Оживший роман

      Все мои представления о разбойничьем логове ограничивались тем, что оно находится в лесу. Не знаю почему, наверное, по большой глупости и наивности, я представляла себе один большой костер и лежаки вокруг. Однако, то, что предстало моему взору, было больше похоже на небольшую лесную деревню. Правда, вместо домов были землянки, с поросшей крышей, а костер был не один, их было несколько, но все они мелкие, едва заметные. Дождь сейчас прекратился и, кажется, все, кто оставался здесь спешили сделать что-то съестное, лишь бы не голодать. Пока я удивленно оглядывалась, Дубровский отдал какие-то приказы, подошедшим, а затем предложил руку, чтобы я могла опереться.       — Конечно, это не царские дворцы, даже не поместье или мало-мальски приличествующий Вам дом, но, смею надеяться, что Вы стерпите такие неудобства, пока я не придумаю что получше, — вещал Дубровский, придерживая меня, когда я в очередной раз наступила на подол платья (я держала его, Зевсом клянусь!).       — Ничего, Владимир Андреевич, — мне стоило больших усилий одновременно идти, путаясь в юбках, и мило улыбаться ему, — здесь не так уж плохо, а я сейчас в таком положении, что Ваша землянка покажется мне царскими покоями. Ну, знаете, как говорят, рай в шалаше.       Дубровский ответил вежливой улыбкой, похоже, он всё так же придерживался мнения, что приличной девушке не стоит долго находится в таком месте, да что там, вовсе не стоит находится, но ситуация была безвыходной. Я мельком следила за ним, обзаведшимся небольшой щетиной, встрепанным, в грубом плаще и с шашкой на поясе. Выглядел он безмерно сексуально, не была б я юной дворянкой, так бы и накинулась на него… Эх! Дубровский скосил взгляд, замечая моё внимание и, похоже смущаясь.       — Простите, если сможете, мой вид, — он сконфуженно провел рукой по волосам, пытаясь придать им вид получше.       «Ох, ты ж мой сексуальный герой из классической литературы!», — я, закусив губу, пялилась на Дубровского, не в силах отвести взгляд. Это было моей ошибкой — я вновь оступилась, на этот раз на ровном месте и, взвизгнув, повисла на Владимире. Тот ухватил меня за талию и подтянул, ставя на ноги, а моя голова уже снова была забита всякими глупостями, вроде того, что его губы буквально в паре сантиметров.       — Марина Павловна, Вы как? — немного хрипло спросил Дубровский, наклонившись.       Клянусь, если бы не эти настороженно-удивленные взгляды его людей, сверлящих нас, а в особенности меня, то я бы завалила его прямо здесь, плюнув на все приличия. Увы, пришлось только кивнуть в ответ, как бы говоря, что со мной всё хорошо. Говорить внятно я не могла в тот момент.       — Мы пришли, — Дубровский выпустил меня из своих объятий, — Это Ваше временное пристанище. Если я вдруг понадоблюсь, можете спросить у этих милых людей, где я или же, знайте, я ночую в той землянке.       — В той? — я удивленно хлопала глазами, — Мне казалось, что это — Ваша землянка.       — Моя, — подтвердил Дубровский, улыбаясь, — Однако, не хочу стеснять Вас ещё больше. Вы и так оказались в таких условиях…       — Хотите, чтобы я одна спала в сырой землянке? — пришлось включить деффачку.       — Если Вы настаиваете, я позову кого-нибудь из жён моих людей, некоторые живут с ними, они наверняка…       — Владимир Андреевич, Вы что бросаете меня на произвол судьбы? — драматично вопросила я, привлекая ещё больше взглядов, которые теперь были ещё менее дружелюбными.       — Марина Павловна, — Дубровский, принял моё начало истерики за само собой разумеющееся, судя по его легкой улыбке, даже больше он эту истерику уже давно ждал.       — Марина Павловна, — успокаивающе повторил Владимир, — одно Ваше слово, и я буду, словно пёс, сторожить Ваш покой.       — Нет, — растерялась я, — Ну, зачем же как пёс? Зачем же? Просто… Эм… Я пойду, пожалуй.       Ко мне вдруг пришло осознание того, как некрасиво я себя повела, может для местных дворянок — это норма, но я ведь не одна из них. Землянка оказалась жутковатой и тёмной, да и тучи опять сгущались. Думаю, мой возница уже прибыл обратно, теперь все ужасно беспокоятся… Или нет. Я прикрыла глаза и осторожно опустилась на «кровать» — грубо сколоченную широкую лавку. Здесь пахло сыростью и было немного холодно, я начинала ощущать себя так, будто попала в тюрьму.       — Господи, или кто там, пожалуйста, пусть сюда только черви не пролезут! — жалобно захныкала я, складывая руки в молитвенном жесте и поглядывая на стены, старательно заложенные деревом.       В дверь осторожно постучали и я, вздрогнув, подскочила на лавке. Дождавшись моего ответа, внутрь зашел Дубровский с едой, а за ним крепенький мужичек, тащивший мои вещи. Они их забрали, надо же! Владимир оставил тарелку на столе у противоположной стены и собрался было уйти за мужичком, но я ухватила его за руку.       — Марина Пав… — начал было он, но прервался, когда я заключила его в объятия и уткнулась носом ему в грудь. Дубровский осторожно положил свои руки мне на плечи и ободряюще погладил по спине.       — Вы просто… — голос его звучал хрипло, и он, прокашлявшись, продолжил: — Вы устали, Вам нужно отдохнуть. Обещаю, я найду Вам лучшее место. Марина Павловна, я… я… я сделаю всё для Вас. Всё будет хорошо.       «Ты ж мой пупс, ну разве можно быть таким милым?» — мысленно стонала я. Долго Дубровского мучить не стала, и обратила пристальное внимание на еду. Это была самая обыкновенная картошка с огурцом, но мне она показалась изыском: я и не заметила, как сильно проголодалась.       — Владимир Андреевич, — с упреком сказала я мужчине, который уже двигался к выходу, — Вы куда это?       — Уже вечер, думаю, нам обоим нужно поспать.       — Владимир Андреевич! — я отставила недоеденную картошку, — Не уходите! Пожалуйста! Мне здесь одиноко и страшно, а у Вас хоть лицо знакомое.       — Марина Павловна, Вы осознаете, что просите остаться на ночь холостого мужчину? — нахмурился Дубровский.       — Я в Вас уверена! — горячо заявила я, прижимая руки к груди.       — Да, но Ваша репутация…       — Полноте, Владимир Андреевич! Что мне осталось от той репутации? Вы слышали, что приключилось со мной в Петербурге?       — Слыхал, — кивнул Дубровский, сохраняя серьезный беспристрастный вид, — Однако уверен, что это низкие наветы, учитывая Ваш особый талант притягивать к себе двусмысленные ситуации.       Я фыркнула и отвернулась: пусть знает, что обиделась. Он, впрочем, уверена, даже не понял на что. Да, мужчины не меняются через века. Через пять минут его безуспешных попыток узнать на что же я обиделась, мне пришлось пойти на попятную:       — Вы сможете искупить свою вину, если останетесь со мной! И да, я в Вас полностью уверена, думаю, и Ваши люди ни за что не подумают о том, чтобы Вы могли воспользоваться подобной ситуацией! Уверена, они верят в Вас, не меньше чем я!       Моя пылкая речь, похоже возымела эффект. Дубровский мягко улыбнулся:       — Милая, Марина Павловна, — тихо начал он.       — Что? — подозрительно спросила я, ожидая, что он всё же откажет.       — Н-ничего, — стушевался он вдруг, — Вам принесут воды, смыть грязь, а я пока окончу дела и сразу же приду.       Воду мне принесли, тёплую и приятную. Её принесла Клавдия, крепкая женщина преклонного возраста, она помогла мне и оказалось очень дружелюбной. Я как раз попрощалась с ней, надела ночнушку, скорее по привычке, чем по надобности, и спряталась под одеяло, когда в дверь постучали, и вошёл Дубровский. Он выглядел посвежевшим, но всё ещё со щетиной, рубаха была немного распахнута, а плащ он держал в руках.       — А где Вы будете спать? — осторожно спросила я, следя как Владимир бросает плащ на стул, пристраивая рядом шашку, а на стол кладя револьвер.       — На стуле, — улыбнулся он, — Я неплохо сплю сидя, должен заметить. А Вы возьмите ещё одеял, они в сундуке: по ночам здесь холодает.       — Ну нет, я и так Вас стеснила! Ложитесь лучше ко мне.       — Марина Павловна! — Дубровский пораженно уставился на меня, — Это плохая идея. Уверяю, я вполне обойдусь стулом.       — Владимир Андреевич, — с нажимом сказала я, выползла из-под одеяла, поднимаясь на колени и упирая руки в бока, — Вам нужно выспаться, к тому же Вы сами сказали — здесь холодает, так что марш в кровать! Тем более мы уже решили, что никто никого домогаться не будет!       Сказать, что Дубровский обалдел — ничего не сказать, он, будто на автомате, захватил одеяла из сундука, сел на край постели и скинул сапоги, ложась рядом, словно деревянный солдатик. Я прыснула и заметила удивленный взгляд Дубровского.       — Прости… те… Кхм, что ж, спокойной ночи! — я опустилась на кровать, кутаясь в одеяла.       — Вы что же, совсем не боитесь? — изумленно спросил Дубровский.       — Я в Вас уверена, — сонно повторила я.       — А я нет, — послышалось мне сквозь дрему.