшейся куда-то. Куда — вот это хороший вопрос, но явно недалеко…       — Отойдите, — краем сознания уловила она властный голос Токумы. Кажется, в коридоре столпились слуги.       — Что она?..       — Не мешайте.       Слева от неё встал старший из Хаймару, справа средний, младший шёл позади — их носы вели туда же, куда и хозяйку. Хана чувствовала, что они на верном пути, а потому продолжала шагать по тропе, которую выстлал для неё аромат; если же она вдруг оступалась, за миг потеряв след, Хаймару наводили её на верный путь: один усиленный чакрой нос хорошо, но четыре — намного лучше.       Лёгкий ветер взъерошил шерсть, волосы — они вышли на энгаву, и след сделался совсем слабым, ветер разнёс то немногое, что прежде витало в воздухе. Хана испугалась было, что им не найти пропажу, как вдруг Хаймару остановились, причём не так, как если бы потеряли след, а очень уверенно, целенаправленно. Нахмурившись на миг, Хана поняла.       — Токума, — открыв глаза — солнце ударило по ним, и она быстро заморгала, — позвала Хана. — Можешь проверить здесь всё Бьякуганом?       — Хаймару потеряли след? — уточнил Хьюга, не замечавший разницы.       — Он оборвался, — поправила Хана и отошла к стене, словно давая капитану место для действий.       Токума активировал додзюцу и принялся внимательно осматриваться вокруг — его Бьякуган скользил по предметам, видя намного больше, чем то, что доступно обычному глазу. Из сада, из-за углов дома, из окон на шиноби смотрели любопытные — не каждый день гражданским доводится видеть шиноби за работой. Впрочем, работа (тут Хана согласна с Котецу и Изумо) была откровенно так себе, не выдерживала никакой конкуренции с тем, что приходилось делать на миссиях раньше. Нет, конечно, многое зависело также от ранга миссии, твоего собственного… и всё же времена изменились.       Хана не испытала ни малейшего удивления, когда спустя минуту Токума извлёк из жёлоба в стропилах крыши золотую статуэтку маленького лысого божка.

***

      — Великолепно! — шумно восхитился Шинтаро-сама, когда шиноби передали пропажу ему. — Вот что значит работа профессионалов! Выше всяких похвал!..       Они четверо стояли с серьёзными лицами, выслушивая хвалебный оды заказчика, уже потянувшегося к кошельку с деньгами, а в головах их был общий вопрос: «Какого чёрта?».

***

      — Тебе эта миссия не показалась странной? — спросил Изумо вполголоса, когда столица осталась далеко позади; закатное солнце освещало лес, по которому бежали шиноби, торопясь вернуться в родную деревню.       — Миссия есть миссия, — ответила Хана, вспомнив слова Итачи. На ум мгновенно пришёл он сам, его запах, голос, лицо — и тёплый бок, к которому так замечательно прижиматься. Вспомнилась и пустая постель, и улыбка, предназначенная не ей.       Изумо посмотрел на неё грустно, почти с болью, но отстал.       Лишь в Конохе, когда ворота остались позади, и Токума, простившись со всеми, отправился докладывать Хокаге, Изумо махнул Котецу рукой, чтобы тот шёл без него, и осторожно предложил прогуляться.       — Изумо, не надо, — покачала головой Хана уверенно. — То, что было между нами — в прошлом.       — Значит, для тебя это так?.. — он горько усмехнулся, понурив голову, однако уже через секунду вновь поднял её. — Или это из-за него? Учихи Итачи? — в его охрипшем от волнения голосе имя прозвучало карканьем ворона.       От этих слов помрачнев, Хана сложила руки на груди.       — Мы с тобой встречались и разошлись задолго до того, как Итачи появился в моей жизни, — проговорила она, стараясь сохранить спокойствие, хотя бы видимость его. — Он не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую.       — Или тебе так кажется, — Изумо цеплялся за последнюю соломинку. — Подумай сама, Хана! Он — мастер гендзюцу, которому не стоит труда внушить…       Он вздрогнул и прикоснулся пальцами к горящей щеке. Хана опустила руку, глядя на него с разочарованием.       — Я была о тебе лучшего мнения, Изумо, — сказала она и ушла. Хаймару за её спиной рыкнули прежде, чем последовать за хозяйкой.       Она брела через Коноху без цели, без смысла, разве что таковым можно считать желание оказаться как можно дальше от Изумо. Когда-то (сейчас кажется, в прошлой жизни) она искренне любила его: доброго, весёлого, обаятельного — но это было давно, чувства подростка остыли, сменившись пониманием, что они друг другу — не пара. Однако лишь Хана это поняла в полной мере; пробовала объяснить ему, но наткнулась на стену неприятия, болезненного нежелания принять и уверений, что всё у них будет хорошо… Но Хана-то знала, что не будет. Знала, что хочет чего-то другого.       И вот тогда появился он, Итачи — вернулся в её жизнь, из которой пропал много лет назад. Больше не враг деревни — союзник, друг героев войны, один из умнейших людей Альянса. Знакомый когда-то замкнутый мальчишка, повзрослевший за годы, ставший задумчивее и мудрее, глубже… и всё так же, как тогда, в детстве, любящий данго и взваливать на себя всю ношу. Идеальный шиноби; человек с израненной душой. И раны эти требуют лекарств, а это — забота ирьёнина, её.       «Я ведь искренне, всем сердцем хочу помочь, — думала Хана, ступая по аллеям центрального парка. — Но ведь хотеть какой-то отдачи — тоже нормально, так?..»       Нет, не сказать, чтобы Итачи принимал её заботу как должное и ничем не отплачивал — скорее уж наоборот. Он словно считал, что не заслужил подобного к себе отношения, а потому в его ответных действиях зачастую скользила скованность, почти извинение — и неуверенность, непонимание, почему она вообще тратит время на него. Сомнение, что всё это не иллюзия.       «А ведь я в них не сильна. Мог бы понять, что с моей стороны их можно не бояться…»       — Ю-ху! — громкий крик заставил Хану вздрогнуть, резко обернуться. — Кто у нас тут маленький покоритель воздуха?!..       — Дейдара, опусти его! — взмолилась Хината, прижав руки к груди, вцепившись пальцами в майку и почти с ужасом наблюдая за тем, как её муж крутит сына на высоко поднятых руках. Впрочем, волнуется она, кажется, напрасно: Дейдара держит крепко, а Хиро заливается восторженным визгом, не проявляя ни малейшего признака страха.       — Ты смотри, в каком человек восторге — не лишай его радости, мм! — возразил Дейдара, но, увидев испуганный взгляд жены, состроил рожицу и всё-таки опустил сына, устроил его у себя на руках. Хиро тут же свёл бровки и затряс кулачками. — Эй, ну ладно тебе, мм. Вот когда мама пойдёт домой готовить ужин…       — Сегодня твоя очередь, — на удивление настойчиво отрезала Хината и забрала Хиро у него. — Привет, Хана.       — Привет, — Хана подошла ближе; было бы глупо рассчитывать, что Хьюга её не заметит. — Гуляете?       — Покоряли нижние слои атмосферы, пока строгая мамочка нам не запретила, — хмыкнул Дейдара, но совершенно по-доброму, и притянул поближе коляску. — А ты чего? Я думал, раз Итачи в Конохе, ты будешь с ним.       — У меня была миссия сегодня, — ответила Хана, надеясь, что голос и лицо не выдали душевного смятения.       — Захотела бы — послала Джуби под хвост Шестого вместе с его миссией, мм, — пожал плечами Дейдара; в его вселенной это и в самом деле, кажется, было реально и просто.       — Коноха работает не так, как Акацуки, — напомнила Хана и, не удержавшись, улыбнулась, когда Хиро выглянул из коляски, куда Хината его усадила, и потянул ручонки к Хаймару. Привычные к детям (чего стоил хотя бы Киба, когда был мелким), нинкен подошли ближе, и младший, самый ласковый из троицы, ткнулся холодным мокрым носом в маленькую ладошку, на что Хиро отреагировал радостным смехом и зарылся неловкими пальцами в мягкую шерсть на подставленном загривке.       — Вот не поверите — всегда в детстве хотел собаку, — Дейдара присел на корточки и вытянул руку, но к нему нинкен отнеслись настороженно — чувствовали сильную чакру и запахи опасности и крови. Правда, эти два с тех пор, как родился Хиро, стали слабее, сменившись ароматом ребёнка, готовки и стирального порошка. В отличие от Итачи или даже напарника, Дейдара удивительно легко и надолго вливался в повседневную жизнь, умел видеть счастье в буднях. — Хана, скажи мне честно: эти меховые чудовища меня покусают, если коснусь, мм?       — Если я попрошу этого не делать — нет, — сказала она и, потрепав старшего из Хаймару по холке, сказала псам: — Дейдара — мой друг. Дайте ему воплотить детскую мечту.       — Вот спасибо, — саркастично протянул Дейдара, но всё равно улыбнулся, когда двое нинкен (младший всё ещё развлекал абсолютно счастливого Хиро под присмотром Хинаты) подошли ближе и позволили прикоснуться к себе. — Нет, серьёзно, собака — это просто счастье какое-то. А как с ними, наверное, на миссии хорошо, мм.       — Тут не поспоришь, — отозвалась Хана, не став вдаваться в подробности, сколько раз нинкен согревали её во время зимних походов, да и просто в холодные дни и ночи.       Мимолётно посмотрев, чем занята Хината, Дейдара поднял на Инузуку взгляд, в котором прежней лёгкости и веселья осталось мало. Несколько секунд он молчал, а затем произнёс негромко, так, чтобы услышала только она:       — Что бы ни произошло, не принимай на свой счёт, мм. Итачи гений, но в отношениях с близкими людьми — полный дурак.       Хана не стала ничего говорить, да подрывник и не требовал — он разогнулся и, в последний раз почесав Хаймару за ушами, предложил:       — Хината, может, домой пойдём, мм? Вроде уже нагулялись, нам всем пора ужинать.       — И точно, — Хината спохватилась и засобиралась. Закинув в сумку, висевшую на коляске, какие-то игрушки, она извлекла влажные салфетки и протёрла руки сына, которыми тот трогал собак. — Хана, ты так давно не заходила — сможешь выкроить время на этой неделе? И раз Итачи-сан в Конохе, будем очень рады видеть вас обоих.       — Спасибо, Хината, — ровно поблагодарила Хана. — Посмотрим.       — Итачи говорит, что не хочет нас напрягать, но в целом не возражает, мм, — сообщил Дейдара, уже успевший мысленно связаться с другом. — Так что ждём вас на обед завтра, а если не придёте… — он изобразил холодный, опасный прищур нукенина. — Что ж, я знаю, где вы свили гнёздышко, мм. Взлетит на воздух оно, уверяю, очень красиво.       — Идеальная мотивация, — усмехнулась Хана и, простившись с ними, пошла своей дорогой. Хаймару неспешно трусили рядом, размахивая хвостами, время от времени отбегая, чтобы извалять друг друга в куче собранной листвы; кажется, они в этот вечер разбурили их все в парке.       Дойдя до выхода на оживлённые, полнившиеся вечерней суетой улицы, Хана присела на лавку, сложив на коленях руки, вдохнула аромат. Где-то неподалёку готовили якинику, и во рту мгновенно собралась слюна — в последний раз Хана ела несколько часов назад, когда их команда зашла в небольшое кафе перед выходом из столицы. Хотелось мяса, но и просто посидеть в тишине. В ресторанчике это не получится — Хана улавливала запахи Шикамару, Чоджи и Ино, наслаждавшихся вечером в любимом заведении; если она зайдёт, ребята наверняка захотят перекинуться парой слов, особенно Ино, сделавшаяся из-за собственного счастья очень говорливой и стремящейся привнести счастье в жизни других. А Хане сейчас больше подошла бы даже компания Анко и её пресловутого метода избавления от проблем при помощи алкоголя…       — Не помешаю?       Удивительно — сумел до последних секунд скрывать свой аромат. Неужели какие-то чары?       — Нет. Присаживайся.       Итачи опустился рядом с ней на скамейку, обвёл взглядом разлёгшихся вокруг Хаймару. По тому, как ведут себя псы, он уже научился понимать, как чувствует себя она сама.       — Сегодня утром…       — Меня срочно вызвали на миссию, — Хана хорошо контролировала лицо и эмоции, но всё равно взглядом с ним не хотела встречаться. — Прости, что не сказала.       — Всё в порядке, — прозвучало не то как утверждение, не то как вопрос. Хана предпочла увидеть утверждение.       Пару минут они молчали, а после Итачи тихо произнёс:       — Хочу, чтобы ты знала, Хана: для меня не существует других женщин кроме тебя. Я благодарен тебе за всё, что ты делаешь, но не знаю, как выразить это так, чтобы не показалось фальшиво. Ты достойна лучшего, чем фальшь.       Вот оно — наконец-то сказал. Хана вздохнула. Она давно знала, теперь окончательно утвердилась в собственном выводе: рядом с ней Итачи держит вовсе не любовь. Он, живущий только ради других, подсознательно тянется к той единственной, кто готов заботиться о нём даже в ущерб себе. Всё ещё не верит, что заслуживает этого, но по крайней мере принимает, искренне благодарит — уже хорошо. Когда он, как сейчас, сидит рядом, Хане кажется, что ей и этого хватит.       — Я знаю, Итачи, — сказала она, заглянув ему в глаза. На миг захотелось даже, чтобы он активировал Шаринган, заглянул в её душу, чтобы увидел её собственные чувства — быть может, попробовал отыскать место для таких же в своей душе. — Знаю. И принимаю тебя таким, какой ты есть.       Со всеми тайнами и недомолвками. С вечной напряжённостью и неумением выразить чувства. С призраками за спиной и очень слабой надеждой на лучшую долю для себя самого.       По крайней мере, она теплится.

***

      В конце концов, даже из маленького огонька можно раздуть пламя.       — Учиха Итачи, согласен ли ты взять в жёны Инузуку Хану?       Учихи присутствуют все: надменно-удовлетворённый Мадара, ради свадьбы потомка специально вернувшийся из своего долгого одинокого путешествия по отдалённым краям; пытающийся не показать радость Саске, принявший в подготовке всего и переговорах с семьёй Ханы самое живое участие; искренне улыбающаяся Сакура с Сарадой на руках, притихшей, с интересом следящей за церемонией широко распахнутыми чёрными глазёнками.       — Да, согласен.       Кисаме и Дейдара смотрят совершенно одинаковыми взглядами, будто бы говоря: «Если бы не согласился — был бы последним дураком». Хана пока ещё не очень хорошо знает их, напарника и лучшего друга Итачи, но поставила себе цель найти к обоим подход, тем более что контакт с Дейдарой благодаря Хинате уже установлен.       — Инузука Хана, согласна ли ты взять в мужья Учиху Итачи?       Инузук в зале заметно больше: собрался едва ли не весь клан, но сейчас Хана видит только осторожную, недоверчивую мать и бурный восторг младшего брата. Цуме до последнего момента сомневалась, даже пыталась отговорить Хану от свадьбы, но она настояла на своём; радует, что хотя бы Киба поддерживает.       — Да, согласна.       Хината широко улыбается, а рядом с ней Наруто легко, не привлекая внимания, приобнимает за талию Гермиону, и та украдкой прижимается к жениху.       — Объявляю вас мужем и женой.       На улице падает крупными хлопьями первый в этом году снег — чистый и белый, как пустой бумажный лист.