Проклятие (бойся страхов своих!)

Два дня до суда... И я все еще жив. Свидание с Гарри как будто вернуло мне силы (хотя так и бывает в магических браках, когда во время секса партнеры делятся друг с другом еще и магией, но наручники, конечно, препятствовали нам сделать это), и пару дней я чувствую себя почти как обычно, не считая полной потери вкуса. Я понимаю, что со мной происходит, когда мой бывший ученик, работающий охранником внутренней тюрьмы Аврората, предупреждает меня за обедом о безбожно переперченной бобовой похлебке, а я снова ощущаю во рту лишь преснятину пергамента. Потом опять накатывает безмерная усталость, а боль в сердце терзает еще сильнее, чем прежде. Я раньше был физически вынослив (может быть, за исключением детских лет, когда родители постоянно ссорились при мне, и это ослабляло мое магическое ядро, принуждая меня часто болеть), поэтому злюсь на себя за слабость. Я лежу и пытаюсь разглядеть в зарешеченном окне кусочек ночного неба. За дверью, как всегда, мертвая тишина. На этом этаже больше нет ни одного заключенного. Гарри содержат выше. Неожиданно безмолвие нарушает топот ног. Люди снуют взад и вперед по коридору, слышатся приглушенные возгласы. Я встаю и подхожу к двери, но все уже стихло. Возвращаюсь на кровать, хранящую тепло моего тела, закрываю глаза и проваливаюсь в сон. – Профессор Снейп, проснитесь, – кто-то трясет меня за плечо. – Пожалуйста, проснитесь. Сейчас тут будет Министр. Чувствуя озноб от внезапного пробуждения и все еще плохо соображая, я приподнимаюсь на локтях и вижу, как охранник, посторонившись, пропускает в камеру высокого чернокожего мужчину – Министра магии Кингсли Шеклболта. Он наколдовывает табурет и садится напротив меня. Его темное лицо сияет. – Северус, случилось невероятное! Пойман настоящий убийца. Это Родольфус Лестрейндж. Вы с Гарри полностью оправданы и тотчас же будете с извинениями отпущены домой... Его губы еще шевелятся, но я не могу разобрать ни единого слова. Будто ледяной обруч стискивает мое сердце, грудную клетку пронзает адская боль, и дальше я уже ничего не ощущаю. *** Белые стены и мягкая подушка под головой... С трудом набираю полные легкие воздуха. Больно, но не смертельно. С ума можно сойти, я, кажется, снова выжил! Это уже входит у меня в привычку. Зарешеченное окно под потолком – значит, я в тюремном госпитале. Дверь в палату открывается, и заходит Гарри. Бледный, расстроенный, одетый в новую футболку и джинсы (одежда, которая была на нем в Норе в день смерти Рона и Молли, понятное дело, пришла в абсолютную негодность, а мантий он не любит) и, к счастью, уже без магических наручников. Поднимаю руку – на мне их тоже нет. Следовательно, это был не бред и не сон. Мы и в самом деле свободны! – Ты меня напугал, – говорит Гарри мертвым, безжизненным голосом, в котором сквозит отчаяние. – Целители сказали, что у тебя был инфаркт. – Ну вот, – усмехаюсь я, делая осторожный вдох и убеждаясь, что сердце, похоже, на месте. – Эти чертовы наручники довели меня до общего магического истощения. Инфаркт. Надо же! Болезнь магглов! Ты не проверил, мы с тобой еще не сквибы? Он как будто не замечает моих попыток пошутить и продолжает стоять, вперив невидящий взгляд в пустоту. – Гарри, мне не нравится твое настроение. Если ты так убиваешься из-за меня, хочу заметить, что я жив, и ты понапрасну тревожишься... – Сев, пока тебя откачивали целители, кое-что случилось. Нечто ужасное. Я не знаю как... объяснить тебе. Не сейчас. Ты чуть не умер несколько часов назад! – Гарри, я уже не умер и делать этого в ближайшее время не собираюсь! Так что если тебе вернули палочку – наколдуй себе стул, а если еще нет – поищи в других палатах. Бледное подобие улыбки появляется на его губах, он наклоняется и бережно целует меня. – Гарри, я не стеклянный! Не надо так дрожать надо мной! Сядь уже, мне неудобно смотреть на тебя снизу вверх. Ты не забыл, что я едва не умер от радости? Не заставляй меня испытать это незабываемое ощущение от ожидания неизвестно чего! – ворчу я как заправский старикан. Кажется, мой насмешливый тон убеждает Гарри сдвинуться с места. Он делает неуверенный взмах палочкой и гасит магический факел. Глубоко вздыхает, с раздражением бросает палочку на мою постель и идет искать стул. Через пару минут он возвращается с низенькой скамеечкой в руках – видимо, первое, что попалось под руку. Ставит ее возле кровати, садится и закрывает лицо руками, а я не в состоянии пока до него дотянуться. У меня почти ничего не болит, но слабость зверская и голова кружится. – Мерлина ради, не тяни ты книззла за хвост! – я уже по-настоящему сержусь. – Возьми себя в руки! Аврор называется! Что там такое произошло, пока я в очередной раз собирался расстаться с этим справедливейшим из миров, в котором мы с тобой чуть было не попали под раздачу? – Я допрашивал Лестрейнджа, – тихо сообщает Гарри. – Меня вытащили из камеры, так как он отказывался говорить с другими аврорами. К нему даже сгоряча применили Круцио, а он вопил, что будет отвечать только мне. Ну и... Короче, начальство решило – вреда не будет, на мне ведь магические наручники... А под дверь они засунули Удлинители Ушей Джорджа (это такие штуки, как провод. Вставляешь в ухо – и слышно все, что в комнате делается). Сев, – его начинает трясти, – я правда не могу... Осторожно и медленно поворачиваюсь на бок, отвожу его прижатые к лицу ладони и целую холодные пальцы. С лицом у него что-то ужасное: оно даже не бледное, а вообще посеревшее, зеленые глаза какого-то тускло-болотного оттенка, и в них, не проливаясь, стоят слезы. Хотя мне вредно сейчас напрягаться, смотрю ему прямо в глаза, гипнотизируя, как удав птичку, и спокойно произношу: – Гарри, ты должен мне все рассказать. Он дрожит еще сильнее. Потом тяжело сглатывает и продолжает: – Мне велели дать ему Веритасерум, но он заявил, что ему и без зелья не терпится меня «порадовать». Сев, – слезы наконец катятся из его глаз, оставляя на бледных щеках блестящие дорожки, – он кинул в меня каким-то чудовищным заклинанием, хранящимся в его роду Мерлин знает сколько веков. Оно у них передается из поколения в поколение от отца к сыну... я не очень хорошо понял, он все время смеялся и проклинал меня... Сообщил, что не представляет, как снять проклятие... Только постоянно спрашивал, готов ли я заплатить НЕПОМЕРНУЮ ЦЕНУ... сказал, что в течение года любой человек, пробывший со мной достаточно долго, пострадает, а главное – я потеряю четырех близких мне людей. По одному за Беллатрису и Рабастана и двоих – за Лорда! И главный в этом списке смертников – ты! Он страшно удивился тому, что ты до сих пор жив, но издевался, что это ненадолго и ты умрешь еще до того, как сойдет «браслет»… Когда я вышел из комнаты для допросов и меня известили, что ты... ты... Он замолкает, обнимает меня и давится слезами. Мой бедный, любимый мальчик! – Ну вот, ты же сам видишь, что все отлично. Может, этот... инфаркт из-за этого и произошел, – утешаю я его, почему-то не веря произносимым мной словам. – Сев, – всхлипывает Гарри, – он добавил, что жертвы проклятия умрут от того, чего сильнее всего боятся. И я вдруг вспомнил наш давнишний дурацкий разговор с Симусом и Роном. Как Симус боялся оказаться парализованным, а Рон – истечь кровью... Ведь так оно и вышло! – А я боюсь потерять тебя! – говорю я, припоминая летний парк, плед, тепло его тела под моими руками и свое собственное «боюсь ничего не чувствовать». – Это ведь могло случиться, не попадись Лестрейндж твоим коллегам. Успокойся. Я с тобой. Я в порядке. Мы вернемся домой, и все встанет на свои места. – А если, – он немного успокаивается, – нам какое-то время пожить раздельно? – У тебя на примете есть кто-то помоложе? – спрашиваю я, вздергивая бровь и таким тоном, что он вспыхивает до корней волос. – С ума сошел?! Я просто боюсь за тебя. – Молодой человек, вы забываете, что мне почти сорок восемь лет, я совершеннолетний волшебник, владеющий «основами» зельеварения и кое-какими «пустяковыми» заклинаниями, в том числе и Темными. И я вполне способен за себя постоять. И за тебя, – добавляю я, привлекая его к себе. – Иди ко мне, несчастье! – Сев, тебе твой инфаркт мозги повредил! Это больница, в любой момент целители могут войти! – шепчет он, нежно целуя мое лицо. – Вы, мистер Поттер-Снейп, прямо сексуальный маньяк какой-то! – смеюсь и глажу мокрые от слез щеки. – Я прекрасно умею держать себя в руках в общественных местах и ничего ТАКОГО от вас не хочу, можете не волноваться за вашу невинность. Кроме того, я теперь несколько не в форме, а с подарками по случаю годовщины нашей свадьбы мы, к счастью, уже закончили. Поэтому всего-навсего полежи со мной... *** Я провожу в тюремном госпитале еще три дня. Гарри, естественно, уходить домой отказывается наотрез, и ему позволяют спать на соседней койке, благо палата, рассчитанная на десять человек, сейчас пустует. В конце третьего дня мне возвращают бывшую на мне в момент ареста одежду, волшебную палочку и обручальное кольцо, которое я надеваю как можно быстрее, чтобы Гарри не заметил ярко-алых букв, складывающихся в мое имя. Нас просят явиться к Министру магии, подготовившему приказ о нашем освобождении и официальное извинение, которое завтра будет напечатано в «Ежедневном пророке». Кингсли уже не так сияет, как во время нашей последней беседы, вероятно, он уже ознакомился с протоколами допроса Лестрейнджа. Он объявляет Гарри, что, пока метка от заклятия остается у него на руке, на работу ему возвращаться, разумеется, нельзя, и тут же очень расстраивается, получив в ответ от Гарри заявление об увольнении. Он даже спорит, убеждая Гарри, какой он ценный сотрудник, и с горечью признает, что паршивые овцы бывают в каждом стаде (делаю себе заметку расспросить Гарри о причинах, побудивших его уволиться). Что же касается меня – я могу приступить к занимаемой должности тогда, когда почувствую себя достаточно хорошо. – Послушайте, если вам нужна любая помощь в поисках контрзаклятия, я готов... – Не стоит, Кинг, – останавливаю его я. – В Блэк-хаусе обширная библиотека, мы сами займемся поисками. Все равно Гарри необходимо чем-то себя занять, а находиться рядом с ним отныне не стоит никому, кроме меня... Еще по крайней мере пять месяцев... – Но ведь ты тоже... – пытается возразить Министр. – Я фаталист, Кинг. С начала действия Проклятия минуло уже полгода, а я все еще жив, как видишь. Может, обойдется. Гарри за все время нашего разговора не произносит ни слова. Он уже понял всю бесполезность уговаривать меня уйти и переждать. За прошедшие три дня мы постоянно обсуждали эту тему, и я сумел убедить его, что, во-первых, заклятие коснется меня даже в том случае, если я спрячусь в Нурменгарде, а во-вторых, вместе у нас есть шанс изучить имеющиеся в доме на Гриммо в немалом количестве книги по Темным искусствам и, может быть, нам повезет найти именно то, о котором говорил Лестрейндж. Остается лишь один вопрос – как мы все-таки попадем домой! От наших палочек, разумеется, толку сейчас никакого – магические наручники почти за месяц заключения вытянули из меня столько волшебной силы, что на ее восстановление уйдут наверняка несколько недель, а Гарри еще до этого был ослаблен откатом. Кингсли предлагает провожатого из Министерства, который поможет нам с аппарацией или доставит каждого по отдельности через каминную сеть, но тут внезапно вмешивается Гарри: – Спасибо, Министр, но ваши сотрудники за последний месяц «провожали» и «доставляли» нас так часто, что мы не хотим утруждать их снова. Мы попробуем добраться сами. Мы с Кингсли переглядываемся, все еще не догадываясь, что он задумал, но не возражаем. В конце концов, он – бывший Мальчик-Который-Выжил, а дойти (пусть и пешком) до любой точки в Лондоне не сложнее, чем убить Волдеморта. Выйдя из здания Аврората, я с нескрываемой иронией интересуюсь у Гарри, как именно он предполагает без помощи магии достичь расположенного в совершенно другом квартале дома, на что Гарри беспечно отвечает: – Очень просто. Мы поедем на метро. Только сними мантию. Я подчиняюсь и остаюсь в черной рубашке и брюках, в общем-то, неотличимых от маггловских, а Гарри в его, как молодежь говорит, «прикиде» сейчас вообще невозможно принять за волшебника. – А деньги? – спохватываюсь я. – У меня завалялось в старых джинсах несколько фунтов, с ТОЙ нашей вылазки в немагический Лондон. – («Ясное дело, он имеет в виду покупку костюмов для церемонии похорон Симуса», – думаю я, попутно понимая, что Рона и Молли, разумеется, похоронили без нас.) – Мне их вернули после освобождения. На два билета хватит. Мы не без труда находим вход в метро, Гарри довольно ловко управляется с покупкой билетов, и тут обнаруживается неожиданное и чрезвычайно унизительное для меня затруднение: я, который годами практически не вылезал из подземелий и неоднократно пользовался движущейся лестницей, чтобы попасть в кабинет сначала Дамблдора, а в последний год и мой собственный, внезапно ощущаю панический страх перед тем, как, зажатый со всех сторон несущимися по своим делам магглами, встать на резко уходящую вниз ступенчатую ленту, которую Гарри называет эскалатором. Вероятно, он чувствует мою панику, потому что тут же берет меня за руку и нежно проводит по ложбинке между большим и указательным пальцами. – Расслабься, я встану впереди тебя. Просто закрой глаза и не смотри вниз. Доверься мне.