1
К удивлению Дарси, Фел отказалась от молока. — Я хочу песин, — повелительным тоном заявила она, удобно устроившись у Баки на коленях и по-прежнему не выпуская бусы из рук. Баки растерянно взглянул на Дарси. Он не был привычен к особому языку, на котором обычно болтают маленькие дети. — Апельсин, — пояснила она. В целом, Фел редко коверкала слова, куда реже, чем это делало большинство малышей её возраста. Дарси особенно забавляло, когда вместо слова «фиолетовый» она говорила «хавалетовый», а вместо «футбол» — «хутбол». — От апельсинов у тебя чешутся ручки, дорогуша, — напомнила она девочке. — Момми будет ругаться. Фел издала протестующий стон и опустила растрёпанную головку на грудь Баки. — Песин! Хочу песин! — повторила она. Воспитанная и покладистая кроха исчезла, её сменила сердитая командирша, твёрдо решившая добиться желаемого. Фел явно намеревалась устроить сцену. Виной тому был сбой в её привычном режиме и Баки, новый добрый друг, да к тому же ещё и взрослый. Она проверяла его — пойдёт ли он у неё на поводу или примет сторону Дарси? Баки, к счастью, хватало мозгов помалкивать. Не найдя поддержки, девочка беспокойно заёрзала, и протянув ручонки, крепко обняла его за шею. Баки виновато взглянул на Дарси поверх плеча Фел. — Эй, красотуля, как насчёт ложечки апельсинового джема? — предложила Дарси, принявшись составлять на полку стеллажа журналы, прежде валявшиеся на столике. Она делала вид, что не замечает детскую обиду. Приходилось действовать хитростью. Глупая истерика была последним, с чем она хотела иметь дело в четвёртом часу ночи. Девчушка повернулась и хмуро посмотрела на неё, прикидывая, стоит ли принимать озвученное предложение. — Или я отправлю тебя спать прямо сейчас, — добавила Дарси, поймав на себе любопытствующий взгляд Баки. — Нет! — Фел выпустила из рук бусы, и они с бряцанием упали на пол. — Песин джем! Песин джем! Баки поднялся вместе с ней. Малышка устроилась на изгибе его правой руки, словно на троне. От обиды не осталось и следа. Лицо её осветилось улыбкой, глазки хитро заблестели. Спустя несколько минут все трое сидели на кухне и ужинали (или лучше сказать завтракали?) бутербродами с джемом. Баки играл с Фел в самолётик. Самолётом служил бутерброд, завершавший свой полёт во рту у Фел. Она смеялась от души, как дети в рекламе памперсов. Барни такой большой, такой забавный! — У Мел есть коробка для сэндвичей. С наклейкой, — сообщила она Баки, стараясь поймать его за руку, но он оказывался проворнее, а потому всякий раз бутерброд успевал «отлетать» на безопасное расстояние. — Знаешь, с какой? — Какой? — Со свинкой Пеппой, — ответила Фел. — Мел говорит, что она Пеппа, а я Джордж. — Почему это ты Джордж? — удивился мужчина. — Джордж — младший брат Пеппы, он мальчик. А я девочка! — И в самом деле, — согласился Баки. — Ты хорошенькая маленькая девочка и ни разу не Джордж. Фел почти удалось схватить бутерброд, но в последний момент Баки вновь успел отвести руку. Она шлёпнула ладошкой по его бедру. — Отдай! Дарси допивала сладкое молоко и поглядывала в окно. Улица была пустынной — а почему должно быть иначе? Ист-Хэмптон никогда не жил активной ночной жизнью. Но если присмотреться, то можно было разглядеть свет в окнах домов на Атлантик-стрит, расположенной к югу от причала. Баки зашёл бутербродом в очередном пике, на этот раз Фел, смеясь, откусила кусок и с наслаждением принялась жевать. — Осторожно, не подавись, — предупредила Дарси. Она перевела взгляд на веселившегося Баки и выразительно вскинула брови. Девочке давно пора было спать. Баки кивнул, давая знать, что всё понял. Фел, тем временем, облизала пальчики, измазанные в джеме, и шумно сглотнула. — Спасибо, — поблагодарила она, а затем с самым серьёзным видом добавила: — Я хочу пи-пи. Дарси испытала облегчение. Она отведёт малышку в туалет, а потом как-нибудь — уговорами или снова хитростью — уложит в постель. Баки хмыкнул и осторожно поставил Фел на пол. — Тогда у тебя впереди серьёзное дело, не так ли? — спросил он, с улыбкой наблюдая за тем, как она упёрла руки в боки, явно подражая взрослым. — Да, — важно ответила Фел. — Сейозное. А потом бай-бай. — Тогда пожелай Баки спокойной ночи, — предложила Дарси, поднявшись с места. Фел обернулась и с печальным обожанием посмотрела на мужчину. Одной рукой она держалась за ногу Дарси, другую протянула ему, как августейшая особа в ожидании подобострастного поцелуя. — Ты не пойдёшь с нами? — спросила она. Командные нотки исчезли из её голоса, взгляд сделался сонным. Баки нежно сжал её пальчики, а затем легонько встряхнул маленькую ручонку. — Нет, дорогая. Я очень устал. Дарси поймала себя на мысли о том, что никак не может отвести взгляд от этих двоих. Она немножко ревновала, самую капельку. Баки, небритому и слегка подвыпившему, хватило двух часов, чтобы завоевать расположение Фел. Она уже любила его, словно они знали друг друга вечность, при том, что он даже не пытался сюсюкать и изображать из себя лучшего друга всех детей. — Тебе тоже надо бай-бай, — со знанием дела посоветовала ему Фел. — Можешь взять Синди, но по ночам она не смеётся. Кукла не смеялась и днём — перестала сразу после того, как Пегг вытащила из неё батарейки, не в силах больше выдерживать идиотский хохот, что исторгала из себя Синди, стоило нажать ей на живот. Баки поблагодарил Фел, заверив, что устал так сильно, что заснёт и без куклы. Девочку его ответ вроде бы удовлетворил, и, широко зевнув, она помахала ему рукой. — Сладких снов, Барни! Пока-пока. Баки с улыбкой помахал ей в ответ. — До завтра, Фелисити. Дарси взяла малышку за руку — её ладошка была тёплой и липкой от джема — и прежде чем увести её из кухни, обратилась к Баки: — Подожди здесь, окей? Я скоро вернусь. Тот потёр шею ладонью и взглянул на неё исподлобья с таким несчастным видом, словно собирался сказать: я очень-очень виноват перед тобой и буду делать всё, что ты скажешь. Что же, он и правда был виноват, но Дарси не чувствовала в себе желания устраивать ему выволочку. В конце концов, завтра им обоим достанется от Пегги. Куда больше теперь Дарси волновал беспорядок, царивший в доме. Она не хотела, чтобы Баки стал свидетелем её неряшливости, но было уже поздно, не так ли? Дарси подхватила Фел на руки и отправилась на второй этаж. Когда она стала подниматься по лестнице, ей пришлось слегка развернуться, чтобы не стукнуть ножки девочки о стену. Широкий тёмный коридор упирался в ванную. Дверь справа вела в спальню Дарси, а левая комната предназначалась для гостей. Фел считала её своей комнатой, потому что всегда ночевала там. Но теперь Дарси собиралась предложить эту спальню Баки, а малышку уложить у себя. Они быстро справились со всеми необходимыми туалетными процедурами. Пока Фел мыла руки, Дарси, поймав своё отражение в зеркале, наспех стёрла следы размазанной под глазами туши и собрала спутанные волосы в хвост. Несмотря на то, что Фел почти что спала на ходу, она проявила стойкость и терпение и даже ни разу не вспомнила о своей кукле, оставленной в гостиной. Дарси второй раз за ночь переодела её в пижаму со странными улитками (Пегги называла их «сиськоголовыми») и расстелила свою постель. Юркнув под одеяло, девочка перевернулась на спину и сонно улыбнулась. — Я люблю тебя, — с обезоруживающей детской прямотой сказала она. — Так люблю! У Дарси запершило в горле от этого признания. Она склонилась над малышкой и поцеловала её в носик. От Фел пахло чем-то нежным и детским. — Я тоже люблю тебя, дружок. Отстранившись, Дарси погладила её по мягким волосам. Глубоко вздохнув, девчушка закрыла глаза. — А теперь уложи Барни, — пробормотала она, засыпая. — Он очень устал… К тому времени, как Дарси переоделась в футболку и пижамные штаны, Фел окончательно сомлела.2
В гостевой комнате царила духота. Здесь был установлен кондиционер, и теперь, когда Фел спала в соседней спальне, Дарси могла включить его. Какое-то время она стояла перед потоком прохладного воздуха, прикрыв глаза от удовольствия. Зато в остальном никакого удовольствия она не испытывала. Она была утомлена, но это чувство тяжёлой усталости, владевшее ей, отнюдь не гарантировало мгновенный и глубокий сон. Эта усталость носила скорее эмоциональный характер и больше всего походила на выгорание. Дарси наспех застелила кровать. Она не стала менять постельное бельё, оно было свежим. Оглядев комнату придирчивым взглядом, Дарси не нашла в ней ничего такого, что могло бы вызвать недовольство у её внезапного гостя. Никакого нагромождения, пыли или мусора. Стены были пусты. Дарси собрала вещи Фел: детские часики, заколки, фигурки персонажей какого-то мультфильма из набора «Хэппи Мил» — сложила их в пластиковый кейс для игрушек, а затем отнесла его в гостиную. На кухне её ожидал сюрприз. Закатав рукава своей флисовой рубашки до локтей, Баки вытирал вымытые тарелки и кружки, а затем составлял их на сушилку. Дарси не чувствовала в себе сил и желания выражать недовольство. Она выдвинула стул из-за стола и, сев на него верхом, задом наперёд, стала наблюдать за ним. Давно на её кухне не хозяйничал мужчина. Баки заметил её весёлый взгляд. Уголки его губ дрогнули в улыбке. — Как всё прошло? — спросил он. — Быстрее, чем я ожидала, — ответила Дарси. — Она сразу же уснула. — Она чудо. — Баки закинул полотенце на плечо и обернулся. — Извини, я здесь раскомандовался. — Это не то, за что тебе действительно следует извиниться. Баки опустил голову, признавая её правоту. Дарси заметила какой-то блеск на его шее. Серебряная цепочка с армейскими жетонами. Дарси не могла разглядеть смертные медальоны, они были спрятаны под воротом белой футболки мужчины, но знала, что их там было два: тот, что принадлежал самому Баки, и тот, что он получил от её свёкра. — Как тебя вообще занесло в Саг-Харбор? — спросила Дарси. — Это в двух часах езды от Бруклина. — Собирался встретиться кое с кем. — Больше походило на то, что ты намеревался напиться в одиночестве, но у тебя не хватило налички. — Я просто разбил несколько стаканов. Может быть, целый поднос стаканов. Случайно. С кем не бывает? Дарси усмехнулась. — Это хотя бы объясняет, почему ты не кажешься пьяным, хотя я истратила на тебя двадцатку. — Мне очень стыдно за себя, правда. — Баки опустился на соседний стул. — Я верну тебе деньги, как только обналичу их со своего счёта. Дарси хотела бы отмахнуться и сказать, что он может не торопиться с этим, но правда в том, что у неё теперь каждая двадцатка была на счету. Да что там, каждый доллар. — У меня есть «Мондэви», — вдруг вспомнила она. — Подарок на День благодарения. Баки растерянно взглянул на неё. Глаза его показались Дарси блёклыми и невыразительными, как у старика. — Для этого вина найдётся куда более подходящий случай, нежели моё бесславное появление у тебя дома, птичка, — с безрадостной улыбкой ответил он. — Я правда очень сожалею. Я потерял счёт времени, а когда очнулся, было уже поздно. Ты ведь знаешь, Сара страдает бессонницей. Я не стал им звонить. После всего, что они для меня сделали, это было бы настоящим свинством. А Марго отключила телефон. Дарси сняла с его плеча полотенце и бросила его на стол. — А что твой друг? — Друг? — Тот, с кем ты собирался встретиться. Баки вздохнул и отвернулся, оставив её вопрос без ответа. Что-то в этой истории не вязалось между собой, но Дарси было лень думать над тем, что именно. В конце концов, именно она оказалась тем человеком, которого Баки вытащил из дома глубокой ночью, не приняв это за свинство. Иногда Дарси удавалось забывать о том, почему он ей так не нравился, но в такие моменты Баки обычно приходил ей на помощь, любезно напоминая, что причин недолюбливать его всегда найдётся в избытке. А ещё этот его ужасный арканзасский выговор, как у Билла Клинтона. Как к этому вообще можно было привыкнуть? — Разве Сара и Грант не станут волноваться, не дождавшись твоего возвращения? — прервала она затянувшуюся паузу. — Нет. Я предупредил их о том, что буду поздно. И я знаю, где лежит запасной ключ от входной двери. — Тебе следует позвонить Саре утром, иначе она сойдёт с ума от беспокойства, когда ты не спустишься к завтраку. — Да, пожалуй, — Баки неловко улыбнулся и поднялся с места. — Во сколько ты встаёшь? — Пегг заберёт Фел в половину девятого, — ответила Дарси. — В девять я должна быть в пекарне. Баки перевёл взгляд на часы, висевшие на противоположной стене. — Спать осталось всего ничего. Благодаря мне. — Благодаря тебе. Дарси забрала полотенце со стола и повесила его на крючок. Баки потушил свет, и они, не глядя друг на друга, вышли из кухни. Когда она повела его на второй этаж, он заметил, что вполне мог бы обойтись и диваном в гостиной, на что Дарси справедливо возразила: какой смысл покупать дом, если ты не можешь разместить в нём гостей со всеми удобствами? Стыд, который она испытывала за бардак, сменился привычным раздражением. Кроме того, в доме царила полутьма и было трудно разглядеть в ней беспорядок. Ей предстояла та ещё ночка — четыре часа в одной постели с маленьким ребёнком. Плюс ко всему, она вновь поела на ночь, что гарантировало ей нелёгкое пробуждение. Это был очень длинный день, и создавалось впечатление, что он никогда не закончится, так и перетечёт в следующий, где её будет ожидать всё то же самое: усталость и недовольство. Ну, и отёки на лице. — Как ты справляешься? — вдруг спросил Баки. Дарси уловила в его голосе оттенок горечи. — Я хочу сказать, как ты справляешься на самом деле? Дарси собиралась, не раздумывая, ответить, что у неё всё хорошо. У неё всегда всё хорошо. Она ведь грёбаная королева Великобритании и её содержит Английский Парламент. Ей вдруг вспомнились слова детской песенки из мультфильма, что сегодня смотрела Фел:Невозможно, не измучив, Дать ответ на каждый случай.
Дарси злилась на Барнса, но эта злость, как и раньше, была пустой. У неё никогда не было объективной причины. У неё никогда не было настоящей причины, чтобы испытывать столько гнева, столько раздражения и нетерпимости по отношению к окружавшим её людям. Они остановились в коридоре напротив двери, ведущей в комнату для гостей. Баки был прямо за её спиной. Дарси почувствовала, как её губы почти что против воли начали растягиваться в неестественной, нехорошей улыбке. В такой улыбке, для которой она была ещё слишком молода. Но ведь она была слишком молода и для того, чтобы стать вдовой, разве нет? Она толкнула дверь и её лицо тут же обдало потоками прохладного воздуха, создаваемого кондиционером. — Я не справляюсь, — ответила она. — На самом деле, я не справляюсь ни с чем. Дарси нашарила ладонью выключатель на стене, и комната озарилась мягким желтоватым светом ламп. Теперь она могла видеть Баки, а он видел её. У него было сильное, тяжёлое лицо, уже не столь выразительное, как прежде, но всё ещё привлекательное. Его улыбка и спустя годы сохранила мальчишеское обаяние. Только сейчас он не улыбался. Дарси ненавидела неловкое сочувствие, которое окружающие проявляли к ней весь последний год, и когда Баки заговорил, она была рада услышать в его голосе не напускное сострадание, а усталость и обречённость. Именно то, что она чувствовала всё это время. — Я знаю, — просто сказал он. — Я вижу. Между ними снова повисло молчание, на этот раз ещё более напряжённое. Дело не в том, как ты выглядишь или как ведёшь себя, — говорил его взгляд, — и мы оба понимаем это. Может быть, всё потому, что она встретила его раньше, чем Стива? Потому, что однажды своим телефонным звонком он по счастливому случаю отвлёк её от совершения чего-то непоправимого? Потому, что продолжал звонить и после, каждый раз заставая её врасплох? Или, может быть, из-за того, что он дал ей это дурацкое прозвище? Она выгорела и её сознание было воспалено. Заметив, что взгляд Дарси сделался задумчивым и расфокусированным, Баки шагнул к ней, чем мигом привёл её в чувство. Она едва сдержалась, чтобы не отступить. — Дарси, — с мягким, почти тягучим акцентом произнёс он. — Если тебе нужна какая-то помощь, любая помощь… Ещё до того, как он успел договорить, Дарси принялась с остервенением расчёсывать запястье левой руки. Она отрицательно покачала головой. Цинизм в её улыбке сменился печалью. «Я не могу просить о помощи. Я не могу просить о помощи тебя». Случись ей тонуть в океане, она бы молча пошла ко дну в пятидесяти футах от пляжа с выражением «так и знала!» на лице, но так бы и не позвала на помощь. Дарси не обращалась к людям за услугами и крайне редко предлагала свои. Словно прочитав её мысли, Баки добавил: — Тебе вовсе необязательно всё делать одной только потому, что ты боишься попросить. Дарси было открыла рот, чтобы возразить: ничего она не боится, пусть там себе не воображает, но Баки перебил её: — Твоя машина, похоже, доживает свои последние деньки. Тяга вот-вот полетит. Конечно, она не думала, что Барнс, в прошлом автомеханик и весьма неплохой, не услышал шумы, что издавал мотор её автомобиля. Она просто надеялась, что он не вспомнит об этом. Увидев на его лице плутоватую улыбку, Дарси недобро прищурилась. — Шёл бы ты… спать, умник. И тут они синхронно, как по команде начали смеяться. Дарси — потому, что его бесцеремонная манера разговора вызвала у неё какие-то неясные и приятные воспоминания, а Баки — потому, что его всегда смешило её недовольство. — Заткнись! — прошипела она, толкнув его в плечо. — Разбудишь Фел. Но они продолжали давиться смехом, прижимая ладони к ртам. В последнее время Дарси всё доводила до абсурда: расчёсывала руки и плечи до кровавых полос, если рыдала, то навзрыд, если смеялась, то так, как сейчас, — до слёз. Она вдруг подумала: «Он никогда не был мне врагом. Он смеётся не надо мной, а вместе со мной». — Нет, серьёзно, — с трудом выдавил из себя Баки. — Сколько ты уже ездишь на этом дерьмомобиле? — Этот дерьмомобиль привёз тебя сюда. И я уже сто раз успела пожалеть об этом. Лицо Баки было красным от смеха. — Окей, окей, ты права, — он поднял ладони вверх, как бы признавая своё поражение. — Но насчёт тяги я говорил серьёзно. Ты же не хочешь в один прекрасный день застрять на Хэптонс-роуд? Чёрт побери, как будто ей это было впервой. После внезапного взрыва смеха Дарси ощущала невероятную усталость — такую, когда с трудом удаётся держать глаза открытыми. — Поговорим об этом в другой раз? — предложила она, широко зевнув. — Кстати говоря, ты ведь помнишь, что некоторые из твоих вещей всё ещё у меня? Хитроватое и насмешливое выражение исчезло с лица Баки. Дарси ощутила к нему первый слабый порыв симпатии. — Моё барахло занимает много места? — спросил он. — Нет, но… «Да! Да! — злорадно отозвался внутренний голос, тот самый, что обычно озвучивал остроумные оскорбления для людей, раздражавших Дарси. — Ты занимаешь слишком много места для человека, который здесь даже не живёт». — Ничего, если они побудут у тебя еще немного? — Баки принялся стягивать рубашку с плеч. — Я заберу их, как только вернусь из Литл-Рока. — Когда ты уезжаешь? — В субботу. Пробуду там недели две, не больше. Ты же знаешь, ма теперь живёт в Хэппилайф Эстейт, дом продан, а я ненавижу местные отели. Долго я там не протяну. — Как она? — спросила Дарси, имея в виду его мать. — Ну, — Баки почесал шею, избегая её взгляда. — Неплохо. Наверное. Она всё ещё узнаёт меня. У Амелии (некогда Барнс, а теперь снова, как и в девичестве, Тинли) несколько лет назад диагностировали болезнь Альцгеймера, и теперь она жила в доме престарелых. — Это хорошо, — осторожно заметила Дарси. — Да, — с напускной весёлостью отозвался Баки. — Ма выглядит и ведёт себя куда лучше большинства пациентов. У неё имеется пневматическая труба, доставляющая ежедневные таблетки прямо в комнату. И они там всё время сидят на каких-то цветных диетах. Они немного помолчали, прежде чем он вновь заговорил: — И всё-таки нужно посмотреть твою машину. Может быть, когда я вернусь? Если она, конечно, доживёт до этого славного дня. Дарси наградила его недовольным взглядом. Баки бросил рубашку на постель, оставшись в футболке. Он поднял глаза кверху и посмотрел на работающий кондиционер. — Я выключу, не то тебя продует, — Дарси взяла в руки пульт, нажала на кнопку, и спустя несколько мгновений шум стих и воздух застыл вокруг них. — Спасибо, — Баки повернулся к ней. Он больше не улыбался, но и прежнее выражение строгости тоже исчезло с его лица. Он выглядел усталым, но довольным жизнью. — Спасибо за всё. Классная комната. — Надеюсь, тебе будет удобно, — Дарси направилась к двери, с трудом передвигая ноги. Тело налилось тяжестью. — Не проспи подъём. Иначе я отправлю к тебе Фел, и твоё утро начнётся с песенки Котопса. Баки усмехнулся. Не проспи подъём — это семейная шутка Дарси и Стива. Утро военного всегда начинается раньше, чем у остальных, и эту привычку не искоренить ничем. Даже тяжёлым похмельем. — Спокойной ночи, птичка, — сказал Баки. — Помни, что я сказал тебе. Взявшись за дверную ручку, Дарси обернулась. — О машине? — спросила она, скорчив гримасу. — Да всё с ней… — О помощи, — перебил её Баки. — О любой помощи. Некоторое время они смотрели друг на друга, словно каждый ожидал от другого ещё каких-нибудь слов. Расчёсанное запястье напомнило о себе нестерпимым зудом, и Дарси пришлось приложить немало усилий, чтобы не начать чесаться вновь. — Спокойной ночи, — пробубнила она в ответ и скрылась за дверью. Вернувшись в свою спальню, Дарси обнаружила Фел крепко спавшей на спине и пускавшей слюни на подушку. Дарси стянула резинку с волос и бросила её на тумбочку. Когда она легла и кровать прогнулась под её весом, Фел заёрзала, но почти сразу же замерла. Дарси осторожно вытянулась на постели. Едва ли успело пройти больше пяти минут, прежде чем она поняла, что засыпает. Ей овладело прекрасное ощущение мягкого погружения в ночь, соскальзывание в поток неизвестного. Вялые мысли по-прежнему роились в её сознании. Они были глупыми. «Бакс Банни звучит почти так же, как Баки Барнс. Нахальный кролик». Дарси сонно улыбнулась. Она почувствовала, как напряжение, скопившееся за день, начинает проходить. Когда ей было двенадцать, её старший брат Калеб принёс из леса белокрылого клеста. Птица прожила у них около двух недель, а потом сдохла от обжорства. Калеб слишком часто кормил её. Если Дарси и могла ассоциировать себя с какой-нибудь птичкой, то только с тем раздувшимся клестом, утратившим способность летать. «Я не справляюсь ни с чем. Я никогда не прошу о помощи. И я не могу говорить «нет». Другая мысль была о письме, полученном от Стива, и о новой открытке, но эта мысль была далёкой и тяжёлой. Она не помещалась в её голове. Потому что она уже почти спала. А сон, как говорила Сара, одна из главных радостей, доступных человеку. Этого не ценишь, пока не лишишься. Ничего не ценишь, пока не потеряешь. «Я знаю». — Я вижу, — едва слышно пробормотала Дарси и наконец уснула.