Своя цена

Мама. Всего лишь еще раз оказаться в ее теплых, ласковых, самых родных на свете объятиях. Они до сих пор вспоминали, с каким восторгом она брала в ладони их нехитрые поделки, с нескрываемым восхищением разглядывая большеголовых лошадок, каменных куколок с нелепо сморщенными личиками или бумажных птичек, которых, конечно, можно было бы свернуть и руками, но смотри! Смотри, что мы умеем, мама! А она смеялась в ответ, ероша им волосы и прижимая к себе, для виду упиравшихся – «Мы ведь уже не маленькие!» – но все равно улыбавшихся от уха до уха. И восхищенно приговаривала, как она гордится такими талантливыми детьми – единственными на всю округу, что сумели освоить алхимию! И присаживалась рядом, всегда находя время для того, чтобы посмотреть на очередное преобразование – пусть простенькое, пусть не без огрехов, но это же все равно потрясающе, когда из дерева, как из глины, вылепляется птичка – ведь правда же, мама?.. Мама. Мама. Мама. Тогда она была для них целым миром. Центром Вселенной, неугасимой звездой, вокруг которой вращались их небеса. Когда она улыбалась, когда в полушутливой угрозе сдвигала брови или даже когда вздыхала, наклоняясь и начиная прибирать учиненный ими в кабинете отца беспорядок – казалось, что так будет вечно. Что столп, на котором покоится их счастливое детство, не обрушится никогда, и только через много-много лет… а может быть – и никогда… …Они ведь тогда еще не знали, как быстро наступит это «никогда». Всего через какой-то год. А потому – плакали. В голос. Даже Эд, что уже считал себя взрослым и вполне самостоятельным, ревел как теленок, пока бабуля Пинако утирала ему сопли, тогда как Ал тихо всхлипывал рядом, крепко вцепившись в руку брата. К ним подходили какие-то люди – в памяти остались лишь черные траурные костюмы – и говорили какие-то слова – которые, несмотря на завидную память, мальчики не вспомнили бы и через минуту. Потому что значили эти соболезнования и утешения, если они видели свою маму с навеки замершим лицом, с холодными бледными губами, которых уже никогда не коснется улыбка? Если стояли у раскрытого зева могилы, в которую опустили деревянный гроб, и смотрели, как темные комья земли покрывают его целиком, погребальным саваном, навеки разделившим Тришу Элрик и ее любимых сыновей? Мама! Мама! Ма-ама! И еще долго, долго они просидели у надгробного камня, словно надеясь, что что-то еще можно изменить. И именно там, на безмолвном кладбище, впервые пришла в голову мысль: «А почему бы и нет?». После чего братья начали разрабатывать план. Секрет. Маленькая тайна. Они справятся, обязательно справятся! Мама всегда говорила, что из них вырастут замечательные алхимики, так неужели не смогут? А может быть, всем тем, кто выдумал это глупое правило, просто не хватило умений? Или смелости? Или желания попробовать? А может, тот, кто решил, будто человеческая трансмутация запрещена, сам не смог ее провести и таким вот нехитрым образом избавил себя от позора? Они все узнают сами. Сами соберут ингредиенты. Сами начертят круг – самый лучший, самый большой алхимический круг, который уж точно заставил бы маму от восторга захлопать в ладоши! Сами высчитают необходимое количество всех веществ, которые содержатся в теле взрослого человека, и сами же проведут преобразование – самое потрясающее, самое невероятное преобразование в истории! После чего мама снова откроет глаза, и удивится тому, что они все собрались в подвале, и все равно улыбнется, и протянет к ним свои теплые, родные… … – Йо. А вместо этого – лишь короткое, почти издевательское приветствие. Едва различимый в белой пустоте белоснежный силуэт – странно знакомый… это ребенок? И огромные, будто бы крепостные ворота из черного камня, перегородившие весь известный мир. Они всего лишь хотели вернуть себе ту счастливую семью, которой были до смерти матери – но жестокий Истина, не делая скидок на возраст, вместо этого лишил их самой возможности снова ощутить тепло родного человека. У одного из них он отобрал ногу, швырнул наивного гордеца на колени, а другого, вслепую последовавшего за братом, лишил всего тела, вынудив Эдварда уже по собственной воле расстаться и с правой рукой, только бы успеть заключить душу Альфонса в громоздкие металлические доспехи. Ведь они наивно посчитали, что умнее всех алхимиков мира. И заплатили свою цену.